Я отвезу тебя домой. Книга вторая. Часть первая - Ева Наду

Северак и Рамболь – ей несложно было признаться – играли в этом её настроении не последнюю роль. Она ругала себя, уговаривала, что не имеет права на их внимание, что не должна огорчаться, если они теперь не так уж стремятся быть с нею рядом.

Клементина убеждала себя – старалась изо всех сил. Но старания её были по большей части тщетными. И она всё пыталась найти причину этому, понять, что и где она делает не так?

*

Клементина так и замерла – задумалась. Стояла, обхватив обеими руками берёзовый ствол. Вспоминала.

Устав от упрёков мужа, она уже почти отказалась от дальних прогулок, ограничила свои выходы в город посещениями церкви. Большую часть времени проводила дома. Чтобы не скучать, пыталась найти себе занятия. Книг в доме не было, вышивать она не любила.

Она занимала себя, как могла: пекла пироги, готовила наравне со своими девушками обеды, убиралась в доме.

Пироги Клодин сразу относила беднякам – старикам, не имевшим в городе родни. От уборки девушки старались её оградить. Но сделать это им удавалось не так уж часто.

Она даже несколько раз бралась стирать, хотя это, последнее, действительно было для неё слишком тяжело. И Оливье…

Оливье де Лоранс, заставший её однажды за стиркой, раскричался так, что она испугалась, как бы звуки скандала не достигли соседских домов.

– Я предпочёл бы испытать на себе гнев короля, – кричал он, – чем жениться на вас, если бы знал, что быть прачкой – предел ваших мечтаний! Неужели вы не понимаете, что выглядите нелепо! Стыдно! Позорно!

Она выслушала тогда всё до последнего слова.

– Как вы мне надоели, – дослушав, проговорила тихо.

Он опешил, замолчал. Вышел из комнаты, позабыв прикрыть за собой дверь.

*

Клементина улыбнулась, вспомнив, тогдашнее выражение лица Оливье. Слава Богу, подумала, её перестало огорчать бесконечное брюзжание мужа. Продолжай она переживать об их не сложившихся отношениях, насколько тяжелее ей было бы жить!

Клементина смахнула коснувшуюся лица паутинку. Оторвалась, наконец, от берёзы.

Укорила себя за бездействие – взялась собирать ягоды. Одновременно задумалась снова, вернулась в воспоминания.

Она методично изнуряла себя работой.

К вечеру уставала так, что у неё не было сил говорить и двигаться. И всё равно через пелену усталости, застилавшую глаза, через недвижность мышц и безучастность разума пробивалось отчаяние – она чувствовала себя одинокой.

Северак и Рамболь, недавно ещё дарившие ей немало душевного тепла, теперь свои силы, свои порывы и устремления отдавали другой цели и другому человеку. И, думая о нём, Клементина с трудом справлялась с раздражением.

О существовании это «другого» человека она узнала от Северака.

– Отчего вы стали редко бывать дома? – спросила она его однажды.

Покраснела, сообразив, что причину этого, возможно, ей совсем не следовало бы знать. Однако Северак рассмеялся, заметив её смущение. Ответил весело:

– Мой друг, господин де Мориньер, прибыл в Квебек с одним из последних кораблей. И я очень рад этому. Я не знаю человека более целеустремлённого и настойчивого. Теперь я уверен, у меня совсем не останется времени на безделье.

– Будто бы до сих пор вы позволяли себе бездельничать, – пожала она тогда плечами.

Она не знала ещё, как часто это имя будет заставлять её досадовать

– Мне надо увидеться с господином де Мориньером…

– Я обещал господину де Мориньеру потренироваться с ним на шпагах…

– Мы с господином де Мориньером собираемся на Орлеанский остров…

– …в путешествие вдоль Святого Лаврентия…

– …на другую сторону Лаврентия – осмотреть пару заброшенных фортов…

И Северак, и Рамболь произносили это имя с раздражающим Клементину энтузиазмом.

– Я обещал…

– Мы планировали…

– На завтра назначена…

Это невозможно было слушать.

*

Клементина наполнила наконец корзину мичеллой. Провела в последний раз ладонью по тёмным, блестящим листьям, стелющимся по земле. Присела на поваленный ствол.

Взяла одну ягоду мичеллы в рот – та была совершенно безвкусной. Клементина улыбнулась, вспомнив ягоды другие – недавно ею открытые. Те были кислые, с лёгкой горчинкой. Красные, с плотной кожицей, они лопались на языке и заставляли Клементину морщиться.

