Слепая вера - Бен Элтон

В следующем эпизоде Фиесте Целесте увели­чивали грудь.

— Мне было всего шестнадцать, — объяснила Фиеста Целеста серьезным тоном, — но я так про­сила, так умоляла, что мама разрешила мне сделать это пораньше.

— Твоя мамочка супер! — пронзительно вос­кликнула Принцесса Любомила. — Это чудесное событие, когда мамочка ведет свою девочку выби­рать ее первые бубики!

— Я просто знала, что мне это нужно, и ужасно этого хотела! Понимаете? Быть настолько красивой, насколько я могу. Во имя Бога-и-Любви. Ведь Любовь требовала от меня, чтобы я была краси­вой!

Снова аплодисменты, снова одобрительные крики — и все стали внимательно смотреть до­машнее видео, на котором шестнадцатилетней Фиесте Целесте, лежащей под наркозом на опе­рационном столе, разрезали грудь, вынимали от­туда куски плоти и вставляли на их место имплантаты.

— В шестнадцать лет, друзья! — воскликнула Принцесса Любомила, торжественно воздев кулак. — Какое уважение к Господу! Так что давай, девочка, показывай!

Все закричали и захлопали, и покрасневшая новая сотрудница закатала свой крошечный топ, расстегнула атласный кружевной лифчик и гордо продемонстрировала коллегам нагие груди разме­ром с хорошие арбузы.

— Они очень помогли мне как женщине, — призналась Фиеста Целеста, — и научили меня любить себя, расти над собой и еще больше верить и себя и моего Создателя и уважать его по полной программе.

— Молодец, девочка! Умница! — закричала Принцесса Любомила. — Потому что помните все — мы суть лик и тело Господа, и когда люди смотрят на нас, они смотрят на Бога!

Снова раздались возгласы, на сей раз благоговейные; головы присутствующих склонились к полу, и кто-то произнес "аминь".

— В таком случае сделай себе приличные бубсы и перестань оскорблять Господа и бросать тень на весь наш коллектив!

— Разве я не права, Сандра Ди? — добавила Принцесса Любомила.

В этих словах отчетливо прозвучала ядовитая нотка, и все взоры обратились на Сандру Ди.

На вид Сандре Ди можно было дать лет два­дцать пять. Она появилась в их рабочей группе недавно и тут же стала главным объектом изде­вательских нападок Принцессы Любомилы. От­части причина этого состояла в том, что грудь Сандры Ди не подверглась увеличению. Бог-и-Любовь благословил ее грудью всего лишь среднего размера, и однако же она позволила ей остаться такой. Формально у нее было на это право: закон не обязывал всех лиц женского пола увеличивать грудь, данную им от природы. Тем не менее Храм безусловно ожидал этого от не­полногрудых женщин, и нежелание оправдывать эти ожидания воспринималось как грубый вызов общественному мнению. В некоторых наиболее консервативных семьях девушек, отказывающихся от увеличения груди, принуждали к этому силой. Их братья, отцы, дяди или кузены подмешивали им в еду снотворное, а потом везли их в боль­ницу, где они вскоре просыпались с гигантскими грудями, какие полагалось иметь порядочным женщинам. Эти операции назывались "почетным увеличением".

Сандра Ди ответила Принцессе Любомиле сердитым взглядом, но ничего не сказала. Траффорд был восхищен ее мужеством. Мало у кого хватало духу на то, чтобы не спасовать перед Принцессой Любомилой, когда она принималась за свою "критику". Принцесса Любомила была сви­репа и неумолима, она гордилась тем, что не даст спуску никому на свете и что все об этом знают. Тут уж ничего не попишешь, говорила она: такой у нее характер, а если он кому-то не нравится, это его проблемы.

— Интересно, что думает Создатель, когда смотрит на тебя, Сандра Ди, — продолжала При­нцесса Любомила самым язвительным тоном, на какой только была способна.

— Мы не можем знать мыслей Любви, — спо­койно ответила Сандра Ди.

— Аллилуйя! — воскликнул Траффорд, вы­бросив вверх кулак.

Все воззрились на него. Было ясно, что он пы­тается поддержать Сандру Ди, но, с другой сто­роны, Принцесса Любомила с ее прихвостнями не могла к нему придраться, поскольку подобные возгласы всегда считались уместными.

— Аллилуйя! — повторили все. Как ни крути, а этого требовали правила проведения обществен­ных ритуалов.

— Слава Любви! — завопил Траффорд, снова подняв кулак над головой.

— Слава Любви! — эхом откликнулись ос­тальные, и Траффорд заметил, что Калуа, Кассий и двое-трое других его коллег, обычно стараю­щихся быть как можно незаметнее, на сей раз присоединились к общему хору с повышенным энтузиазмом. Однако Сандра Ди повторила его восклицание спокойным голосом, словно соб­людая необходимую формальность и при этом не сводя упорного взгляда со своей мучительницы.

