Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны - Галина Шебалдина

В челобитной одиннадцати русских пленных, освободившихся из шведского плена в 1720 году, сказано, что в 1714, 1715, 1717 и 1718 годах «жалование» им давали неполное или вообще его не было. Каптенармус Веригин не получал жалованье девять лет, а сержант Малышев, находившийся в плену с 1713 года, получил жалованье из Москвы только на полгода в 1713, 1716, 1719 годы.

Многократно увеличившиеся после Полтавы трудности в материальном снабжении своих соотечественников заставили шведские власти вернуться к практике взаимозачетов. Взаимный зачет противниками выданных денежных средств пленным практиковался с самого начала войны. Доказательства этого встречаются начиная с 1701 года. Предполагалось, что этот способ должен был избавить несчастных пленных от многомесячного ожидания денег, а казну от переплаты процентов посредникам. Инициатива могла исходить как от властей, так и от самих пленных. Как правило, это были представители состоятельных и аристократических фамилий. Например, полковник Г. Эншельд и ротмистр Р. Ливен, попавшие в плен при Эрестфере в 1701 году, практически сразу обратились к шведским властям с просьбой о выдаче денег князю Долгорукому в Стокгольме, чтобы они смогли бы получить столько же в Москве для удовлетворения насущных нужд. При этом власти с обеих сторон строго следили за тем, чтобы деньги для визави выдавались вовремя и в том же количестве, иначе столь важная финансовая артерия могла прерваться. Князь Долгорукий, оповещая Москву в письме от 7 декабря 1704 года о том, что взял «королевских денег» 2460 ефимков, так как «многие пленные воду пьют, даже квасу купить не на что», настойчиво просил выдать такую же сумму резиденту Книперу, чтобы «слезы шведских невольников на него не пали».

И все же довольно скоро обнаружилось, что практика взаимозачета не дала ожидаемого ускорения в процессе выдачи денег: обе стороны регулярно жаловались на многомесячные задержки — и поэтому ею стали пользоваться все реже. Но после Полтавы Россия предприняла попытку к ней вернуться: 9 февраля 1710 года министры (сенаторы) Его Царского Величества направили через Пипера и Реншельда письмо королевским советникам, в котором выразили готовность выдавать деньги из царской казны в том количестве, которое потребуется пленным каролинам. Несмотря на очевидную привлекательность этого предложения, шведские власти отвергли его. Причиной этого стало основное условие сделки: русским пленным в Швеции надо было бы выдавать такую же сумму, что было неприемлемо, так как шведов в России к этому времени было в несколько раз больше, чем русских в Швеции, а это автоматически влекло за собой неравенство в выдаче средств. Тогда же Петр, пытаясь заставить графа Пипера как главу Фельдт-комиссариата согласиться с предложением, на несколько месяцев запретил проводить любые финансовые операции со шведами, но это не дало желаемого результата. В конечном итоге каролины стали искать другие источники финансирования.

Обычный перевод денег как государством, так и частным лицом был довольно длительным и затратным делом. Наглядно это видно на таком примере. В 1717 году русские власти отправили через Амстердам вексель в Швецию на 7120 рублей. Но после того как был сделан перевод денег из одной валюты в другую, оплачен сам вексель (в документах «за вычетом Кембела»), 1125 пленным должны были выдать в качестве жалованья за 1716 год всего 6799 рублей 22 алтына 4 деньги. Но даже эту сумму, по сообщению Трубецкого, им выдали только в марте 1718 года.

Очень часто получение пленными денег зависело от субъективных факторов. Например, от добросовестности и лояльности чиновников разного уровня. Иногда проблемы удавалось решать на месте своими силами, как это сделали каролины в Соликамске в 1710 году, дав взятку «немецкими чулками» местному воеводе, который всячески затягивал выдачу денег. Но нередко приходилось обращаться за помощью в более высокие инстанции. Хил ков в июле 1705 года написал специальный мемориал в Королевский совет с жалобой на полковника Гамильтона, который своим бездействием препятствовал получению денег. В 1705 году вексель Книперкроны на 2000 ефимков, который предъявил Долгорукий, шведские власти отказались оплатить, так как случайно или умышленно резидент не поставил на него личную печать. А в начале 1703 года русские генералы, получив письмо из России о переводе 10000 рублей, несмотря на острую потребность в деньгах, задержали их раздачу и попросили прислать дополнительные указания, как распределить эту сумму.

Очевидно одно: деньги поступали весьма нерегулярно и их всегда не хватало для того, чтобы купить еду в достаточном количестве, необходимую одежду и платить за жилье.

