ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ - Михаил Бойков

Это был Жердев, один из руководителей строительства системы водохранилищ и оросительных каналов Северного Кавказа. Его арестовали на пляже одного санатория в Сочи, где этот крупный коммунист отдыхал от своих партийных трудов. При аресте ему не дали одеться и прямо с пляжа погнали под конвоем в тюремный вагон.

В нашу камеру Жердев пришел позавчера. Два дня он молча прислушивался к спорам заключенных, а теперь и сам вмешался в разговор. Это случилось так неожиданно, что даже Пронин замолчал от удивления.

— Товарищи!.. Нет, вы мне не товарищи, — со злобной горячностью заговорил Жердев, сделав презрительный жест в сторону Пронина. — Вы с преступным равнодушием слушаете клеветнические измышления этого… этого трижды презренного, разложившегося, звероподобного антисоветского агитатора. Вместо того, чтобы заклеймить его и ударить ему по рукам, вы, притупив свою классовую бдительность и окончательно потеряв пролетарское чутье, примиренчески относитесь к нему. Это позор, товарищи! Какие же, после этого, вы коммунисты? Нет! Вы или враги народа или мягкотелые социал-предатели. Не успев присмотреться к нашей советской тюрьме, уже начали хныкать и переходить в лагерь контрреволюции,

— Попадете на конвейер, так тоже захнычете, — вставил Смышляев.

— Да с него и ножки от стула хватит. Полчаса побьют его ножкой на допросе, он и раскается в своих и чужих грехах, — мрачно заметил Гордеев.

Это гнусная ложь! Вражеская клевета! В советских тюрьмах не бьют! — воскликнул Жердев.

Камера захохотала. Бутенко присел, схватившись за живот. Гудкин с хохотом повалился на пол. У Розенфельда смех перешел в икоту. Даже Гордеев улыбался.

— Ох, уморил! Вот арап! Теленок! Не бьют, а? — слышались возгласы сквозь смех.

Из-за двери раздалось угрюмое шипение надзирателя:

— Ш-ш-ш! А ну, давай прекрати ш-шум! В карцер захотели?

Взрыв хохота умолк. Пронин, все еще смеясь, спросил Жердев.

— Вы что же, из идейных коммунистов?

— Да! Я верный сын ленинско-сталинской партии, с гордостью ответил Жердев.

Почему же вас в тюрьму посадили?

— Партия хочет испытать мою стойкость и крепость большевика. Даю слово коммуниста, что выдержу это испытание. А с вами, врагом народа, разговаривать не желаю.

— Посмотрим, надолго-ли хватит вашей стойкости, зло усмехнулся Сергей Владимирович и предложил ему:

— Давайте, все-таки, поспорим. Хотя бы о партии. Коммунист молча отвернулся. Жердевской стойкости хватило не надолго. В тот же вечер он был вызван на допрос к нам вернулся спустя три дня «весь в узорах», как говорят в тюрьме. Его на допросе основательно «обработали «ножкой от стула и куском резинового шланга.

— Ну, как ваше испытание? насмешливо обратился к нему Пронин.

Коммунист не удостоил его ответом, но, оглядев камеру, увидел, что все смотрят на него выжидающе. Тогда он потряс кулаком в воздухе и, покраснев, выдавал из себя несколько фраз:

— Так у них вредительство. Контрреволюционная организация в органах НКВД. Я напишу письмо товарищу Сталину.

Это не поможет. Сталин и без вас знает, что творится в тюрьмах, — заметил Смышляев.

Жердев вызвал дежурного по тюремному коридору и потребовал бумаги и чернил.

— Для чего? — спросил энкаведист.

— Написать письмо с протестом товарищу Сталину. Меня избили на допросе.

— По распоряжению из центра всякая переписка подследственным воспрещена, — объявил дежурный и, выходя из камеры, добавил с насмешливым равнодушием:

— Для вас вообще бесполезно заниматься писаниной. Управление НКВД и тюремная администрация действуют по прямым и личным указаниям Сталина и Ежова.

— Слыхали? Что я вам говорил? — воскликнул Сергей Владимирович.

Жердев опустил голову и ничего не ответил. Вечером его опять вызвали к следователю. Продержали четверо суток на стойке и несколько раз избили, Добивались от него признаний во вредительстве на оросительных каналах. Никакого вредительства там не было, и Жердев отказался признать обвинения. Отправляя его в камеру, следователь пригрозил:

— На следующем допросе ты дашь показания. Или я заставлю тебя посмотреть в зеркало. Понимаешь?

Жердев не понял…

К нам втиснули еще одного арестанта. На вопрос старосты он ответил с грузинским акцентом:

— Я — Сандро Загашвили. Из личной охраны Сталина.

