Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России - Андрей Гронский

Что еще любопытно, в сознании противников ура-патриотической позиции и в сети интернет ура-патриот, «ватник» обычно представал как малообразованный, неумный, склонный к алкоголизации человек. Но в действительности, это очень часто было не так. Приведу цитату из интервью: «В реальной жизни „ватник“ может оказаться вовсе не подвыпившим тупым быдлом, каким его рисуют оппозиционные паблики в интернете, а вполне интеллигентным, добрым и мягким человеком, вашим приятелем, коллегой или родственником, и даже иметь ученую степень, и его политические воззрения оказываются для вас полной неожиданностью, когда вы случайно или нет затрагиваете тему Крыма или Украины. В этот момент благодушие заканчивается, и вы получаете в свой адрес шквал возмущения и негодования».

Думаю, когнитивный диссонанс и эмоциональное состояние, которое возникало у оппонентов при общении с таким человеком, хорошо описал Аркадий Бабченко: «Но если невозможность объяснить трехлетнему ребенку почему нельзя выстрелить из рогатки в Солнце понятна, или невозможность объяснить люмпену, почему плохо ездить по помидорам на тракторе тоже понятна – то эта же самая невозможность объяснить профессору, или писателю, или врачу, или инженеру, почему нельзя отбирать чужое – поражает.

Вот взрослый же человек перед тобой стоит. Умный даже. Но какая-то часть мозга напрочь изъедена этим доведенным телевидением до абсолюта инфантилизмом, и нравственные императивы, принятые в любом нормальном взрослом обществе, не проникают в сознание совершенно.

С ними невозможно разговаривать. Невозможно дискутировать. Как с капризным ребенком, впавшем в состояние истерики. «Зачем ты отобрал у Пети Крым? Брать чужое – плохо. Отдай. Законы надо соблюдать». «Нет! Не отдам! Мое! Мой Крым! Хочу! Не отдам! Моя игрушка!» И все.

<…>

Ну, про комментарии в сети я вообще молчу. Читаешь – и понимаешь, что ответить на это можно только начав с самых азов. С формирования Земли четыре с половиной миллиарда лет назад. Иначе не получится»44.

По моему мнению, в случае интеллектуальных ура-патриотов мы имели дело с локальным нарушением способности к логическому мышлению, связанному с сильной эмоциональной аффектацией, запускающей действие психодинамических защитных механизмов, таких как отрицание, смещение, изоляция, проекция, рационализация, «мышление по желанию» и др45. Конечно же, аналогичные защитные механизмы имели место и у носителей других синдромов, но, по моим наблюдениям, у ура-патриотов они отличались особой жесткостью. Можно предполагать, что возможность допущения альтернативных взглядов на происходящее вызывало у них очень сильную тревогу, страх потерять неожиданно обретенное комфортное и уверенное ощущение себя в мире.

Как уже говорилось выше, состояние ура-патриотов менялось во времени – от благодушия, эйфории и ощущения всесилия весной 2014 года к обиде и озлобленности. К осени 2015-го, хотя большинство ура-патриотов и не отказалось от своих ура-патриотических взглядов, острота эмоций, по-видимому, в основном притупилась.

«Синдром отщепенца»

В условиях Зомби-апокалипсиса предлагаются следующие рецепты выживания. Необходимо найти оружие и транспорт, на котором покинуть место массового скопления людей и поселиться в загородном доме. Заблаговременно предлагается запастись едой, охотничье-рыболовным снаряжением, источниками огня, динамо-машинами, тёплой и защитной одеждой, а также аптечкой.

«Зомби-апокалипсис: правила выживания»

Не все жители России с радостью восприняли аннексию Крыма и связанные с ней внешнеполитические и внутригосударственные последствия. Судя по результатам социологических опросов, количество людей, которые не поддержали аннексию Крыма, войну на Донбассе и не одобряло путинскую политику, составляло около 10—15%, и, похоже, так оно и было на самом деле. Их идейные оппоненты ура-патриоты обычно называли их «национал-предателями»46, «пятиколонниками»47 или «либералами».

Следует уточнить, что «либерал» в российском словоупотреблении, начиная с 2014 года, это любой человек, который придерживается идеи верховенства права, в том числе международного, необходимости соблюдения конституции страны, выборности власти и ее подотчетности перед народом. К этой же группе представителями ура-патриотов обычно причислялись и все противники аннексии и войны. Слово «либерал» использовалось в обычном разговорном языке ура-патриотами преимущественно как ругательство, иногда заменяясь на более эмоционально хлёсткий неологизм «либераст». По моим наблюдениям, даже люди, которых называли этим наименованием, зачастую затруднялись дать четкое определение того, что такое либерализм, и кто является либералом. По всей видимости, в ура-патриотическом сознании оно обозначало марионетку Запада, продавшуюся ему за печеньки, или, в лучшем случае, ставшая ей по собственному недомыслию. Когда после президентской речи весной 2014 года в народную речь моментально вошли слова «национал-предатель» и «пятая колонна», они вкупе со словом «либерал» стали использоваться представителями ура-патриотов как взаимозаменяемые.