Принцесса Любомила так и кипела; она не привыкла, чтобы ее останавливали в атаке на пол­ном скаку.

— А по-моему, в этом случае мысли Любви вполне очевидны! — рявкнула она.

— Да ну? — отозвалась Сандра Ди, саркасти­чески подняв бровь.

Траффорд ощутил прилив восторга: на его па­мяти никто никогда не перечил Принцессе Любомиле. Сам он осмелился вмешаться, лишь при­кинувшись, что охвачен религиозным пылом. Он хотел снова воспользоваться тем же приемом, но понял, что на второе "аллилуйя" у него не хватит смелости. Сейчас большинство коллег смотрели на Сандру Ди осуждающе, а действовать вопреки общему эмоциональному настрою всегда бывало опасно. Одна такая выходка сошла ему с рук, но повторить ее значило проявить неуважение к мне­нию разгневанной толпы, а те, кто на это отва­живался, неизменно становились ее очередной жертвой. Все, что он мог сделать, — это просто смотреть на Сандру Ди, надеясь, что она прочтет в его взгляде осторожное сочувствие.

— Послушай-ка меня, Сандра Ди! — прогре­мела Принцесса Любомила. — Мне кажется, что ты не оправдываешь надежд своего Создателя! Он дал тебе утробу и розочку, сотворив тебя женщиной, дочерью Евы и сестрой Дианы, которая лю­бит всех деток, но он не был особенно щедр по части бубиков, не так ли, моя дорогая?

— Думаю, мне придется жить с тем, что у меня есть, — ответила Сандра Ди.

— Ах вот как? И мы, все остальные, тоже должны жить с тем, что у нас есть? Да только тебя никто не заставляет жить с тем, что у тебя есть, верно, Сандра Ди? Ты сама решила так жить, и мне сдается, что пора тебе изменить свой взгляд на мир, Сандра Ди! Пора стать настоящей женщи­ной — такой, какой тебя хочет видеть Господь!

— По-моему, Господь хочет, чтобы я была со­бой, — спокойно ответила Сандра Ди. — Именно поэтому он создал меня такой, какая я сейчас.

Услышав эти слова, кто-то из присутствующих едва слышно ахнул — Траффорду показалось, что Калуа, но кто бы это ни был, он выразил общее настроение. Неужели Сандра Ди не понимает, что с этого момента ее жизнь превратится в кромеш­ный ад?

— А может быть, ты лесбиянка, Сандра Ди? — зловеще осведомилась Принцесса Любомила. — Ты случаем не практикуешь однополую любовь?

Принцесса Любомила прибегла к своему стан­дартному пыточному методу — обвинять наобум. Очевидно, у нее не было ни малейших оснований обвинять Сандру Ди в гомосексуализме, который считался тяжким преступлением.

— Нет, — ответила Сандра Ди.

— В таком случае сделай себе приличные бубсы и перестань оскорблять Господа и бросать тень на весь наш коллектив!

На этот раз Сандра Ди промолчала, избрав тактику пассивной обороны. Праздничная атмосфера в помещении сменилась напряженной и крайне дискомфортной. Как виновница торжества, Фиеста Целеста почувствовала себя обязанной что-нибудь сказать.

— У тебя классная прическа, Сандра Ди. Правда, у нее классная прическа, друзья?

— Как это мило с твоей стороны, Фиеста Целеста, и как благородно, — провозгласила Принцесса Любомила. — А теперь.. давайте есть торт!

Траффорда поразило то, что она решила замять дело. Стойкость Сандры Ди, не сломившейся под ее натиском, явно выбила Принцессу Любомилу из колеи. Мать Траффорда всегда повторяла, что забиякам нужно давать достойный отпор, но поскольку попытка дать отпор Принцессе Любомиле легко могла привести к клеветнической кампании и гибели смельчака в застенках инквизиции, он никогда не видел, чтобы эту теорию применяли на практике.

Тем временем праздник перешел в следующую фазу. В офис внесли огромный торт и коробки с разноцветными глазированными пончиками и начиненными шоколадом булочками. Однако Сандра Ди просто вернулась за свой стол и возобновила работу. Принцесса Любомила и ее приспешники бросали на нее взгляды, полные возмущения и ярости, так как отказ от поедания торта в обществе коллег расценивался как снобизм и зазнайство наихудшего сорта, но Сандра Ди словно не замечала вызванного ею негодования. Когда она проходила мимо, Траффорд снова попытался тайком выразить ей свою солидарность, но она никак не отреагировала на его потуги — возможно, потому, что в этот момент рот у него был набит пончиком с карамельной начинкой.