Да не опустится тьма - Лайон де Камп

— Это привлекло бы слишком много внимания, — серьезно сказал Пэдуэй.

На следующий день Пэдуэй, в новеньких византийских башмаках из невыделанной кожи, восседал на кобыле, которую вел Германн. Любуясь заботливо ухоженными землями вдоль Фламиниевой дороги, Мартин невольно думал: скоро грядут Темные века, и вся эта красота превратится в бесплодную пустыню…

— Как вчерашние бега? — спросил он, желая отвлечься от тягостных мыслей. Германн, оказалось, едва мог связать по латыни несколько слов.

— О, хозяин был чертовски зол. Его послушаешь, прямо настоящий спортсмен. Но терпеть не может проигрывать. Потерял на лошади пять сестерций. Рычал как… прямо как лев с больным брюхом.

На пороге дома Пэдуэя встречали приятная полная женщина — жена Невитты (вовсе не говорившая по латыни) и его старший сын Дагалайф — офицер, приехавший к родителям в отпуск. Поданный ужин полностью соответствовал всем слухам о легендарном готском аппетите. После вонючей браги, распространенной в Риме, Пэдуэй с удовольствием выпил вполне приличного пива.

— У меня есть и вино, если хочешь, — предложил Невитта.

— Спасибо. Признаться, итальянским вином я сыт по горло. Римляне превозносят его сорта и изысканные ароматы, но по мне вся эта кислятина на один вкус.

— Согласен! Тогда, может, капельку душистого греческого?

Пэдуэй содрогнулся.

— А, и я того же мнения! — воскликнул Невитта. — Разве настоящий мужчина пьет вино с благовониями? Держу эту бурду только для Лео Веккоса и других знакомых греков. Кстати, надо рассказать ему о том, как ты вылечил меня от чихания. Лео наверняка придумает какую-нибудь мудреную теорию!

— Скажи, Мартинус, — заговорил Дагалайф, — что ты думаешь о предстоящем ходе войны?

Пэдуэй пожал плечами.

— Я знаю лишь то, что известно всем. У меня нет телефонной связи… то есть, я хотел сказать, у меня нет связи с небесами. Можно предположить, что к августу Велизарий подойдет к Неаполю. Силами он располагает небольшими, но побить его будет чертовски трудно.

— Ха! — презрительно воскликнул Дагалайф. — Побьем как миленького! Горстка греков — ничто перед единым готским народом.

— Так же рассуждали и вандалы, — сухо обронил Пэдуэй.

— Верно, — согласился Дагалайф. — Но мы не совершим ошибок вандалов!

— Не знаю, сын, — мрачно произнес Невитта. — По-моему, мы их уже совершаем — или другие, еще похлеще. Наш король может только судиться с подданными да кропать стишки на латыни. Лучше б он был безграмотен, как Теодорих! Впрочем, — смущенно добавил Невитта, — я и сам умею читать и писать. Мой отец пришел сюда с Теодорихом из Паннонии и больше всего на свете любил поразглагольствовать о священном долге готов: защищать Римскую цивилизацию от дикарей-франков. Старик готов был в лепешку разбиться, но дать мне латинское образование. Спору нет, порой оно на пользу. И все же в ближайшие месяцы, боюсь, нашему королю скорее понадобится умение вести в бой конницу, чем склонять «amo-amasamat».

ГЛАВА 5

Пэдуэй возвращался в Рим в самом прекрасном расположении духа. Впервые, не считая деловых визитов к Томасусу-сирийцу, он побывал в гостях! А Мартин, несколько холодный внешне, в глубине души был человеком общительным… Он спешился и отдал поводья Германну, даже не обратив внимания на трех угрюмых типов, что стояли возле изгороди у его дома на Длинной улице.

Путь преградил бородатый мужчина, самый солидный из трех поджидавших. В его руке был лист бумаги — настоящей бумаги, наверняка от обученного Пэдуэем валяльщика, — с которого он вслух читал:

— …среднего роста, каштановые волосы, карие глаза, нос крупный. Говорит с акцентом. — Бородач резко вскинул голову: — Мартинус Падуанский?

— Sic. Quis est?

— Ты арестован. Следуй за мной. И без шума!

— Что?! Кто… почему…

— Приказ префекта города. По обвинению в колдовстве.

— Но… но… Эй! Не имеете…

— Я же сказал: без шума!

Двое зашли с боков, подхватили Мартина под руки и повели ею по улице. Когда он попытался воспротивиться, они вытащили короткие дубинки. Пэдуэй в отчаянии завертел головой. Германн уже скрылся за поворотом. Фритарика тоже не было видно: разумеется, спал, как обычно. Пэдуэй набрал полную грудь воздуха, приготовившись закричать, но мужчина справа угрожающе взмахнул дубинкой. Воздух пришлось с шумом выпустить.