Клементина тихо засмеялась – индианка, протягивавшая ей тогда в ладони горсть ягод, ожидала совсем другой реакции. Она причмокивала губами, цокала языком и всячески изображала удовольствие.

Произносила что-то странное:

– Сассаменеш, – твердила индеанка. – Сассаменеш6. Очень вкусно.

И Клементина не смогла её разочаровать. Она проглотила одну ягоду, потом вторую. Потом долго наблюдала за тем, как женщины готовили пеммикан – перетирали ягоды сассаменеш, смешивали их с сушёным мясом и жиром. Закладывали смесь в кожаные мешки.

– Зачем это? – спросила Клементина тогда.

– Зимой в долгих походах он даёт много сил, – отвечала важно индианка. – Очень хороший пеммикан7.

*

«Надо узнать, – думала Клементина теперь, лениво перекатывая кончиками пальцев ягоды в корзине, – где в этих местах собирают сассаменеш».

Клементина сидела, уговаривала себя – ещё немного покоя, и она отправится в обратный путь. Но неожиданный треск за спиной – будто кто-то очень тяжёлый прокладывал себе дорогу через кустарник – заставил её подняться раньше, чем она планировала.

Она не встревожилась поначалу. Повернулась, посмотрела в направлении, откуда раздавались звуки. За переплетёнными ветвями, густо покрытыми плотными мелкими листьями, она никак не могла разглядеть, кто же создаёт весь этот шум. Смотрела – скорее с любопытством, чем с волнением – на упругую дрожь высоких кустов.

Думала почему-то, что сейчас на неё выйдет человек – будто встречу в лесу с чужаком можно было считать безопасной. Только когда, раздвигая, разваливая по сторонам ветки кустарника, на неё выбрел медведь, Клементина испугалась. Отступила на шаг. Затаила в ужасе дыхание.

Большой чёрный зверь вывалился из кустов, замер на мгновение-другое. Потом замотал головой – по сравнению с туловищем она казалась какой-то слишком маленькой.

Зарычал негромко. Пошёл на Клементину – медленно, не сводя с неё взгляда.

*

До Клементины донёсся резкий запах дикого зверя. Медведь приближался, а она никак не могла решить, что ей теперь делать. Бежать было бессмысленно. Можно ли рассчитывать на то, что она сумеет убежать? В её-то состоянии!

Она пристально смотрела на приближающегося зверя. И вдруг заговорила. Громко, повелительно. Протянула к нему руку.

Медведь остановился, поднялся на задние лапы. Выпрямился. Стоял, покачивался. Глядел на неё мелкими, налитыми кровью глазами-бусинами. А она всё говорила и говорила – не понимала что именно. Как если бы кто-то другой управлял её губами, языком, гортанью.

Звуки её речи, кажется, привели зверя в замешательство. Он опустился на толстый зад. Какое-то время смотрел на неё ещё, потом, тряхнув головой, развернулся и медленно, переваливаясь с бока на бок, направился обратно в лес – через кусты, ломая ветки и издавая недовольное рычание.

Клементина стояла, оцепенев.

Даже когда животное окончательно скрылось из поля зрения, она всё никак не могла прийти в себя. Продолжала стоять. Прислушивалась, вглядывалась в глубину переменившегося в мгновение ока пространства вокруг.

Лес стал совсем другим – настороженным, затаённым. И Клементина почувствовала себя странно – как если бы вдруг обострились в одно мгновение все её чувства. Она стала лучше слышать, видеть, ощущать. Может, именно поэтому она поняла в этот момент, что рядом кто-то есть.

Не стала озираться. Просто повернула голову, посмотрела на группу стоящих невдалеке елей. Оттуда исходило нечто, отдалённо предупреждающее об опасности. И в то же время именно теперь Клементина понимала, что тот, кто находится там – не несёт с собой угрозы.

Она расправила плечи. Сделала шаг навстречу. И не удивилась, когда дрогнули ветви, раздвинулись слегка. И оттуда, из тёмной еловой глубины, протянулся к ней взгляд – внимательный, сторожкий. Одобрительный.

*

Не было ничего случайного в том, что Уттесунк оказался теперь здесь – на другом берегу Лаврентия, так близко к домам этих проклятых белых. Он знал, что судьба ждёт его на этом берегу.

Всю первую ночь он говорил с Великим Духом. Шептал, кричал, снова шептал:

– Великий Дух! Дай мне острое зрение, чтобы выследить большого и сильного Лося, дай мне силы, чтобы нанести ему смертельный удар. О, великий Лось, прости меня за то, что я собираюсь тебя убить. Мне нужны твоя сила, твоё сердце, твоя мудрость. Великий Дух, направь мою стрелу.