Слепая вера - Бен Элтон

— Я уже привыкла к мысли, что все на свете делается с какой-то целью, — говорила та, у которой умер ребенок. — Сейчас мой малыш там, где ему хорошо. Сейчас ему тепло и уютно в объятиях Любви...

— Привет, Незабудка, — сказал Траффорд, вложив в голос как можно больше сочувствия. — Как ты?

— Потихоньку. Спасибо, Траффорд. Стараюсь быть сильной, — откликнулась Незабудка, промокая глаза розовым кухонным полотенцем. — Я как раз говорила, что это испытание должно сделать меня лучше — я знаю, что так запланировала Любовь. Я часто обращаюсь к ней после того, как умер мой Сникерс, и она явно хочет, чтобы я была си... силь..

Но тут силы, которые Любовь стремилась вдохнуть в Незабудку, оставили ее. Она не выдержала и расплакалась. Траффорду был слышен хор сочувственных голосов, на все лады утешающих несчастную:

— Ну-ну... не надо...

— Будь сильной, женщина. Господь позаботится о твоем Сникерсе.

— Время лечит. Рано или поздно боль пройдет.

Траффорд включил счетчик онлайнеров, и в углу экрана появились цифры, сообщающие, что в данную минуту вместе с ним и Чанторией горе Незабудки разделяют сорок семь человек.

— Сорок семь друзей и подруг, — бодрым голосом сказала Чантория. —Да это же чудесно, Незабудка! Мы все за тебя переживаем.

Чантория не стала добавлять, как резко это число контрастирует с жалкой тройкой, обозначающей количество тех, кто делит с ней удовольствие кормить Мармеладку, но Траффорд понял, что она об этом подумала. Он знал, как огорчает Чанторию недостаток внимания со стороны соседей. Их не то чтобы презирали — их просто не замечали, и когда Чантория видела, что на них с дочерью смотрят всего три человека, ее начинала грызть тревога. Люди, которые не пользовались известностью ни в хорошем, ни в дурном смысле, легко становились мишенью для травли. Пока с семьей Траффорда этого не случилось—по крайней мере, в сколько-нибудь заметной степени, — но если бы кто-то из местных авторитетов и впрямь захотел доставить им неприятности, они оказались бы беззащитны. В таком тесном сообществе, как у них, изоляция была чревата печальными последствиями.

Именно по этой причине Чантория без устали пилила Траффорда за то, что он недостаточно любезен с Куколкой. Куколка была глазами и ушами всего здания, огромным, разбухшим, прикованным к креслу часовым, который одновременно присутствовал во всех квартирах, не покидая при этом своей. Куколка могла быть могучим союзником, но и опасным врагом, а ее выбор в этом отношении зависел от того, сколько лести и экранного времени достается на ее долю. Траффорд же, несмотря на все свои искренние старания, был попросту не в силах выказывать ей уважение в той мере, какую она полагала для себя достойной.

— A y меня всего трое, — сказала Чантория с натянутым смешком и добавила театральным шепотом: — Да и то один из них извращенец.

Третий наблюдатель на экране, мужчина средних лет, сделал вид, что не слышит. Как и у Чантории, его пах был прикрыт полотенцем.

Пока Чантория докармливала Мармеладку, Траффорд разморозил две порции лазаньи и остудил трехлитровую бутыль пепси. Они поели за столиком для видеоигр. Траффорд хотел постелить на него скатерть, чтобы не видеть бесконечной рекламы новых игровых программ, которые вскоре должны были появиться в интернете. Ему было трудно сосредоточиться на ужине среди всех этих прыгающих, кувыркающихся, стреляющих и дерущихся уродцев, но Чантория настояла на том, чтобы поверхность стола осталась открытой.

— Мы в онлайне, Траффорд, — предупредит она. — Тебе надо, чтобы нас считали ненормальными?

Траффорд покорился, признав ее правоту. Если видеоигры и скачущие уродцы считаются хорошим развлечением, значит, чем больше их у тебя перед глазами, тем тебе должно быть веселее. Что тут может не нравиться?

Они ужинали в тишине — во всяком случае, не разговаривая друг с другом. Разумеется, до настоящей тишины в комнате было далеко. По обоим ноутбукам шло караоке-реалити-шоу, а смартфоны и прочие электронные устройства, разбросанные по квартире, ловили и отображали новостной поток. На коробке с рисовыми хлопьями мельтешила реклама последнего блокбастера, а стенной экран, конечно же, был занят эмотирующими соседями. Кроме того, сквозь пластиковые перегородки просачивался шум, издаваемый всеми остальными ноутбуками, коммуникационными устройствами и коробками с сухим завтраком, которые находились в их многоквартирном доме.

