Слишком много блондинок - Арина Игоревна Холина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Саши плохой характер (по словам Вити), она любит позлословить и поскандалить на ровном месте. «Я так сразу и подумала», — восхитилась я собственной проницательностью, услыхав все эти лестные отзывы. Но с Егором она сдерживается и притворяется душечкой. Егор же считает, что любви не существует, что ее придумали писатели и что он в своем творчестве реализует те чувства, которые обыкновенные, нетворческие люди пытаются найти в любви и семье. «Он просто разочарован, но я сделаю его счастливым», — решила я. Не то чтобы я так сама себе и сказала, но в глубине души все было именно так.
«Ну и фиг с ней, с этой Сашей, — подумала я, ударив ногой по спинке кровати. — Да кто она такая? Дура тупая, вот кто! И корова!»
Я вскочила и схватила маленькое настольное зеркало.
Правая грудь: второй размер… или первый… или, может, первый с половиной, в общем, не так уж мало, но и не то чтобы очень. Могло быть больше. Почему это, интересно, у моей мамаши самое меньшее пятый номер, а мне достались какие-то алименты? Но форма приличная: даже если и отвисла чуть-чуть, это не так уж заметно, в особенности если выпрямить спину и немного отклониться назад.
Левая грудь. Родинка, едва заметный прыщик, царапина.
Живот. Одна складка, волосы, вторая складка. Куда всякие актрисы девают живот? Я качаю эту сволочь каждый день (пятьдесят упражнений вверх, пятьдесят — налево и столько же направо), но, несмотря на то что внутри он твердый, сверху выпирает жир и прочее свинство. Втягиваю. Более-менее.
Сзади — катастрофа. Разрушения очевидны и невероятны: ямочки, галифе, складки и растяжки. Все потеряно, с такой задницей Егор меня никогда не полюбит. С такой задницей я сама себя ненавижу. Один раз я даже купила крем «антижир» и массажер от всякого рода целлюлита, но мазаться забывала — так они и сгнили в ванной. Записалась в бассейн и спортзал, но была там всего один раз. Все время я находила причину, чтобы идти не сегодня, а в «другой раз» — то у меня болел живот, то я уже опаздывала, то задерживалась на работе, или фильм какой-нибудь тупой оказывался таким увлекательным, что я не могла взять и бросить на самом интересном месте, то у меня просто не было настроения, а без настроения ничего не получается…
Сейчас-то я обо всем этом сожалела и клялась, что, как только доберусь до города, сразу же запишусь на все тренировки, которые только есть на свете, включая коллонетику и голотропное дыхание.
Ноги. Вполне приличные, только, кажется, толстые. Черт, и небритые. Ужас, какие небритые: я похожа на кактус.
С лицом, как обычно — все в полном беспорядке. Очередной гормональный стресс: на лбу сыпь и крылья носа тоже в чем-то красном… Заметно это, правда, лишь вблизи. Вот мои не слишком выдающиеся глаза, хотя многие говорят, что они карие и большие, но лучше бы у меня были длинные ресницы — это так женственно! И губы у меня почему-то совсем не как у Бритни Спирс, а совершенно обычные, к тому же нижняя больше, а верхняя уже. Подлость. Хочу выглядеть, как Памела Андерсон: она, что бы там ни врали, жутко сексуальная — с такими буферами не пропадешь. Если б у меня была такая грудь, такие ноги и такая задница, я бы не водила хороводы около чужого любовника, а выбирала бы из десяти раскрасавцев самого потрясающего. Но мне приходится делать вид, что остроумие и хорошие манеры намного важнее, чем улетная фигура, хотя, честно говоря, я-то в эти сказки не верю. Даже если девушка красивая, но глупая, и ее бросают через две недели, то ей дарят на прощание или «БМВ», или квартиру, или коллекцию фарфоровых кукол по пятьсот баксов каждая и еще вешают ее фото на стену, а все эти страшные умницы (как я) если и становятся женами, то вредными и злобными, и секс у них бывает не чаще раза в год.
Комплексы опять рекой полились, но я, вовремя спохватившись, взяла себя в руки — послала воздушный поцелуй собственному отражению, подмигнула, облизала губы и положила зеркало лицом вниз.
Собрав волосы в хвост и накинув сарафан, я спустилась вниз. Витя уже не спал: ждал, когда Настя с Катей отойдут от чайника. Девочки жили в маленькой пристройке рядом с дачей, а Витя квартировался на первом этаже. Кухня была одна на всех: летняя, в беседке, увитой плющом. Витя налил себе и мне кофе, расплескав половину по дороге, с громким вздохом рухнул на стул и простонал:
— Я умираю…
— Не надо было догоняться джин-тоником, — без всякого сочувствия напомнила я. — Ты вообще-то помнишь, как мы с тобой вчера покоряли горные вершины?
Витя поморщился:
— Приблизительно… Я что — догонялся джин-тоником?
— Мы забрались на холм, — освежила я вчерашние приключения. — Причем полезли на него не с той стороны, где нормальная дорога, а по каким-то козьим тропам. Ты уверял, что знаешь здесь каждый камень, но сам раза четыре грохался…
— А! — Он поднял указательный палец. — Вот почему у меня на коленях ссадины…
— Да… А потом ты стоял на холме и вопил, что соединяешься с природой…
— Не надо, — ухмыльнулся Витя. — Это я все помню: и как ты по траве каталась, и как мы с тобой плясали танец диких лебедей…
— Не лебедей, а буревестников… — расхохоталась я.
Мы смотрели с холма на безумную набережную, сверкающую неоном, и решили, что организуем собственную дискотеку, на которой будем плясать от души, в меру собственных дурных наклонностей. Я придумала танец диких буревестников — надо было, расправив руки, высоко подпрыгивать на двух ногах и делать все это очень быстро и страстно. Мы все время падали, отчего было жутко весело.
— Ладно, — оборвал воспоминания Витя. — Пойдем, что ли, на море.
Поутру море было другое: буро-зеленое, а небо — дымчатое, бледно-голубое. Солнце поджаривало кожу так, что лучи, казалось, доставали до костей — это было и приятно, и утомительно. На пляжах теснились отдыхающие — семейными группами, парочками, компаниями, а детишки, плескавшиеся у самого берега, радостно закидывали друг дружку медузами. Миновав сувенирный базар, длинные ряды с «товарами для отдыха», отделавшись от навязчивых валютных менял, мы ушли далеко за городские пляжи и зашлепали сандалиями по гальке. Впереди виднелся невысокий холм, а за ним — пологая гора с деревцем на вершине.
— Могила Волошина, —
