Сессия: Дневник преподавателя-взяточника - Игорь Данилевский

Я выхожу на улицу, чертыхаясь про себя в предвкушении бессонной ночи. Довольно резво топаю до остановки, сажусь в полупустой троллейбус и, комфортно расположившись в одиночку на заднем сиденье, по какой-то причине вновь вспоминаю о Шекспире. Шекспир – это, конечно, как сказал бы посещавший Волго-Камск Максим Горький, «глыба», «матерый человечище». На самом деле многовековое вранье о нем не прекратилось до наших дней и, я думаю, не прекратится уже никогда. А всё потому, что были и есть, как целомудренно говорят в таких случаях, «грёбаные» искусствоведы, которые защитили свои диссертации по его биографии, выдуманной ими самими. И этих светил науки не смущало, что у купца Шекспира собственные дети почему-то были неграмотными… Во всем мире существуют общепризнанные методы определения авторства текстов – по количеству используемых слов, особенностям выстраивания фраз и тому подобным вещам. Криптографы, работавшие не где-нибудь, а в самом Агентстве национальной безопасности США, с почти стопроцентной вероятностью установили, что за псевдонимом «Шекспир» прятался сэр Фрэнсис Бэкон, философ и по совместительству лорд-канцлер Англии. Только у него словарный запас текстов равнялся тридцати трем тысячам (у нашего Александра Сергеевича он тянул лишь на двадцать тысяч), а в первых изданиях «шекспировских» трагедий в витиеватых заглавных буквах различимо имя «Фрэнсис». Но сейчас, трясясь на ухабах дороги, считаюшейся одной из главных трасс города, я вспоминаю Шекспира-Бэкона отнюдь не из-за того, что он был крупнейшим драматургом и мыслителем своего времени. Я вспоминаю его потому, что одновременно он был еще и крупнейшим взяточником. Его даже хотели посадить, и лишь почти чудо спасло его от тюрьмы. Шекспир-Бэкон был философом – и я философ. Он был хорошим знатоком человеческих душ, что заметно в его сочинениях – и я неплохой, иначе я бы уже давно провалился на своей работе, как это произошло со многими другими моими сослуживцами. Наконец, он был великим взяточником – и я взяточник, хоть и не великий. Но кому из нас не хотелось бы сравняться с Шекспиром, не правда ли?…

ДЕНЬ ТРЕТИЙ: 20 МАЯ 2009 ГОДА, СРЕДА

Остатки дня, вечер и ночь я просидел над составлением столь замечательной программы, которая должна была понравиться москвичам непременно. Обязательные пункты, указанные в стандарте, свидетельствовали о таком владении материалом министерскими чиновниками, которое приводило в состояние благоговения и негодования одновременно: «теоретико-игровые модели олигополии», «оптимальные макроэкономические траектории как решения уравнения Эйлера», «основное арбитражное уравнение финансового рынка», «уравнение для стохастической динамики госдолга и его марковские свойства»…. У меня уже в какой раз за свою многолетнюю практику возникли серьезные подозрения, что госстандарты и проверочные тесты составляются в министерстве науки и образования бывшими троечниками. На этот раз троечники перепутали названия дисциплин: этот курс у магистров должен был называться не «Современные проблемы экономической науки», а «Математические методы в экономике». Но, как бы там ни было, к восьми утра работа в основном была закончена, и я, обессиленный, свалился на диван, чтобы вздремнуть хотя бы несколько часов. Но жизнь вновь подтвердила действенность законов Мерфи. Не уверен, что у Мерфи есть такой закон, касающийся именно сна, но, даже если и нет, его нетрудно слепить по аналогии с другими его творениями. В восемь тридцать раздается звонок мобильного. Усилием воли разлипаю веки и протягиваю руку к тумбочке. На дисплее высвечивается имя: РуслТроф. Меньше всего, если не считать Бочкова, мне бы сейчас хотелось слышать этого урода.

– Да, Руслан! – говорю я Трофимову по старинке, не надеясь на взаимность. Вряд ли он станет обращаться ко мне, как в былые времена, только по имени. Так и есть:

– Игорь Владиславович! Ничего, что я вас беспокою? Шефу звонила Зинаида Максимовна; говорит, что человек сегодня в Москву уезжает, а программы как не было, так и нет. Шеф потребовал узнать у вас, чё за х…йня?

«Вот сучонок! Лизоблюд поганый!»

– А я тебе скажу, Руслан Алексеевич, чё за х…йня! – стараясь не выходить из себя, проговариваю я каждую фразу как можно спокойнее. – Во-первых, мне Зинаида Максимовна только вчера сообщила, что доцентша с ее кафедры едет сегодня вечером, а Кейсана в понедельник, когда задание передавала, не обмолвилась насчет этого ни словом. А, во-вторых, я уже с этой Мариной Галеевной, которая едет к москвичам, вчера беседовал, и сегодня она программы получит.