Для так называемых «либералов» происходящее показалось чем-то диким, противоестественным и совершенно не вписывающимся в привычную картину мира. У них возник чрезвычайно сильный диссонанс между тем, к чему они привыкли и тем, что они увидели в 2014—2015 годах, тем, что они сами думали и тем, что думало и говорило большинство окружающих людей. В целом, их состояние во время этих событий можно охарактеризовать как психологический шок, озлобленность и изоляцию.

Приведу цитаты из проведенных мною интервью и повседневных бесед:

«Я помню шок, который я испытывал, и который мои друзья испытывали, и которые, кстати, не разделяют моих убеждений. Не верилось, что в Крыму происходит то, что происходит. То, что это реально. В то, что Совет Федерации одобрил применение войск в Украине, в то, что появились «зеленые человечки».

«У меня ощущение, что моя страна оккупирована. Я живу в стране оккупированной врагом».

«Когда я прихожу на работу, у меня чувство как будто я сумасшедший. Все окружающие думают совершенно по-другому – так как говорят в телевизоре».

«Я до сих пор не могу поверить, что это происходит».

«Я чувствую себя иностранцем в своей стране».

«Я не могу на это смотреть».

«Нужно занять позицию кита из фильма „Левиафан“, который периодически выныривает и созерцает, как там живут люди».

«Совершенно неожиданно для себя от знакомых и не очень знакомых людей я стал слышать фразы, которые слышал лет 30 назад, казалось бы, в ушедшем навсегда советском прошлом: „ты понимаешь, что идет информационная война“, „Запад хочет подчинить нас“. Такое странное и вызывающее ощущение мурашек по коже дежа-вю».

«Уже два года после того как Крым стал „нашим“, мне ничего не хочется, как будто никакая деятельность не имеет смысла, какая-то апатия. Все общество изменилось. Такое ощущение, что мы живем в ситуации распада, что скоро начнется полный хаос, война в мире и внутри страны…»

Вновь приведу цитату из текста Аркадия Бабченко о его ощущениях от проживания в российском обществе этих лет: «И, черт возьми, надо признать, что это круглосуточное существование в классе коррекции интерната для людей с задержкой в развитии в режиме двадцать четыре часа семь дней в неделю – оказалось и впрямь чертовски тяжело. Возможность встретить человека, еще не съевшего свой мозг, начинаешь ценить крайне высоко. Новая разновидность какого-то совершенно абсурдного гетто.

Целая страна агрессивных жестоких застрявших в развитии малолеток.

Страна, где классом гегемоном являются гопники…»48

На мой взгляд, поэт Андрей Орлов очень точно описал душевное состояние человека, не включившегося в общий псевдопатриотический мейнстрим 2014 года:

«Ни кола, ни двора, ни друзей, ни родни.Мы с тобою в России остались одни.Гнутся крыши от веса сосулечных льдин.Мы остались с тобою один на один.Занавешены окна давно, чтобы насНе увидели страшные люди без глаз.Перерезанный шнур не погасит экран,Посыпающий солью зияние ран.В каждом слове – зловещий кровавый кисель,Заводных соловьёв ядовитая трель.<…>Я болею душой, я по праздникам пьян,Как любой из живущих вокруг «россиян»,Но довольно давно уже в дней пустотеСтали гости не те, да и тосты не те.Иногда даже некому руку пожать,А ведь мне с ними рядом в могиле лежать,Среди тех, кто поёт под шуршанье знамёнЕсть хозяева милых мне с детства имён,Но в последние дни изменились они.Мы с тобою в России остались одни…»49

Далее приведу фрагменты одного подробного интервью взятого осенью 2014 года, отражающего динамику психологических переживаний человека в связи с процессами происходившими в обществе после 2012 года (далее будем называть этого респондента М.)50. Он говорил о том, что процесс разобщения между теми кто резко негативно воспринял фальсификации выборов 2011—12 гг. и основной пассивной массой населения нарастал постепенно, но кульминация отчуждения и разобщения наступила весной—летом 2014-го и она имела характер внезапного, шокового воздействия. Вот как он описывал свое состояние: «Весной и летом волна отчуждения накатила внезапно. Это наступило как стихийное бедствие. Конечно отчуждение нарастало постепенно, но весной все резко, катастрофически усилилось… Произошел какой-то качественный скачек. <…> с весны доселе пассивная часть населения активно ополчилась на так называемых «либералов», то бишь людей, которые поддерживают идею демократического, правового государства, ценность прав человека и т. п. От некоторых знакомых я стал слышать, что слово «либерал» стало для них ругательством. Я сначала не понял, что эта волна агрессии не случайность, а новая реалия жизни.