Оправдание Шекспира - Марина Дмитриевна Литвинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осенившая меня мысль оставалась, естественно, какое-то время гипотезой. Теперь она выросла в стройную концепцию, которая больше не создает новых загадок, это – ключ, отмыкающий пока любую дверь, к которой приложен. А дверей множество.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОН
Ожившие тени станут живыми людьми, только если мы увидим их в той исторической среде, где они родились и закончили жизненный путь. Трудная задача – воссоздать как можно более полно обстановку давнего прошлого. С шекспировским временем, казалось бы, легче: существуют прекрасные книги, подробно описывающие явления, вещи, социальные и культурные институты и отношения, обычаи и нравственные установки. Но очень важно не делать эти исторические подробности только рамкой для изображаемого полотна жизни, а уразуметь, как они воздействуют на психику, отношения, поступки людей, создающих это полотно. Только так можно верно понять и оценить события, действия и чувства людей, отдаленные от нас на четыре века.
Но есть и еще один исторический фон – для событий, которые разворачивались спустя два-три поколения после смерти Шекспира, именно в это столетие, семнадцатое, родилось и крепло представление, что автором шекспировского наследия (Первое Фолио – полное собрание пьес Шекспира (1623), «Сонеты» Шекспира (1609), поэмы и несколько стихотворений) был стратфордский мещанин Уильям Шакспер. Только зная тот густой событиями исторический период, можно понять, как представление выросло в теорию и укоренилось, казалось бы, до неискоренимости. Этим историческим фоном мы займемся в главе, посвященной проблеме мифа.
ТРИ СОСЛОВИЯ, ТРИ «ШЕКСПИРА»
Эпоха Шекспира отличается от нашей не только технологическими пробелами, но и мировоззрением в самом широком значении слова. Хотя, конечно, одно с другим взаимодействует и друг друга взаимоопределяет. Осмыслять эпоху будем не только с помощью исторических сочинений, комментариев, пьес того времени, поэзии, но и через характеры и жизненные перипетии главных персонажей этой истории.
Люди, участники исторического процесса, на протяжении тысячелетий в существе своем не меняются, те же плоть и кровь, те же чувства, ощущения, иные только нормы земной морали, понятие божества и способы общения с ним. О мировоззрении той эпохи сказано уже очень много, придется, однако, кое-что повторить.
Шекспировская эпоха – для нас это век с небольшим: начало – год рождения Бэкона (1561), конец – публикация Четвертого, и последнего, Фолио (1685). Но, разумеется, мы не вырезаем этот кусок из истории, чтобы подробнее рассмотреть: он – продолжение и развитие предыдущих лет, их мы тоже не обойдем молчанием.
Бэкон и Ратленд жили в переходное время, неустойчивое, смутное, порой опасное.
Фундаментальные перемены совершались в науке, социальном устройстве, экономике.
Накопление нового и уход со сцены старого – процесс медленный, но неотвратимый под воздействием исторических законов.
Мне эта эпоха в Англии представляется «белым карликом» – в ней в сжатом виде соседствовали три уклада: феодальный, абсолютно-монархический и капиталистический, и каждый имел своих выразителей. Так сложилось, что непосредственные участники «Уильяма Шекспира» и представляют эти три уклада.
Ратленд был феодал до мозга костей. В его жилах текла кровь не только Плантагенетов. Его родословная от Эдуарда Третьего до Эдуарда Четвертого, чья родная сестра Анна была пра-пра-прабабка Ратленда, подробно дана во второй сцене второго акта исторической хроники «Генрих VI. Часть 2». Анна была родной сестрой и Ричарда III; но Ратленд был и барон Росс, его дальний предок по этой линии отца служил у Малькольма, сына короля Шотландии Дункана; став королем после победы над Макбетом, Малькольм щедро наградил своих верных слуг, и шотландский тан Росс стал графом – так сказано в Шотландских хрониках Холиншеда [40]. Всех этих шотландцев – Дункана, Макбета, Малькольма и Росса мы встречаем в трагедии Шекспира «Макбет».
Ратленд родился и в детстве жил в графстве Йоркшир, оплоте феодального баронства, в северной его части. Это о его вотчине и жилище, согласно одному толкованию, написал Джон Донн в элегии «Ревность»: «His realme, his castle, and his diocesse» – «Его королевство, замок, епископат». Оставаясь феодалом, лордом-наместником своего графства – по старой феодальной традиции был обязан поставлять в армию определенное количество вооруженных воинов, пеших и конных, Ратленд в последнее десятилетие жизни стал развивать в своих владениях и металлургическое производство. У него был замечательный экономический советник Лайонел Крэнфилд; Томас Кориэт – еще одна маска Ратленда – называет его своим бухгалтером. Благодаря уму и беспринципности простой смертный Крэнфилд достиг самых высот в управлении страной, стал лорд-канцлером и графом Мидлсексом. Думаю, что это он привел в порядок расстроенное имение Ратленда после неслыханного расточительства графа в годы, предшествующие восстанию Эссекса. В последнее десятилетие XVI века Ратленд был блестящим придворным, поклонявшимся королеве, как Эссекс, Бэкон, сэр Уолтер Рэли. Тогда в Лондоне был культ королевы-девственницы, ее называли Астрея, Цинтия, ей писали хвалебные маски. Ратленд был ее любимец, она заказала ему комедии «Двенадцатая ночь» и «Виндзорские проказницы». Это предположение разделяется и некоторыми стратфордианцами, только под «Шекспиром» они, естественно, подразумевают Стратфордца. Но служить абсолютному монарху Иакову Первому, как служил умершей в его отсутствие – он был в изгнании – королеве, пятый граф, в жилах которого текла королевская кровь, не стал, сказалось, наверное, отвращение к придворным нравам этого царствования и, думаю, баронская спесь.
У Ратленда есть одна особенность, которая отличает его от других видных людей того времени. От него почти не осталось письменных свидетельств общения с друзьями (письма, поэтические