С 1705 года шведские власти поставили русских офицеров в Стокгольме перед дилеммой: либо самим оплачивать проживание, либо быть готовым к переселению в провинцию. Стоимость аренды была довольно большой. Русский канцлер Ф.А. Головин несколько раз порицал своего двоюродного брата генерала А.М. Головина, что тот снимает, как ему казалось, слишком дорогое жилье. Хилков в качестве ответной меры просил русские власти ввести оплату жилья для шведских офицеров, что, кстати, не было сделано.

Не стоит забывать и о том, что поступающие с родины средства распределялись неравномерно. Например, в поступившем в 1712 году в Сибирский приказ вместе с денежным переводом предписании от Фельдт-комиссариата было велено выдать «подполковникам и майорам по 3-месячному содержанию, остальным за 2 месяца». Да и русские генералы в Швеции получали переводы более регулярно, чем их товарищи ниже рангом. Во многом это было оправданно, так как они оплачивали аренду жилья, в котором вместе с ними проживали их однополчане.

Определенные материальные проблемы, особенно в первые годы плена, испытали иностранцы, заключившие контракт на военную службу в русской армии и не имевшие собственности, а часто и родственников в России. Их жизнь и жизнь их семей зависели только от жалованья, которое они получали. Некоторые не выдерживали тягостей плена и вновь меняли место службы. Остальные же надеялись на помощь. Русским уполномоченным приходилось неоднократно брать деньги в долг для оказания помощи именно этой категории пленных. Несколько раз небольшие суммы выдавали соотечественникам английский и голландский резиденты в Швеции, но денег все равно не хватало.

«Окажи милость, призри жену и детей… живучи на бархатовом дворе[41] от незнаемых разбойников все свое имение потеряли» — такими словами описал Петру I положение своих родных в Москве Леонард фон дер Стам[42]. Иногда, для придания прошениям большей действенности, пленники обращались за поддержкой к дипломатическим представителям своих стран в Москве. Так, в апреле 1702 года прусский резидент Г.И. фон Кейзерлинг ходатайствовал перед Ф.А. Головиным о том, чтобы власти ускорили перевод денег для плененного под Нарвой артиллеристского капитана Альбрехта де Кордеса и его подчиненных. Это возымело действие, и спустя несколько дней по распоряжению царя Кейзерлингу было выдано из Новгородского приказа 300 рублей для перевода в Швецию.

С 1703 года русские власти стали выдавать иноземцам «полное» жалованье, часть которого оставляли в России для их семей, которые не меньше своих кормильцев нуждались в деньгах. Любой сбой в этой практике грозил обернуться для них большими проблемами, как это случилось, например, в 1706 году. Тогда в Посольский и Челобитный приказы поступило несколько прошений от родственников пленных, которые жаловались на то, что жалованье за предшествующий год полностью ушло в Швецию, а они ничего не получили и им пришлось закладывать «дворы и животы».

В результате в следующем 1706 году по приказу Головина не выплаченные ранее деньги получили родственники иноземцев: «за полковника Иваницкого — жена Варвара, Петра Лефорта — тетка, жена генерал-майора Франца Лефорта Алена, дочери полковника Фон Делдина — Катерина, Марья и Александра, жена Вестова — Алена, жена Александра Гордона — Катерина, жена Гулица — Анна, жена Фандервиуса — Александра, жена Гордона — Акулина, жена Балсыря — Варвара, за Менезиуса — мать, вдова Марья, за Якова Гордона взяла тетка, жена полковника Гордона Катерина, за Эленгузена — дядя золотарь Яган Коллер, за Базиря — жена Алена, за Гомона — мать вдова Анна, за Петра и Матвея Абрамовых — отец».

Опасаясь неприятного резонанса от невыплат денег для «иноземцев», русские власти стали особо внимательно относиться к их переводу, иногда даже ущемляя интересы русских пленных. Например, в соответствии с отчетом Военной канцелярии за 1712 год, жалованье было выдано только офицерам-иностранцам, а русские его не получили совсем.

Еще одна категория оказавшихся в плену требовала особого внимания властей — прежде всего шведских. Речь идет о вдовах, которые даже после гибели их мужей, офицеров и рядовых, продолжали оставаться в военных обозах. Особенно много их оказалось в плену после Полтавы. Именно о них беспокоился граф Пипер, направляя в совет и самому королю просьбы об оказании им государственной поддержки. В результате вдовы стали получать небольшие суммы вплоть до того момента, пока в Фельдт-комиссариат не приходили известия об их новом замужестве. В этом случае поддержка немедленно прекращалась.