Тюрьма стояла на Капитолийском холме. Безучастный чиновник немедленно потребовал назвать имя, возраст и адрес. Пэдуэй до сих пор был точно в тумане. Мозги работали на высоких оборотах, однако явно вхолостую. Почему-то вспомнилось, что арестованный имеет право позвонить адвокату… В сложившейся ситуации эти полезные сведения вряд ли могли пригодиться.

Низкорослый, но очень подвижный итальянец, развалившийся на лавке, при появлении Мартина резко вскочил на ноги.

— Колдовство? С участием чужестранца? Похоже, это ко мне.

— Нет-нет, — возразил чиновник. — Вы, представители центра, ведаете делами, затрагивающими исключительно готов. Этот человек не гот; по его словам, он американец.

— Изучи получше правила! Под нашу юрисдикцию подпадают все особо тяжкие преступления с участием чужестранцев. Поступил сигнал о колдовстве? Значит арестованным буду заниматься я.

Низкорослый решительно двинулся к Пэдуэю. Мартину, надо сказать, очень не понравился термин «особо тяжкие преступления».

— Не валяй дурака! Ты что, потащишь его на допрос в Равенну? У нас отличная камера пыток!

— Я выполняю свой долг, — отчеканил представитель центральной власти. Он взял Пэдуэя за руку и потащил его к двери. — Идем, колдун. Мы покажем тебе настоящие пытки. Эти римские недоучки ни черта не смыслят.

— Боже всемогущий! Ты с ума сошел?! — Чиновник сорвался с места и схватил Пэдуэя за другую руку; то же поспешил сделать и арестовавший Мартина бородач.

— Юстиний! — пронзительно завопил представитель центра. — Живо доложи помощнику префекта, что городские власти пытаются укрыть от нас преступника!

Неприметный человечек юркнул в дверь.

Одновременно отворилась другая дверь, и вошел тучный, сонного вида мужчина.

— Что за шум? — раздраженно процедил он.

Тюремщик и полицейский отпустили Пэдуэя и вытянулись по стойке смирно. Воспользовавшись этим, низкорослый потащил пленника к двери; местные чиновники тут же забыли об этикете и вновь схватили Мартина. Все трое загалдели, взывая к тучному и силясь перекричать друг друга. Пэдуэй пришел к выводу, что перед ним муниципальный commentariensius, начальник полиции.

Двое других полицейских впихнули в помещение худого оборванного узника и немедленно вступили в спор с истинно итальянским темпераментом — переживая происходящее до глубины души и отчаянно жестикулируя. Узник, не долго думая, выскочил за дверь. Лишь через минуту заметив это, полицейские переключились друг на друга.

— Ты зачем его отпустил?

— Я?! Ты сам его отпустил, болван!

Тем временем неприметный человечек по имени Юстиний привел томную, изысканно одетую особу — очевидно, помощника префекта. Особа махнула надушенным платочком в сторону обступивших Пэдуэя чиновников и вяло молвила:

— Эй, там, отпустите арестованного. Вы его просто разорвете, и некого будет допрашивать.

По тому как тихо стало в помещении, Пэдуэй понял, что помощник префекта — большая шишка.

Томная особа со скучающим видом задала несколько вопросов, а затем рассеянно обронила:

— Прости, дорогой commentariensius, но боюсь, что этот человек все же принадлежит нам.

— Нет! — упрямо прогнусавил начальник полиции. — Арестовывать и судить — в полномочиях местных властей. Центр не имеет права вмешиваться!

— Ах, мой милый, ты так утомителен! — Помощник префекта зевнул. — Не забывай: я представляю префекта, а префект представляет короля, и, если я прикажу передать арестованного, ты безропотно это сделаешь… Я приказываю.

— Приказывай, сколько хочешь! Тебе придется забирать его силой, а моих людей больше. — Шеф полиции ликующе улыбнулся и щелкнул пальцами. — Клодий, сходи за нашим славным градоначальником. Посмотрим, кто, в конце концов, распоряжается городской тюрьмой!

Чиновник выбежал.

— Конечно, — продолжил шеф полиции, — можно воспользоваться методом Соломона.

— Разрубить арестованного пополам? — догадался помощник префекта.

— Ну! Господи Боже, вот было бы смешно! Ха-ха-ха-ха! — Шеф полиции заливался смехом, пока по его лицу не потекли слезы. — Ты что предпочитаешь — голову или ноги? — выдавил он сквозь хохот. — А-ха-ха-ха!

Полицейские послушно засмеялись; помощник префекта позволил себе вялую улыбку. Один только Пэдуэй не разделял всеобщего веселья, посчитав такой юмор излишне грубым. Вскоре прибыл градоначальник. В роскошной тунике с двумя пурпуровыми полосами римского сенатора, Гонорий шествовал величавой поступью; с мясистого квадратного подбородка свисали жирные складки, что в сочетании с надменным выражением лица и маленькими холодными глазками делало его похожим на черепаху.