Путин. Кадровая политика. Не стреляйте в пианиста: он предлагает вам лучшее из возможного - Владимир Кузнечевский

Этими чужими для России людьми, креаторами Октябрьского переворота, в основном были собранные Лениным в большевистскую политическую партию изгои-иностранцы, исторгнутые из своих собственных национальных обществ, да покинувшие царскую Россию и годами жившие за рубежом русские и еврейские профессиональные революционеры, а также те, кто годами не вылезал из царских тюрем и ссыльных мест в Сибири. Объединяло все эти три категории людей в одну команду общее им всем свойство – подлинной российской жизни они не знали и, как позже выяснилось, знать и не хотели. У них даже и в мыслях не было попытаться улучшить положение народа. Лозунги, которыми они прикрывались в своих действиях, были всего лишь ширмой. На самом деле их интересовала только политическая власть и собственное свое место в ней. А потому сразу после Октября начали они эту чуждую им материю (российскую жизнь) ломать и выстраивать новую, другую, только им видимую, модель жизнеустройства российского общества.

Предельно ясно в 1920 году, по окончании Гражданской войны, эту их задачу сформулировал Н. Бухарин. когда в своей книге «Экономика переходного периода» он на годы вперед прозорливо предсказал не только создание так называемых трудовых армий, но и насильственное втягивание крестьян в колхозы и массовые расстрелы 30-х годов. В эпоху перехода от капитализма к коммунизму, писал он, советское государство не может обойтись без «концентрированного насилия, стоящего на страже коммунистического общества в становлении». «Внешнее государственное принуждение является здесь поэтому абсолютно необходимым». При этом «принуждение, однако, не ограничивается рамками прежде господствовавших классов и близких к ним группировок. Оно в переходный период – в других формах – переносится и на самих трудящихся, и на сам правящий класс». «Отсюда совершенно неизбежна принудительная дисциплина, принудительный характер которой тем сильнее чувствуется, чем менее добровольной, внутренней дисциплины». «Следовательно, режим трудовой повинности и государственного распределения рабочих рук при диктатуре пролетариата выражает уже сравнительно высокую степень организованности всего аппарата и прочности пролетарской власти вообще». «По отношению к некулацкой крестьянской массе принуждение со стороны пролетариата есть классовая борьба постольку, поскольку крестьянин есть собственник и спекулянт». «С более широкой точки зрения, то есть точки зрения большего по своей величине исторического масштаба, пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи» (выделено Н. Бухариным), – писал он в Х главе этой монографии[53].

Во всем этом полностью отдавал себе отчет В. Путин, когда в июле 1999 года Ельцин предложил ему подумать о преемственности власти. И потому когда принял предложение Ельцина занять его место в Кремле, то обратиться за помощью к Примакову он уже никак не мог. Поэтому был вынужден искать совсем в другом направлении, искать тех, кто смог бы создать новую концепцию реформирования российской экономики, которая продолжила бы уже начатую, но без гайдаровско-чубайсовских крайностей. Такую команду он нашел в лице Германа Грефа со товарищи. Называлась она Центром стратегических разработок.

Что же касается взаимоотношений с Чубайсом, то здесь Путин уже в январе 2000 года предельно ясно расставил все точки над i. В упомянутом выше агитационно-пропагандистском материале, опубликованном в ходе первой избирательной президентской кампании, Путин без обиняков заявил: «Непосредственно с Чубайсом у меня никогда дел не было. Я с ним близко не общался». А на вопрос «Когда ваше общение с Чубайсом стало более-менее регулярным?» решительно отрезал: «Никогда!» И добавил: Чубайс «прекрасно знает, что я не диктатор и не собираюсь возвращать страну к директивной административной экономике… Чубайс, между прочим, очень хороший администратор. Я смотрел, как он руководит Комиссией по оперативным вопросам, как он работает на заседаниях правительства. Он умеет схватить главное и, как говорил Владимир Ильич Ленин, потом вытащить всю цепь. Но, конечно, он упертый, такой большевик. да, это правильное определение в его адрес. К сожалению, у него плохая кредитная история. Я имею в виду кредит доверия у населения»[54].

Мистер Путин – кто это?

