Хозяин Стоунгрейв-Холл - Хелен Диксон

– Натан не может понять, с какой стати умирающую женщину, когда-то работавшую на мою мать, привезли сюда и ухаживают за ней. Все объясняется просто. Моя мать очень любила Бетти и ясно дала понять, чтобы о ней позаботились, если понадобится.

– Я не верю вам. Здесь что-то другое. Я это чувствую. Ожесточенность вашего брата, даже осмелюсь сказать, он ненавидит мою мать. Это видно. Я слышала, как он говорил вам, что его нога не переступит порог этого дома, пока она не уедет отсюда, а это вынуждает меня предположить: нет дыма без огня. Натан говорил о том, что все узнают о грязном семейном белье. Поэтому я должна спросить, как женщина на пороге смерти могла стать такой страшной угрозой для вашей семьи.

– Мой брат разозлился. Он все преувеличивает.

– Я так не считаю. Вы что-то скрываете от меня. Клянусь, лорд Рокфорд, я все равно узнаю. А сейчас, если не возражаете, мне хотелось бы, чтобы вы ушли и позволили мне собрать вещи.

– Забудьте об этом, – холодно ответил Лоуренс. – Вы никуда не поедете.

– Не припомню, чтобы я просила у вас разрешения, – с вызовом ответила Виктория.

Лоуренс угрюмо смотрел на нее. Он не привык слышать возражений от взрослых людей, а этой девчонке все нипочем. В другой раз он бы открыто посмеялся над ее храбростью, однако еще не прошли раздражение и досада от разговора с братом.

Подавив неожиданное желание говорить вежливо, он резко выпалил:

– Этого и не требуется. Я все равно не дал бы разрешения.

– Тогда, пожалуйста, оставьте меня. Я жалею, что пришла сюда и познакомилась с вами. Я этого не желала, не напрашивалась. Это произошло помимо моей воли. – Виктория дышала так, будто ей не хватало воздуха. – Разве не понятно, вы мне неприятны!

Лоуренс смотрел на гордую юную красавицу, уставившуюся на него, точно разгневанный мстительный ангел, и понял, что та вот-вот расплачется. Он почувствовал угрызения совести, но тут же подавил это чувство.

– Знаю. Я стану вам еще неприятнее после того, как скажу все. – Лоуренс отвернулся, остановился в дверях и оглянулся. Гневный взгляд приковал ее к месту. – Я не шучу. Вы останетесь здесь. Если вашей матери ночью станет хуже, буду вынужден посылать за вами. Вы можете опоздать. Вы подумали об этом? – И вышел, оставив Викторию подавленной и опустошенной.

Конечно, он прав. Суровая правда заключалась в том, что мать столь больна и ее нельзя перевозить. А если покинет Холл, она рискует больше не застать ее живой.

Опустившись на кровать, Виктория думала, что не сможет покинуть это место, ругала лорда Рокфорда на чем свет стоит за то, что он оказался прав. Невидящим взором уставилась на закрытую дверь. Сердце сильно билось от досады. Ее охватили ранее не испытанные чувства: гнев, унижение, пронзительная боль. Казалось, что она осталась совсем одна. Неожиданно всего за один день жизнь запуталась. Виктория целые сутки не знала, что с ней происходит и чего от нее ждут, а теперь, похоже, не осталось иного выбора, как жить и ждать в доме чужого человека, пока все не закончится.

Несколько дней Виктория не виделась с лордом Рокфордом. Подозревала, что тот не теряет бдительности и держит всех на почтительном расстоянии, ловко прикрываясь маской вежливости. Окружающие относились к нему настороженно, точно к великолепному сильному хищнику, восхищались и одновременно боялись.

Виктория догадывалась, что ее присутствие в Стоунгрейв-Холл стало источником многих сплетен и пересудов среди слуг. Казалось, в каждом углу она натыкается на них, а их так много. Похоже, никто не знал, как к ней относиться. Виктория не была ни гостьей, ни членом семьи, всего лишь дочерью прежней горничной. Но она получила образование в какой-то элитной школе Йорка, поэтому не такая, как все. Однако, узнав, что ей предстоит есть либо на кухне, либо в своей комнате и пользоваться благосклонностью миссис Хью и Дженкинса, они смирились с ее присутствием в доме и занимались своими делами.

Желая подышать свежим воздухом, Виктория на короткое время покинула комнату больной матери. Почувствовав запах цветов, сделала глубокий вдох. Остановилась в уединенном месте парка. Достав из кармана апельсин, она села на каменную скамью и начала чистить его, засовывая кусочки шкурки в карман, чтобы потом выбросить.

Лоуренс, появившийся из-за постриженных в форме птиц кустов, заметил ее и застыл на месте. Неравнодушным взглядом зачарованно уставился на нее. Сидевшая на скамье мисс Льюис являла собой привлекательное зрелище. Чуть наклонив голову, сосредоточила все внимание на апельсине. Лоуренс отчетливо разглядел ее аристократический профиль с изящными скулами и маленьким носом. Солнечные лучи золотистыми бликами отражались на ее густых каштановых волосах, водопадом спускавшихся на плечи. Длинные изогнутые ресницы отбрасывали тени на гладкие щеки. Виктория прикусила нижнюю губу, продолжала делить апельсин и уже собралась полакомиться одной сочной долькой, когда заметила, что к ней приближается лорд Рокфорд. Она увидела его впервые после визита Натана и, вспомнив сердитую перепалку между ними, пыталась представить, как он сейчас относится к ней. И вдруг насторожилась. Украдкой взглянув на его точеный профиль, Виктория подивилась силе и гордости, отражавшейся в каждой черточке этого поразительно красивого лица.

Встав перед ней, Лоуренс уставился в ее лицо. Тело Виктории напряглось, на полупрозрачную кожу под глазами падали темные тени.

– Как дела у вашей матери? – тихо спросил он.

Викторию поразила его неожиданная доброта и вежливый голос.

– Она очень больна, – Виктория обрадовалась тому, что его злость после их последней встречи рассеялась, – уже не кашляет так часто и много спит. Думаю, это ненадолго.

Лоуренс кивнул, храня мрачное выражение лица. Виктория расстроилась, он это видел и решил проявить к ней заботу и доброту, чего требовало создавшееся положение. Сейчас она нуждалась в силе духа, который он мог поднять, а не в ужасных откровениях, что неизбежно случится потом.

– Мне грустно слышать это. Мисс Льюис, я не совсем бессердечен, не совсем равнодушен к вашему положению.

– Я это знаю.

– Я работал в кабинете, когда заметил, что вы вышли сюда. – Он бросил взгляд на парк. – В такой день грех сидеть в четырех стенах.

– И вы решили выйти.

– Вроде того. Хотел извиниться перед вами за тот день. Вы были расстроены…

– Расстроена и сердита, но я жду ответов на вопросы. – Виктория прервала его, желая казаться высокомерной, холодной и недоступной, но только не удрученной, ибо это означало бы слабость и беспомощность.

Лоуренс отвел взгляд, чтобы не видеть озадаченно-пристальное выражение ее больших глаз. Обнаружилось, что ему становится все труднее прибегать к уловкам и молчанию, к чему его вынудил Натан.