Седьмая встреча - Хербьёрг Вассму

Обмывая его и стирая со стола кровь, бабушка бранилась. Окровавленные тряпки она сожгла в печке. Они слегка шипели и противно пахли. Руфи был знаком этот запах. Так иногда пахло дома, когда мать и Эли сжигали свои тряпки после месячных.

Покончив с этим, бабушка сказала: «Ну так» и принесла в ковше воды. Они все напились. Красные бабушкины пальцы, державшие ковш, были в ссадинах. Ноготь на большом пальце был синий и искривленный. Наверное, она когда-то прищемила его.

— Ну что? — спросила бабушка и посмотрела на Руфь.

— Он выпрыгнул в окно гостиной, — объяснила Руфь.

— И на то были причины?

— Да.

— А где мать?

— Дома. Она хочет убить Эмиссара кочергой. Но, вообще-то, она велела ему убираться вместе с его проповедями.

Бабушка надела вязаную кофту, пальто и попросила Руфь приглядеть за печкой. И ушла.

Эмиссар не вернулся домой после собрания в молельном доме. Значит, он уехал на Материк. Мать пошла к тете Рутте за ее швейной машинкой. Надо же залатать анорак Йоргена.

Бабушка вставила в разбитое окно доску, на которой раскатывали тесто, и Йорген больше не плакал. Лицо у него почти не пострадало. Они обошлись одним большим пластырем над бровью и одним на щеке. Хуже было с руками.

Сестры пытались отвлечь Йоргена разговорами о пустяках. Когда Руфь решила все примеры, она предложила ему сыграть в карты.

Сперва он отрицательно покачал головой, продолжая сидеть, неподвижно и глядеть в пространство. Но когда Эли и Брит ушли в хлев, Йорген произнес несколько слов, смысл которых могла понять только Руфь. Он хотел, чтобы она рисовала для него.

— Нарисуй папу, — попросил он. — Не Эмиссара. Какого-нибудь другого.

Руфь принесла цветные мелки, и они с Йоргеном сели за кухонный стол. Вскоре Йорген сказал, что ее рисунок недостаточно красив.

— Папа и не должен быть красивым, он должен быть (…) и не драться. Ты сам так хотел, — напомнила она.

— У тебя не получилось.

Ну так вырежи его из дерева. Йорген пошел к ящику в сенях, где лежали его инструменты. Он нашел нож и принялся за работу. Но повязки на руках мешали ему. Лицо у него было такое, будто он вот-вот расплачется.

— Не думай ты о своих ранах, — посоветовала ему Руфь. Он склонил голову и с отчаянием смотрел на деревяшку.

— Не думай, — решительно повторил он и медленно сделал глубокий надрез.

Бабушкины повязки растрепались, из ран снова потекла кровь, но Йорген не замечал ее. Его черные локоны вздрагивали каждый раз, когда он сильнее нажимал на нож.

Руфь нехотя взяла чистый лист и потянулась за черным ком. Они долго работали молча.

— Форменная фуражка? — спросил Йорген.

— Да, лоцманская, — быстро ответила Руфь.

— Не получится.

— Получится. Уже получается.

Йорген не ответил, продолжая резать дерево. Под его пальцами возникла корявая мужская фигура. Иногда он вздыхал и, прищурившись, смотрел на нее. Поворачивал, поднимал к свету. И снова начинал резать.

Услыхав, что кто-то вошел в сени, оба вскочили и схватили свою работу. Быстро взбежали на чердак. Сев на кровати, они перевели дух.

— Мы забыли подложить торф в печку! — воскликнула Руфь.

Йорген бессильно кивнул. И тут же мать загремела конфорками, но выговора им не сделала.

— Покажи, что ты вырезал, — попросила Руфь. Йорген отрицательно покачал головой. В спальне резать не разрешалось. Только на кухне.

Они легли спать. Эли и Брит слушали радио. Сквозь щели в половых досках Руфь и Йорген слышали, как внизу мать строчит на машинке. Сквозь сон до Руфи донесся голос Йоргена:

— Бог не добрый. Он сердитый.

— Бог не сердитый, сердитый только Эмиссар, — сказала Руфь и тут же поняла, что так оно и есть.

Йорген долго молчал.

— Впрочем, он не такой уж и плохой, только очень любит деньги, — сказала она таким тоном, как будто угощала камфарными пастилками того, кто больно ушибся.

Поняв, что Йорген уже спит, Руфь попыталась представить себе, каким был бы Йорген, если б ему не пришлось столько ждать, чтобы родиться. Но думать об этом было бесполезно. Они такие, какие есть. Навсегда.

Глава 5

Сейчас, стоя посреди гостиной, сестра Марианна отнюдь не была похожа на лебедя.