Первые два дня. Загашвили упорно молчал, но потом разговорился. Много интересного рассказал он нам о том, как охраняет свою персону главарь коммунистов.

Жадно слушал Жердев эти рассказы задавал грузину вопросы и лицо его постепенно омрачалось. Простыми, бесхитростными словами Загашвили рисовал весьма непривлекательный портрет «вождя и отца народов».

— Скажите, как товарищ Сталин относится к людям, которые его окружают или приходят к нему с докладами? Как он относится к людям вообще? Что он говорит о рядовых коммунистах, рабочих, колхозниках? — спрашивал Жердев.

Ответ был неожиданным для нас и особенно для «идеалиста». Грузин простодушно сказал:

— Он не любит людей. Всяких не любит. Он говорит про них: «Люди — это тараканы». Так и говорит: «Таррраххханы!..»

Жердев застонал. Пронин расхохотался……

На третьем допросе Жердев был недолго, всего лишь сутки. Пришел он оттуда с покрасневшими, воспаленными и слезящимися глазами.

Следователь выполнил свою угрозу: заставил Жердева «посмотреть в зеркало». Его посадили перед аппаратом, состоящим из комбинации зеркал и разноцветных электрических лампочек. Руки и ноги приковали к стулу. Веки глаз оттянули вверх и вниз специальными зажимами. Затем аппарат привели в действие. Лампочки замигали, зеркала стали двигаться.

Шесть часов коммунист «смотрел в зеркало», а больше не выдержал. Чувствуя, что слепнет и сходит с ума от боли в глазах, он согласился подписать все, что от него требовали…

Войдя в камеру, Жердев, истерически зарыдав, упал на пол. Сквозь рыдания он визгливо выкрикивал:

— Что они делают? О-о-о, как они мучают! Это в стране строющегося коммунизма… Проклинаю такую страну… проклинаю партию!.. И всех… всех!

— Вот! Был один идейный и тот весь вышел, с сожалением произнес Пронин.

На этот раз в его словах и голосе не было насмешки.

За неделю Жердев совсем ослеп.

12. Дверехранитель

Рост у Сандро Загашвили почти двухметровый, сила бычачья, а воспитание чекистское.

В раннем детстве он остался сиротой. Его отец и мать погибли в маленьком грузинском селении во время горного обвала. Сандро стал беспризорником. Всю страну объездил под вагонами поездов, научился воровать и убегать из детских домов, куда его сажали после милицейских облав на беспризорных детей.

Когда Сандро исполнилось 15 лет, он попал в детскую трудовую колонию ГПУ. Управлявшие колонией чекисты поставили ему и другим беспризорникам «твёрдые условия»: или они будут жить и работать в колонии, или их отправят в детский лагерь строгой изоляции.

Сандро слышал от своих приятелей, что в северных лагерях чекисты морят детей голодом и холодом. Поэтому, скрепя сердце, согласился жить в колонии. Здесь мальчика научили работать в поле, читать, писать и… драться по всем правилам бокса и джиу-джитсу. Обучали его чекисты и классовой — ненависти, и методам борьбы против врагов советской власти.

В колонии он прожил три года, вступил в комсомол, а потом был отправлен на комсомольскую работу в один грузинский район, там, спустя год, его приняли кандидатом в члены ВКП(б), а через пять лет комсомольской и партийной работы «выдвинули» в личную охрану Сталина. Казалось, что перед 24-летним коммунистом открывается путь к блестящей карьере, но в начале второго года службы его арестовали. Это было в порядке вещей. Каждые год-полтора среди кремлевской охраны производится чистка и на места арестованных охранников набираются новые…

Попав в тюрьму, Сандро Загашвили люто возненавидел своего «подохранного». Называя его Иоской, он к этому имени обязательно прибавляет ругательства.

Заключенные нашей камеры буквально засыпают Загашвили вопросами о его жизни в Кремле. Он отвечает на них с сильным грузинским акцентом, но довольно толково и подробно.

— Как же ты Сталина охранял?

— Очень хорошо. По-стахановски. Половина сутки работал, половина — спал. Я охранял Иоскины двери, так его…

— Какие двери?

— Не понимаешь? Ну, я ему всегда двери охранял. Он в Кремле ходит в разный двери. На даче в Сочи то же. В других зданиях тоже двери.

— Значит, ты охранял все двери?

— Зачем все? Одна дверь. Другой дверь — другой охранял.

— Ага! Таким образом, у каждой двери в Кремле еть охранник?

— Конечно, есть.

— И все вы стояли у дверей?

— Зачем все? Разный люди, разный работа. Один — двери охранял, другой — окно, третий ходит, смотрит: «»туда-сюда, туда-сюда.