Этот вопрос [в английской транскрипции – [Who is Mr. Putin?] в январе 2000 года прозвучал на Всемирном экономическом форуме в швейцарской деревеньке Давос. А задала его журналистка американской газеты Philadelphia Inquirer Труди Рубин присутствовавшим в зале А. Чубайсу и М. Касьянову. По словам самой госпожи Рубин (в интервью М. Зыгарю 05.09.11), когда она повторила этот вопрос в лоб г-ну А. Чубайсу, он просто грубо оттолкнул ее и убежал. Если принять во внимание то, что написано выше, во втором параграфе первой главы, Чубайс просто не знал, что ответить. И не только он. Многие из оппонентов Путина считают, что на этот вопрос и нет необходимости отвечать, поскольку «события показывают, что Владимир Путин, по всей видимости, принимает наиболее важные решения единолично, а внутренние механизмы его замены отсутствуют» (Алексей Захаров, доцент Высшей школы экономики)[55]. Но такой точки зрения придерживаются далеко не все.

Известный своими блестящими эскападами по поводу современной политической антироссийской и антипутинской риторики Запада талантливый российский публицист и журналист Михаил Леонтьев однажды заметил: «Путин на вопрос, в чем он видит задачу своего третьего [президентского] срока, сухо ответил: «Изменение действующей структуры экономики».

Ответ действительно сухой, и потому Леонтьев, покопавшись во всех последующих публичных выступлениях главы государства, попробовал расшифровать эту лапидарную фразу второго президента России так: «Путин имел в виду изменение всей действующей модели, не только экономической, но и управленческой, и социальной, и политической. Проще говоря, надо бы сменить общественно-политический строй. А это – революция. Сверху. Желательно. Недаром Путин позднее заметил, что России предстоит совершить рывок, по масштабам сопоставимый с тем, что мы совершили в 30-х годах прошлого века. Заметьте, по масштабам, а не по форме и методам».

Как мне представляется, Михаилу Леонтьеву удалось ближе всех подойти к ответу на вопрос «Кто вы, мистер Путин?». Президент России и сам 5 марта 2013 года на расширенном заседании коллегии Генпрокуратуры РФ произнес: «У нас ведь, по сути, переходная экономика, у нас политическая система еще находится в состоянии становления». Отсюда и все его действия продиктованы условиями этого «переходного» состояния.

Действительно, если из всего того периода, что Путин находится у власти, вычесть перерыв, когда он в точном соответствии с требованиями Основного закона РФ вынужден был на четыре года уступить верховную власть Д. Медведеву, а весной 2014 года отвлечься на воссоединение Крыма с Россией, что, естественно, отняло время и внимание от проблем внутреннего, российского, плана, то можно констатировать, что «изменением действующей структуры экономики» России Путин занимается постоянно и последовательно на протяжении всех лет нахождения во власти. А точнее сказать, последовательно пытается сменить откровенно прозападный общественно-политический курс, что в 90-х годах прошлого века навязала стране узенькая, но очень энергично действовавшая прослойка либерально-демократических революционеров (в лице Ельцина, Гайдара, Чубайса, Нечаева, Авена, Козырева, Бурбулиса, Шахрая, др.), – на национально-исторический российский.

И надобно заметить, что во все эти годы Путин ни разу не допустил колебаний в своих устремлениях. Как результат – осуществляемые им преобразования хоть и медленно, но неуклонно завоевывают (заполняют) экономическую, социальную и политическую ткань российского общества. Но преобразования идут действительно медленно. Почему?

Как мне представляется, причина, конечно, не одна. Но есть главные. Одна из них – кадры. Но и кадры ведь лидер всегда подбирает в соответствии с теми задачами, которые перед ним ставит действительность или которые он сам перед собой ставит.

Если же вернуться к вопросу, обозначенному в заголовке настоящего параграфа, то, чтобы лучше понять Путина, а по сути проникнуть в то, что он и сам еще, судя по его поведению, не до конца понимает, необходимо, как уже заявлено в предисловии, вернуться в нашу историю и поискать в ней аналоги нынешней российской ситуации. Такие аналоги имеются. Один из них – царствование Петра Великого. То же межеумочное состояние российского общества, та же необходимость радикальных реформ и та же кадровая пустыня Сахара. Только направление движения обратное по знаку. Петр силой насаждал в России порядки западноевропейской цивилизации, в увлечении полагая традиционные русские ценности «подлыми и низкими», и искоренял традиционное боярское варварство варварскими же методами. А перед Путиным задача стоит обратная – преодолеть силой навязанное России в 90-х годах либерально-демократическое западное влияние (и формы) и вернуть нашему обществу традиционно российский тренд развития с сохранением (и привнесением) существенных элементов европейской цивилизации, избегая при этом ее крайностей в виде однополых так называемых браков и прочего маразма.