Когда ты исчез - Джон Маррс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы сели, сделали вид, будто закидываем удочки с сетями, и я осторожно принялась объяснять, что их отца какое-то время не будет дома.
– Куда он делся? – спросил Джеймс, нахмурив брови, точь-в-точь как Саймон, когда чего-то не понимал.
– Я не знаю.
– А когда вернется?
– Не могу сказать, милый мой.
– Почему?
– Потому что не могу. Папа ненадолго уехал, и я не знаю, когда он вернется.
– А почему не знаешь? – не сдавался Джеймс.
– Просто не знаю. Извини. Мы не можем его найти, но я уверена, что он про нас не забыл.
– Ты ругаешь нас, когда мы не говорим, куда уходим, – тихонько начал Робби. Я кивнула. – Значит, папу ты тоже будешь ругать?
– Да, – соврала я.
Хотя ругать я Саймона ни за что не стану. Только обниму крепко-крепко и больше никогда не отпущу.
– Он ушел к Билли? – спросил Робби, и у него затряслись губы.
Я сглотнула комок в горле.
– Нет. Ни в коем случае!
Я не знала, где он. Могла лишь молиться, что не с Билли.
– Откуда тебе знать? – нахмурился Джеймс.
Я смотрела вдаль, туда, где ручей сливается с полями, и молчала. Мальчики рыбачили в полной тишине, забыв про улов и переваривая мои слова в своих маленьких головенках. Никто из нас не хотел представлять себе жизнь без Саймона.
20:10
Я сидела на стуле во внутреннем дворике, закутавшись в темно-синий свитер мужа, и ждала, когда день сольется с сумерками. Радиотелефон, который Пола купила по моей просьбе, лежал на расстоянии вытянутой руки. Молчал, как и весь мир вокруг. Компанию мне составляли только мотыльки, плясавшие возле свечки в марокканском фонарике. Бесцельно и бестолково – совсем как я.
Я старалась подбодрить себя, вспоминая глупости, которые творил Саймон, чтобы вызвать у меня улыбку: он то гавкал по-собачьи, то танцевал со мной на кухне под старые песни, то надевал одно из моих платьев, чтобы повеселить друзей, приглашенных к нам на ужин. Иногда он вел себя до ужаса глупо, и теперь я молилась, чтобы этот глупыш поскорей вернулся домой.
Я перелила последние капли красного вина из бутылки в бокал и стала ждать дальше.
Без разницы, что говорит офицер Уильямс: я слишком хорошо знаю Саймона, чтобы думать, будто он от меня ушел. То, как он поддерживал нас, когда мы переживали самый страшный кошмар в жизни любой семьи, лучше любых слов доказывало, что он прекрасный муж и чудесный отец. Я должна верить, что он жив.
Пятнадцать месяцев назад мы разделили общее горе. Теперь нас настигло новое испытание, и я могла лишь одно – лить слезы по человеку, чья участь была мне неизвестна.
Нортхэмптон, наши дни
8:30
Саймон вцепился в мягкие края фетровой шляпы так крепко, что, казалось, вот-вот ее порвет. Однако сил разжать пальцы не было.
Кэтрин обернулась, закрыла за собой дверь и прошла в середину гостиной, стараясь не встречаться с ним взглядом. С годами она не потеряла прежней грации. Саймон не узнавал гусиные лапки вокруг холодных глаз, а морщины на лбу стали глубже, но это не имело значения. Ее красота, хоть и обрела новые формы, ничуть не потускнела. Седые волосы лежали прядка к прядке, будто мазки на картине маслом, и казались еще живописнее оттого, что не были испорчены красками. Несмотря на возраст, Кэтрин не увядала, и рядом с ней он чувствовал себя потасканным и пыльным.
Что до Кэтрин, ей было что сказать, но она не знала, с чего начать. Поэтому молчала, крепко сжимая пальцы, чтобы он не видел, как они дрожат. Смотреть на Саймона не хотелось, однако удержаться она не могла. Поэтому украдкой скользнула по нему взглядом.
Лицо с годами отекло, щеки обвисли. Талия расплылась, хоть ее удерживал кожаный ремень. Ноги, как ни странно, казались крупнее прежнего.
Взгляд буквально приклеился к нему – словно стоит отвести глаза, и он пропадет. Если Саймону суждено опять исчезнуть, пусть это случится в ее присутствии. Сколько лет прошло с тех пор, как она последний раз видела его на одной из старых фотографий, которые валялись теперь где-то на чердаке? Кэтрин забыла, каким он был красивым. Да и сейчас не утратил мужской привлекательности, как ни хотелось обратного.
Саймон оглядывал гостиную и вспоминал, как здесь было в прежние времена. Планировка выглядела знакомой, хотя обои, ковры и мебель давно сменили. Коттедж казался совсем крохотным по сравнению с виллой, которую он теперь называл своим домом.
– Ты не против, если я сяду? – спросил он.
Кэтрин промолчала, но Саймон все равно сел.
На комоде стояли рамки с фотографиями; без очков он не мог разобрать, кто на них изображен. С памятью было так же – он пытался вспомнить лица детей, однако их размазывало, стирая черты. Ну, кроме Джеймса. Саймон знал, каким стал его старший сын, и уже никогда его не забудет.
Молчание длилось дольше положенного. Как незваный гость, он обязан был заговорить первым.
– Отлично выглядишь.
Кэтрин скорчила презрительную гримасу, но Саймона это не смутило. К такому отношению он был готов.
– Мне нравится, как ты тут все переделала.
И снова в ответ молчание.
Он глянул на каминную решетку и дровяную печь, которую они с великим трудом установили вскоре после переезда.
– О, эта штука еще работает? Помнишь, как мы чуть не спалили весь дом, потому что забыли прочистить дымоход и…
– Хватит, – перебил его резкий голос, мешая предаваться светлым воспоминаниям.
– Извини. После стольких лет…
– Я сказала, хватит. Ты не появлялся в моем доме двадцать пять лет, и не надо делать вид, будто мы давние друзья.
– Извини.
Комнату заполонила тревожная густая тишина.
– Чего тебе надо? – спросила Кэтрин.
– Чего мне надо?
– Именно это я и спрашиваю. Чего тебе от меня надо?
– Мне ничего от тебя не надо, Китти.
Это было правдой лишь отчасти.
– Ты давно не имеешь права так ко мне обращаться.
Саймон кивнул.
– И избавь меня от своих извинений, – продолжила Кэтрин. – Мало того, что они запоздали, так еще и никому не нужны.
Саймон десятки раз прокручивал в голове эту сцену, прежде чем попросил Луку заказать билеты. Что будет при встрече: она упадет в обморок, или даст ему пощечину, или кинется на шею, или закричит, или заплачет, или просто откажется пускать его на порог? Были сотни вариантов – но почему-то такой ледяной враждебности он не предвидел.
И не знал теперь, как реагировать.
– Зачем
