Слишком много блондинок - Арина Игоревна Холина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На концерте, чьем не знаю… Наум потерял кольцо. Мы всей бандой ползали по полу и говорили, что ищем бомбу, чему никто не поверил, кроме охранников, которые вежливо, но непреклонно попросили нас удалиться или вести себя спокойно. Спокойствие мы категорически отвергли и удалились. Где-то мы плясали, где-то пили, а в седьмом или шестом баре Аня подцепила молодого человека. Он был пухлый, но не рыхлый — чувствовалось, что он проводит много часов на тренажерах, перегоняя обеды и ужины в мускулатуру. Вообще-то он был привлекательным, но слащавым: вел он себя как жиголо, соблазняющий выживших из ума миллиардерш. Он беспрестанно — когда обращался к женщинам — отпускал навязчивые, как розовое масло, комплементы и смотрел так, словно был уверен, что его взгляд прожигает сердца насквозь. Таким людям верить можно не больше, чем анонсам на видеокассетах: все в них — сплошная наживка, а внутри — тоска и халтура.
Он так замучил своей галантностью, что я всерьез задумалась, нет ли у кого-нибудь мышьяка или хотя бы снотворного, но тут он вмешался в разговор Севы и Андрея об одной известной актрисе.
— Я ее недавно видел в Каннах. У нее муж… — он назвал фамилию известного промышленника, — поэтому ее и снимают до сих пор — за его деньги. А вообще-то она совершенно исчерпала себя, да и таланта-то у нее большого не было — так, внешность… Но она так постарела… В ее возрасте уже пора задуматься о пластической хирургии…
— Знаешь что, — перебила его я, — когда тебе будет пятьдесят и у тебя будет муж-миллионер на десять лет младше и когда ты будешь два раза в год сниматься в фильмах, играть в спектаклях и вести ток-шоу, тогда и будешь судить, нужна тебе пластическая операция или нет. А вообще-то это не твое дело.
— Ты так ее защищаешь, как будто она твоя родственница, — сыронизировал он.
— Да, — рявкнула я. — Она моя мать.
Оставив его с открытым ртом, я ушла в туалет. В туалете копошилась Аня — она пыталась выкрутить из стены пилкой для ногтей огромную металлическую пепельницу. Я оторвала ее от пепельницы и спросила, что нам делать с этим… Денис его звали. И еще я добавила, что он — придурок. Аня сказала, что ей по фигу, главное, чтобы у него не был слишком большой, это ей не нравится, и что она собирается нырнуть в пучину разврата. Сегодня утром она выгнала своего парня, который оказался а) наркоманом, б) бисексуалом. Аня заявила, что у нее трагедия, отстаньте от нее все.
Мы вернулись к столу. Аня шлепнулась рядом с Денисом, а я пристроилась в углу. Наблюдая, как они флиртуют, я нервно покручивала в руках банку с кетчупом — собиралась полить им омлет, который мне принесли в то время, что мы беседовали с Аней в туалете. Денис в это время брякнул что-то глупое, я взмахнула рукой, угрожая (в шутку) облить его соусом, банка выскользнула и улетела на соседний стол, обрызгав все на свете. Соседи проявили характер и кинули в нас горчицей, после чего в них полетел омлет и молочный коктейль…
Глава 11
Голова была пластилиновая. В ней что-то таяло, гудело, постукивало…
Дико хотелось пить, но казалось, глотну и снова опьянею: все внутри меня пропиталось текилой, виски, коньяком и еще какой-то штукой с мятой — я ей икала.
— Ой, — сказала я вслух. Голос звучал отвратительно, изо рта пахло грязными трусами и першило. — Мама…
Я протянула руку, нащупала будильник. Семнадцать минут десятого. Рано. И будильник не мой. У меня черный, а этот красный. Я оглядела комнату, и меня бросило в пот: я лежала на чужой кровати, в чужой квартире. В чьей — даже не догадываюсь. На мне зеленая майка с Гомером Симпсоном. Я без трусов. Вокруг все белое: белоснежный мохнатый пол, белое шелковое постельное белье, стены, лампы и зеркальный шкаф. На полу — моя сумка.
— Эй, — позвала я кого-нибудь.
Мне было страшно: вдруг сейчас выползет чудище заморское лет восьмидесяти и такое мне расскажет… А с другой стороны, может, я у Тани с Наумом. Хотя лежу я вроде на хозяйской кровати, а они бы меня устроили на диване или где-нибудь еще, но не в спальне. Или все ушли, а я сюда перебралась?
Я встала и, раза три споткнувшись, вышла из комнаты. Бешено стучало сердце, тошнило и выливались ручьи пота. Коридор — синий. В гостиной — разноцветной — пусто. В кухне тоже. Ванная была сплошь выложена мозаикой. Это было так красиво, что меня тут же вырвало в умывальник.
Никого. И дверь закрыта снаружи.
Устав от путешествия по неизвестной квартире, я присела на кухне. Надо, чтобы кто-нибудь вспомнил, что со мной было, и спас меня из этой крепости. Единственный человек из вчерашней компании, чей телефон у меня записан — Андрей. Осторожно, по стеночке, я вернулась в спальню, нашла визитку.
Положив руку на трубку, я подумала, а что будет, если я сниму ее, а там — тишина. Кто-то перерезал провода, я в ловушке и все такое… Интересно, мне попадется маньяк-извращенец или просто маньяк? Будет ли он вживую сдирать с меня кожу, одновременно насилуя, или задушит, по-простому, и уже потом надругается над трупом?
Черт! Ненавижу свободу слова — как можно спокойно жить после сериала «Самые страшные убийцы планеты»? Мне ведь за каждым углом мерещатся психопаты, я, наверное, сама кого-нибудь вскорости грохну, чтобы не опасаться того, что со мной это сделают другие. Говорили бы по телевизору, что у нас преступности нету, что страна у нас самая богатая и погода — просто рай… Было бы, честное слово, намного приятнее жить.
— Туу-туу-туу, — сказал телефон.
— Андрей? — Я была готова до конца жизни мыть ему машину за то, что он оказался на месте, за то, что телефон не был выключен, и за то, что он сразу меня узнал.
— Ага! — отозвался он. — Ну как ты?
— Плохо, но сейчас меня больше интересует, где
