Всё, что мы потеряли - Элис Келлен

было мучительным. Я поискала в шкафах и в одном наткнулась на пачку печенья «Тим Там». Рядом стоял пакет с клубничными леденцами на палочке в форме сердца. Я потянулась за одним, но тут в дом вошел Аксель, весь мокрый. Он положил доску на порог и несмело посмотрел на меня.

— Прости за то, что было днем. Мне жаль, — сказала я.

— Забудь. Что хочешь на ужин?

— Я не хочу это забывать, Аксель. Я не могу. Мне жаль, что я задыхаюсь каждый раз, когда делаю что-то обычное, то, что делала раньше, потому что тогда это будет означать, что жизнь идет своим чередом, а я не понимаю, как это возможно, когда часть меня все еще в той машине, с ними, не может выйти оттуда.

Аксель вздохнул и провел рукой по влажным волосам. И тогда… тогда он сказал то, что меня сломало. Хрясь.

— Я скучаю по тебе, Лея.

— Что? — прошептала я.

Он оперся рукой на барную стойку, которая нас разделяла.

— Я скучаю по девушке, которой ты была раньше. Понимаешь, я хочу видеть, как ты рисуешь, шутить с тобой, у тебя была такая улыбка… И я не знаю как, но я вытащу тебя оттуда, где бы ты ни была, и верну тебя к жизни.

Он ничего не сказал больше и пошел в душ, но этих слов хватило, чтобы сердце заколотилось. Я замерла, уставившись в окно и положив руку на грудь, считая, что любое движение приведет к землетрясению, а пол начнет уходить из-под ног. Этого не произошло. Но спокойствие еще хуже. Отсутствие шума или хаоса. Только затишье. Оно предвещало бурю или значило, что до тебя ураган еще не добрался.

19 Аксель

Во время последнего разговора с Оливером я умолчал о прошлом вечере. Повесив трубку, я осознал, что не рассказываю ему о том, что происходит под этой крышей, словно мой дом стал закрытым изолированным местом, в котором вещи обретают смысл, только если мы его вкладываем в них. И несмотря на все это, мы с Леей неплохо ладили. Мы могли поссориться, а затем поужинать вместе, как два цивилизованных человека. Или не говорили друг другу ни слова по несколько дней и не считали это странным. Так или иначе, мы подстраивались друг под друга, несмотря на грусть, пожиравшую Лею, и на появившееся у меня отчаяние. Нетерпение — мой недостаток.

Мне всегда было сложно ждать.

Когда я был маленьким, я мечтал о машинке на радиоуправлении и осаждал родителей сутками. Мой брат уже несколько месяцев копил на скучнейшую настольную игру, от одного названия которой меня тошнило. Поэтому в один прекрасный день, следуя детской логике, я вытащил из копилки брата все деньги и поставил ее на место. Джастин даже не догадался. Родители купили мне машинку, полагая, что я накопил на нее. И мы с Оливером играли на дорожках на заднем дворе, строили для машинки препятствия из камней, веток и листьев. Несколько недель я откладывал деньги, которые мне давали за хорошее поведение и помощь по дому, и возвращал их в копилку Джастина. Потом я продал уже немного разбитую машинку мальчику из школы и к тому моменту, когда Джастин решил купить игру, вернул все деньги до последней копейки.

Мораль всей истории такая: «Зачем ждать завтра, если можно получить что-то сегодня?»

И сейчас нетерпение убивало меня.

Из-за Леи. Потому что мне нужно было видеть ее улыбку.

На следующий день, когда Лея встала, я обратил внимание на синяки под глазами.

— Так себе ночка?

— Типа того.

— Останься дома. Отдохни.

— Ты разрешаешь мне пропустить школу?

— Нет. Ты уже взрослая, чтобы сама решать, нужно ли тебе идти на занятия. Но если тебе важно мое мнение, думаю, что сегодня ты просто потеряешь время, глядя на доску и не вникая ни во что. Ты выглядишь так, как будто вот-вот рухнешь. Иногда лучше восстановиться, чтобы найти силы двигаться дальше.

Лея снова легла спать. Я немного покатался на волнах, затем вернулся домой и приготовил сэндвич. Из-за поездки накануне за мольбертом, который теперь собирал пыль на задней террасе дома, я немного запустил работу. Я записал на бумажке ближайшие сроки сдачи и прилепил ее на календарь, затем поработал над несколькими заказами. Ближе к обеду Лея выглянула из своей комнаты.

— Получилось поспать?

— Да, немного. Молоко осталось?

— Не знаю, пойду куплю.

— Может… может, я с тобой схожу?

— Давай. Помощь будет нелишней.

И не только помощь, но и возможность вытащить ее отсюда: пусть хоть воздухом подышит. Пока Лея завтракала, сидя за барной стойкой, я снова погрузился в срочный заказ. Доев, Лея, к моему удивлению, обошла письменный стол, наклонилась надо мной.

— Что это? — спросила она, нахмурив бровь.

— Твое сомнение оскорбительно, это уши кенгуру.

— Разве у кенгуру такие длинные уши?

Итак, наш первый тривиальный разговор закрутился вокруг размера ушей кенгуру. Я сказал ей взять табуретку с кухни и поставить рядом. Мы сидели бок о бок. Я положил перед ней комикс.

— Суть в том, что мистер Кенгуру должен объяснить детям, что нехорошо бросать мусор на землю, оставлять открытым кран и есть гамбургеры до тошноты.

Лея моргала с нахмуренным лбом.

— Как это связано с ушами?

— Это комикс, Лея. Прикольно так рисовать. Понимаешь, немного преувеличенно, например с большими ногами или крысиными лапками. Улыбаются тоже по-другому в настоящей жизни.

Я указал на белые и блестящие зубы, которые нарисовал в одном из комиксов, и увидел, как слабая улыбка тронула губы Леи, прежде чем внезапно исчезнуть, как будто она все поняла и сдала назад. Я хотел, чтобы она еще немного побыла со мной, не закрывалась в своей комнате, как обычно.

— Что ты думаешь о моем художественном таланте?

Она склонила голову. Обдумала ответ. Вздохнула.

— Я думаю, что ты его растрачиваешь.

— Сказала девочка, которая уже не рисует…

Она метнула на меня строгий взгляд, и мне стало легче оттого, что она сразу же отреагировала.