Жена Дракона - Анна Бабина

ушёл на кухню, выпил молока, полистал журнал и, услышав, видимо, что рыдания беременной жены немного стихли, показался в дверях комнаты:

– 

Успокоилась?

Хлюпая носом, она отвернулась к стене.

– 

Катюша, мне непонятен твой эгоизм. Ты думаешь не о ребёнке, не о своём теле, как о вместилище для этого ребёнка, не обо мне, а лишь о своём уязвлённом (якобы) самолюбии. По непонятной причине ты отвергаешь помощь человека, который абсолютно ничем тебе не обязан. Лиза – настоящая христианка, и она демонстрирует это не копчением неба с помощью копеечных свечей, а своими делами. Лиза жертвует ради тебя своим личным временем. Так будь хоть каплю ей благодарна…

– 

Там всё чужое, – простонала Катя. – Это чужой дом, и я буду там одна. Почему я не могу приехать сюда и позвать свою маму…

– 

При всё уважении, Катюша, твоя мама – школьный учитель. Вряд ли она чем-то сможет помочь тебе, тем более, что её опыт материнства имел место…

В такие минуты она готова была ударить его по лицу. Когда Дракон “выходил на режим”, он начинал тарахтеть как по писаному, с нечеловеческими канцеляризмами, на одной ноте, и каждое слово отдавалось у Кати в голове.

– 

Мне неудобно напрягать Елизавету Ефимовну, – попробовала она зайти с другого конца.

– 

О, об этом не стоит беспокоиться, – вмиг повеселел он. – Это уже оговорено. Она с радостью согласилась…

Разумеется, когда они переступили порог её квартиры с Танюшей на руках, никакой радости на лице Елизаветы Ефимовны не отразилось. Более того, Кате показалось, что она едва сдерживается, чтобы не выставить её вон. Отрывистым жестом, будто опуская шашку на чью-то шею, она указала им комнату. Переступив порог, Катя едва не вскрикнула – комната, в которой давно никто не жил, была буквально погребена под слоем пыли.

На следующий день, стоило Дракону уехать, а Елизавете Ефимовне под благовидным предлогом исчезнуть “на полчасика”, Катя принялась за уборку. Не будь у неё на руках новорождённой крохи, ей и в голову не пришло бы этого делать. Она считала это невежливым, да и врачи запретили ей физические нагрузки. Но выхода не было.

Хозяйка дома появилась ближе к вечеру и, как ей показалось, под хмельком. Разуваясь в прихожей, она пребывала в благодушном настроении, но едва перешагнула порог кухни, всё изменилось.

– 

Что это? – заверещала она, глядя на вымытую посуду.

Следующие полтора часа Катя выслушивала истеричные крики золовки о том, что она – деревенщина, которая не умеет себя вести, тычет людей носом в “небольшие огрехи” и платит за снисходительность чёрной неблагодарностью. Таня проснулась и заплакала, Катя закрылась с ней в комнате, но Елизавета Ефимовна продолжала завывать под дверью о том, какая дрянь досталась в жёны обожаемому братцу. Спустя ещё полчаса перепало и самому Дракону – за то, что пригрел на груди змеюку, а потом бросил на неё, испоганив ей отпуск. Таня не замолкала. И тогда эта святая женщина, педиатр от бога, по словам брата, любящая детей больше собственной жизни, заорала, перемежая речь матерщиной, чтобы Катя заткнула девочке рот, иначе она сама это сделает.

Когда Катя набрала номер Дракона, он даже не сразу понял, кто с ним говорит. Зубы у неё стучали так, что, казалось, раскрошатся, горло перехватило спазмом, и она могла издавать только едва слышный писк. Надо отдать ему должное – он приехал. Через три часа, когда его сестра, опрокинув пару рюмок коньяка, уснула на диване в гостиной, а Катя успела сложить в чемодан свои нехитрые пожитки.

– 

Ты абсолютно не умеешь ладить с людьми, Катюша, – укоризненно качая головой, повторял Дракон, пока они мчались по ночной Москве. – Сложно представить себе более открытого и мягкого человека, чем Лизуша.

Через месяц Дракон и его сестра поругаются на долгих два года, и Катя, случайно проходя по коридору, услышит вопль “Лизуши”, мол, в детстве Дракон сломал ей палец ударом молотка. Одна общая знакомая расскажет Кате, что он якобы целил в висок, но сестра успела закрыться рукой, и тем спасла себе жизнь. Возможно, это было неправдой. Та женщина давно мечтала выйти замуж за Дракона, и поэтому страстно желала им развода.

Когда Катя решится на этот развод, Елизавета Ефимовна придёт в суд, чтобы поддержать брата, и ни словом не обмолвится о случае с молотком и о том, как в запале ссоры называла братца “идиотом без справки”.

Но всё это будет потом, а в тот момент Катя, совершенно опустошённая, держала на руках крошечную Танюшку, машинально покачивая, и смотрела сквозь мокрое стекло в темноту.

– 

Я не знаю, – сказала Катя.

Когда-то она мечтала о том, что с ней и таким образованным отцом, как Дракон, Таня узнает ответы на все вопросы. “Никогда не говорите ребёнку: “Я не знаю”, – прочитала она в одной умной книжке. – Этим вы формируете у него неуверенность в себе и в вас”.

Кто бы придал уверенности ей!

12

Солнце яичком катилось к горизонту. По бульвару прохаживались женщины с яркими детскими колясками – не спеша, не таясь, не оглядываясь поминутно назад.

Катя торчала возле окна, пытаясь разглядеть Дракона.

– 

Он ушёл? – спросила Танюша.

– 

Наверное.

– 

Я умею бегать очень быстро. Мы убежим.

Катя не хотела убегать. Убегают преступники, а она ни в чём не виновата.

Когда Катя в детстве пожаловалась папе на девчонок, которые не дают ей прохода во дворе, он положил перед ней на стол книгу “Чучело” и зачитал вслух: “Я поняла, что нельзя бежать, когда тебя гонят. Нельзя бежать никогда!” И Катя больше не убегала. Но тогда она отвечала за себя, а сейчас – за Таню.

Собираясь на прогулку, она основательно шнуровала массивные армейские ботинки – в них удобно бежать, они не скользят. Бросила взгляд на Таню, которая застёгивала липучки на сапожках, и отметила, как она выросла. Впервые она думала об этом без радости: если придётся бежать, не получится нести её на руках долго. На глазах выступили слёзы, и она поспешно отвернулась к стене, делая вид, что рассматривает “вечный” календарь с круглыми пластиковыми номерами на магнитах.

Уже поворачивая ключ, Катя услышала наверху тихий смех и приглушённый звук поцелуя. Она знала, что это не Дракон, но всё равно крепко взяла Таню за плечо и сделала предостерегающий жест. Они вжались в стену. Мимо, смеясь и толкая друг друга, пробежала парочка подростков.

Спускались по пустой и гулкой лестнице – лифт в доме был узкий и тесный, как гроб, в нём у Кати кружилась голова и становилось трудно дышать, коричневые стены под полированное дерево, казалось, сдавливали рёбра.

Танюша не скакала весело со ступеньки на ступеньку, как другие дети. Она шла сбоку, даже чуть сзади, и крепко держала Катю за руку. На втором этаже она