– А подписи на них будут? – спрашивает Трофимов.

«Черт! Я второпях-то об этих подписях и забыл, а нужные люди целый день на работе сидеть не станут. Особенно их завкафедрой Мищенко. Тот, наверное, как обычно, уже до одиннадцати сбежит».

– Им что, обязательно с подписями эти бумаги нужны? Это же пока рабочий проект… – довольно тупо пытаюсь создать видимость отмазки я.

– Конечно, Игорь Владиславович! Вы об этом не подумали?

– Хорошо, сейчас еду. Шеф ко скольки будет?

– Сказал, что в девять точно, но быстро уйдёт.

– Ладно, понятно. Всё.

Я отключаюсь и, швырнув на одеяло брусок «Моторолы-К1» (я не меняю довольно херовую «Моторолу» на «Нокиа» только потому, что финны не додумались выпустить одну из своих моделей в виде радующего глаз золотого слитка), поднимаюсь с дивана.

На часах всего лишь девять тридцать, но Бочкова уже нет на месте. «Был, ждал аспиранта, но тот не пришел, и поэтому он уехал», – поясняет Кейсана. «И что – ничего не сказал насчет меня?» – удивленно спрашиваю я. «Ничего», – качает она головой.

Наша старшая лаборантка похожа на прилично располневшую рыжеватую Дюймовочку: за счет своего роста и невинных глаз она производит впечатление школьницы. Её нельзя назвать глупой, но у нее какие-то проблемы с речью, и прежде чем что-либо сказать, она почти всегда на секунду «подвисает», как система Windows Vista, загруженная на комп с оперативкой в пятьсот двенадцать мегабайт. Зная эту особенность Кейсаны, я надеюсь, что сейчас она вдруг выдаст вдогонку что-то обнадеживающее. Но ничего подобного не происходит. В этот момент на душе у меня становится противно. Надо же быть таким козлом! Плевать, что у Бочкова сегодня именины: уж он-то знает, что его подпись нужна в первую очередь – без нее не получишь остальные! Выйдя в коридор, набираю его номер.

– Да! – раздается в трубке недовольный голос.

– Виталий Владимирович, здравствуйте, это я. Разрешите поздравить вас с днем рождения! Я, правда, даже не знаю, что вам пожелать – у вас уже все есть: деньги, статус, имя. Может, вы мне сами подскажете, чего бы вы хотели?

Пауза. Затем жесткий голос Бочкова снова прорезается в трубке, и даже не видя своего босса воочию, я понимаю, что сейчас он не говорит, а цедит сквозь зубы:

– Ты поздравляй, а дальше видно будет.

– Ну… – не ожидав столь холодной реакции, я на доли секунды теряюсь. – Желаю вам стать теперь уже депутатом Госдумы. Нет, лучше федеральным министром по строительству. У вас получится, я в этом не сомневаюсь.

На другом конце слышится хмыкание.

– Ну, ладно. Чё ты хотел?

– Вы сейчас где находитесь? Мне ваша подпись очень нужна. Скажите, куда мне подъехать.

– Никуда подъезжать не нужно. Обратись к Кейсане, она все сделает.

Я уже догадываюсь, что он имеет в виду, но, поскольку для меня самого это впервые, на всякий случай переспрашиваю:

– Что? Она точно сама все вместо вас сделает?

– Говорю же – да! Мы живем в двадцать первом веке.

– Ладно, хорошо!…

В трубке раздаются гудки. Я возвращаюсь в построенный специально для наших лаборанток «предбанник» двести восьмой аудитории. Кейсана взирает на меня с таким выражением, будто заранее знает, о чем именно я ее сейчас собираюсь попросить.

– Кейсан! Я тут с Виталием Владимировичем только что общался. Он сказал, что ты можешь поставить то, что надо, за него…

Протягиваю ей заключительные листы обеих программ, где должны быть подписи всех ответственных лиц. Мои собственные автографы уже везде красуются первыми.

– Да! – кивает она. – Понятно. Но при вас я делать не буду.

– Не доверяешь? – сардонически усмехаюсь я.

– Доверяю, но все равно не буду делать, если не выйдете.

Мне сейчас не хочется выяснять, просит ли она выйти в аналогичной ситуации Трофимова или Мандиеву – слишком уж все висит на волоске по срокам. Я ухожу в коридор и прогуливаюсь по нему в течение четырех-пяти минут. Потом делаю обратный круг и, переступив порог предбанника, сразу вижу на столе при входе подписанные «Бочковым» листы.

– Образец у тебя какой-то неудачный! – со смешком говорю я. – Обычно он все-таки немного по-другому расписывается.

Кейсана не отвечает и, едва улыбнувшись, продолжает выстукивать на клавиатуре какой-то текст.

– Ладно, спасибо.