Как всегда, было утомительно жарко. Траффорд видел на верхней губе Чантории блестящие капельки. Пот ручейками сбегал и по ее обнаженной груди. Малышка раскричалась: в жару все дети непрерывно капризничали.

— А вы двое чего молчите? — рявкнул голос Куколки. — Почему не участвуете?

Чантория встрепенулась, как испуганная птица, и сразу же увеличила громкость, чтобы расслышать Незабудку, которая снова появилась на большом экране.

— Я чувствую себя одинокой и совсем разбитой, — раздался ее голос на фоне приглушенного гомона вокруг. — Внутри точно все онемело. — Юное лицо Незабудки исказила страдальческая гримаса — муки несчастной матери были так сильны, что даже толстый слой ботокса не помешал им прочертить складки на каменно-гладкой поверхности ее лба. — Как будто оттуда вырезали кусок. Страшно подумать, что бы я сделала, если б не знала, что Господь всегда со мной.

— Я тоже с тобой! — выпалила Чантория, и Траффорд вздрогнул: так явно прозвучала натянутость в ее возгласе. Неужто она не понимает, что слабых чаще всего превращают в козлов отпущения? Если Чантория не хочет, чтобы над ней издевались, нельзя показывать, что она в любой момент готова стать жертвой чужих нападок

На мгновение мысли Траффорда вернулись к Сандре Ди, которую пыталась смешать с грязью Принцесса Любомила. Эта женщина с натуральной грудью не была жертвой. Она смело встретила злобный взгляд Принцессы Любомилы, и этот отважный поступок помог ей защитить себя. Траффорд и прежде замечал подобное. Жаждущую расправы толпу нередко сбивали с толку проявления личного мужества. Только вот демонстрировать такое мужество было очень трудно.

— Спасибо, Чантория, это ужасно мило с твоей стороны, — сказала Незабудка сквозь слезы. Чантория улыбнулась, но Незабудка тут же ядовито прибавила: — Хоть я и не уверена, что мне сейчас так уж приятно общество молодой мамочки, которая в любой момент может дать бубик своему здоровому ребенку.

Чантория отпрянула, словно ее ударили. На ее щеках выступил пунцовый румянец. Траффорд смотрел, как не только ее лицо, но и плечи, руки и вся грудь покрываются красными пятнами унижения. Ее соски почти исчезли, потому что кожа вокруг них побагровела от смущения и стыда.

— Я не хотела... — пробормотала Чантория.

Но Незабудка уже забыла о ней и двинулась дальше: ее переполняли чувства. В конце концов, она имела право излить свою скорбь.

— Спасибо моему меднуму, — продолжала она. — Знаете Медовушку? Она беседует с моим мальчиком с тех пор, как он меня покинул, и он сказал ей, что счастлив там, куда его взяли. Медовушка в этом уверена: он счастлив и ждет меня вместе со своей старшей сестричкой, которая ушла раньше.

— Значит, в раю Сникерс научился говорить? — спросил Траффорд.

Это вырвалось у него невольно. Незабудка разозлила его бесцеремонной отповедью, которой она наградила Чанторию в ответ на попытку ее утешить. Вдобавок, его бесила идиотская вера в сверхъестественные способности Медовушки. Для Траффорда было очевидно, что Медовушка, их самозваный экстрасенс, — глупая толстуха, сплетница и завистница да к тому же врунья. Одна мысль о том, что это слабоумное существо может разговаривать с младенцами, которые умерли, даже не успев обрести дар членораздельной речи, выводила его из себя своей нелепостью.

Конечно, Траффорд понимал, чем вызвана его реплика, и тем не менее он предпочел бы сдержаться. Лицо Чантории из ярко-алого стало мертвенно-бледным. Она смертельно испугалась. Траффорд оскорбил безутешную мать, позволив себе ехидное замечание об ее погибшем ребенке! Нельзя было и представить себе более наглого выпада в адрес всего общества.

Куколка, которая, похоже, умела следить за полусотней разговоров одновременно, среагировала на это в мгновение ока.

— Что ты сказал? — прогремела она.

— Я... — Траффорд запнулся.

— По-твоему, Медовушка не беседует с маленьким Сникерсом? — негодующе спросила Куколка.

— Он не то имел в виду! — проблеяла Чантория.

— Медовушка... чувствует мысли моего сыночка, — вмешалась Незабудка.

Она была в растерянности. Неужели человек, находящийся в здравом уме и трезвой памяти, осмелился проявить неуважение к эмотирующей матери, которая недавно похоронила свое дитя? Это казалось просто невероятным, и она сомневалась, что правильно расслышала слова Траффорда.