Сперва Горм подумал, что Марианна расстроилась из-за того, что Эдель ушла в поход со своим классом. Но не войдя в комнату, он уже понял, что речь идет о нем. Отец сидел в вольтеровском кресле и делал вид, что не заметил их, он читал газету. Тем не менее, он внятно произнес:

— Горм поедет с тобой в Индрефьорд.

— Но, папа! — воскликнула Марианна.

Отец даже не поднял глаз. Он перелистнул страницу, на мгновение мелькнуло его лицо.

— Со мной поедут подруги. Кари и…

— Прекрасно! И Горм тоже. Вы сядете на автобус, который идет в семнадцать пятнадцать. И вернетесь в воскресенье. Я встречу вас на автобусной остановке в восемнадцать тридцать пять. Камин не зажигать и никаких морских прогулок без спасательных жилетов.

Марианна с ненавистью глянула на Горма. Ему было двенадцать, у него ломался голос, и он ничего не мог с этим поделать, а уж тем более что-нибудь сказать в такую минуту.

Если бы школьные товарищи видели эту сцену, они с презрением высмеяли бы его. И Турстейн был бы в их числе. Высмеяли же они его, когда он в последний день занятий принес учительнице букет цветов, потому что на этом настояла мать. Они бы от души посмеялись над мальчиком, который едет с сестрой на дачу только потому, что так велел отец.

Матери и в голову не пришло бы посылать его с Марианной на дачу. Но она лечилась в санатории, потому что весна у нее была трудная. За несколько недель до ее отъезда Горм вместе с нею вклеивал в альбом фотографии.

Отец, в отличие от матери, как раз был не заинтересован в том, чтобы Горм оставался дома. Поэтому он должен был поехать с Марианной в Индрефьорд. Горму хотелось спросить, нельзя ли ему остаться — он не будет сидеть дома, пойдет в кино или в библиотеку. Он был готов на все. Например, может навести порядок в подвале. Но что бы он ни предложил, отец перевернул бы страницу и повторил бы, что автобус идет в 17.15.

Когда Горм в своей комнате сунул в рюкзак джемпер и лишнюю пару брюк, его охватил гнев. Этот гнев, подобно большому камню, таился где-то внутри. Он не был похож на гнев Марианны или Эдель. Не прорывался наружу, и никто, кроме самого Горма, не подозревал о нем.

Марианна бушевала и громко разговаривала сама с собой в соседней комнате. Так громко, что Горм все слышал: «Какая несправедливость — тащить с собой этого сопливого мальчишку!»

Он решил исчезнуть. Бежать. Что угодно. Однако он надел рюкзак и спустился в прихожую, чтобы подождать там Марианну.

«Подруги», сказала Марианна. Горм не ожидал, что ими окажутся двое взрослых парней. Темноволосый и приземистый Хокон был только что не старик. Юн был рослый и держался свысока. Почти не поднимая век, он оглядел Горма. С Кари Горм был знаком раньше. Увидев его, она сделала кислую мину.

— Так уж получилось, пришлось взять его с собой, — огорченно сказала Марианна, словно Горм был лишний чемодан или пакет.

— Ни слова никому о том, кто с нами едет! Слово скаута? — Она грозно ткнула Горма в бок.

Вот уж о чем у Горма и мысли не было! Да и кому бы он мог это сказать? Он постарался напустить на себя надменность.

— Да ладно, все в порядке, — сказал парень по имени Юн и даже бросил Горму: «Привет!». Горм не ответил и прошёл на первое свободное место.

Те четверо прыскали и смеялись на последнем сиденье. Парни что-то рассказывали девочкам, те хихикали. Выглядело очень глупо.

Горм смотрел в окно. Обычно он любовался пейзажем. Но сегодня они как будто ехали по другой дороге. В нем еще не утих гнев. Автобус кренился на поворотах, и камень внутри Горма перемещался с места на место. Мимо, словно по воздуху, летели дома и деревья, никакого смысла в этом не было.

Шофер ехал слишком быстро. Когда тот или иной пассажир дергал за шнурок, автобус резко останавливался. Горм держался за поручень. Ногами он уперся в переднее сиденье, чтобы его не бросало из стороны в сторону.

— Я заплатил за это место, — кисло сказал человек, сидевший впереди него.

— Простите. — Горм убрал ноги.

В то же мгновение автобус резко затормозил, и Горма швырнуло вперед. Его плечи метнулись неизвестно куда. Руки тоже. Примерно такое происходит с теми, кто быстро растет. Человек теряет представление о положении своих рук и Особенно если что-то случается внезапно.

Металлическая рама переднего сиденья ударила его по лицу. Хорошо, что передний зуб оказался прочным. Горм почувствовал во рту вкус крови и глотнул. Марианна громко засмеялась. Не над ним, она была занята своим разговором. Но она засмеялась.

Горм мог бы остановить автобус и выйти. Он попытался представить себе, как это будет выглядеть. Как он останется на обочине, а автобус покатит дальше.