Кадар - Игорь Саенко

– Да пошла, ты!.. Протоплазма!

Борясь с тошнотой, я попытался её обойти, но она явно не хотела меня отпускать. Она схватила меня за руку и быстро-быстро зашептала, словно безумная:

– Не уходи! Я прошу тебя, Корд, не уходи! Ты нужен мне… Я без тебя не могу! А давай прямо здесь, на дороге, а?!.. Я всё, что хочешь, ради тебя… Только не уходи!

От этого горячечного бреда в голове у меня спуталось всё окончательно. Казалось, последние силы полностью меня сейчас оставят. Я с отчаянием огляделся. Какие-то незнакомые люди стояли невдалеке, откровенно над нами посмеиваясь.

– Да вали ты её! – крикнул кто-то из них. – Вот же олух-то!

Как ни странно, эта реплика словно бы придала мне сил. Я вырвался наконец из объятий Мокаисы и под дружный хохот собравшихся бросился прочь.

– Смотри, пожалеешь! – крикнула Мокаиса мне вслед.

Я перешёл на бег.

Кип, к счастью, был у себя. Моему появлению он явно обрадовался – встал со стула, пошёл мне навстречу. Меня же вдруг пронзила острая мучительная боль. Как же всё-таки мерзопакостно я вёл себя вчера по отношению к нему. Корчил поначалу из себя бывалого папашу, потом вообще накричал ни за что ни про что. Хоть в глаза ему теперь не смотри.

Кип, впрочем, вёл себя очень радушно, даже виду не подавал, будто и не было у нас вчера никакой размолвки. Усадил молча за стол, поставил еду, брагу, сам уселся напротив, готовый в любой момент выставить на стол что-нибудь ещё.

– Да погоди, погоди, – бормотал я. – Сначала мне нужно тебе кое-что сказать… Вчера… Вечером, когда мы приехали из леса… Я немного на тебя накричал.

– Вот уж пустяки. Я уже и забыл про это.

– Нет, не пустяки, – сказал я упрямо. – Я вчера на тебя накричал, и вообще… Вёл себя, как самая последняя сволочь… В общем, извини меня, пожалуйста.

Я исподлобья на него посмотрел. Кип неловко улыбнулся.

– Да полно тебе, – пробормотал он. – Такая ерунда… Впрочем, если это для тебя так важно, то так и быть – извиняю.

Теперь уже улыбнулся я.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Мы с облегчением рассмеялись.

И тут я без всяких предисловий, чуть ли не взахлёб, принялся ему рассказывать то, что волновало меня сейчас больше всего: про Лес, про Океан, про то, что сотворил со мною Циклон, что надо же в нашей жизни что-то менять, менять кардинально, ведь нельзя же так, в конце-то концов, ведь наша жизнь – это же полнейший маразм, если не сказать хуже, и т.д., и т.д., и т.д.

Кип сразу же стал серьёзным.

Когда я закончил, он сказал:

– Как здорово, Корд, что ты сегодня ко мне пришёл, рассказал мне всё это. Действительно, наша жизнь… Ты правильно всё рассказал, только… Только знаешь что? Давай продолжим разговор после, а сейчас – прочитай вот это.

Он протянул мне тетрадь. Это была та самая тетрадь, которую мы нашли вчера в развалинах посреди леса. Неужели это и впрямь было только вчера? Не неделю, не месяц, не полгода назад? Мне казалось, будто прошла уже целая вечность, будто случилось всё это не в настоящей, а в какой-то другой, полузабытой уже жизни.

Я взял тетрадь и вопросительно посмотрел на Кипа.

– Читай, читай, – сказал он.

Я открыл тетрадь. Это оказался дневник. Покрывавшие страницы строчки были написаны от руки. Почерк был крупный, разборчивый, совсем как у меня. Я бы даже подумал, что сам это когда-то написал, если бы не был уверен, что ничего такого не делал.

Я стал читать.

"3176 год. 14 мая.

Привет!

Меня зовут Гордон Диксон-младший, а можно попросту Корд…"

Ух ты! – подумал я тут. Тёзка мой, что ли?

"Все родные и друзья меня так называют. Младший же – потому, что был в нашем роду и старший. Это мой пра-пра-пра… В общем, какой-то там предок, живший не то триста, не то четыреста лет назад. Был он, говорят, космодесантник, или кто-то в этом роде, точно не знаю. В историю же он вошёл вот как: погрузился – ни много, ни мало – в многомерный внепространственный и вневременной континуум непонятного происхождения, а потом ещё и вернулся, причём в целости и сохранности.

Вот такие у меня героические корни.

Но это я так, к слову. Надо же с чего-то начинать. Ведь сегодня впервые в жизни я решил завести дневник. Никогда я, честно говоря, никаких дневников не заводил, а вот тут вот решил завести. А всё потому, что очень уж знаменательное событие со мной приключилось – сегодня утром я прибыл наконец на Кадар…"

– Кадар?! – пробормотал я тут. – Какой ещё Кадар?

– Так называется мир, где мы живём, – пояснил Кип.

– Да-а!? – протянул я. – Но я про этот Кадар слышал где-то ещё. – Я наморщил лоб, пытаясь вспомнить. – Точно! – воскликнул я в какой-то момент. – Помнишь картину в кабинете Шлепень-Шлеменя? Там тоже что-то про Кадар было написано. А ну-ка, дай-ка вспомнить. – Я снова наморщил лоб. – Экспедиция какого-то там Шлепеня на этот… Кадар. Так, кажется.

– "Экспедиция Егора Шлемова покоряет Кадар", – поправил меня Кип.

– Точно! – сказал я. – Что же это за Кадар такой?

– Я же сказал – так называется мир, в котором мы живём.

– А, ну да, ну да.

– Ты не отвлекайся, читай.

– Хорошо, хорошо.

Я погрузился в чтение снова.

"…Как же мне всё-таки повезло, что я попал именно на Кадар. Не на жаркие, к примеру, Сардар или Оригену, и не на похожую на свалку Эльдомену, умирающую уже несколько тысячелетий, а именно, именно на Кадар, планету чистенькую, как девственная простыня, планету, которой пыльные руки цивилизации ещё не успели коснуться, а теперь, надеюсь, не коснутся уже никогда. Самое же интересное во всём этом – лес. Не традиционный, в земном понимании, лес – буковый, к примеру, или дубовый (здесь, кстати, таких тоже хватает) – а тот самый диковинный лес, который несколько лет назад открыл Шкляревский.

Здесь многое вокруг этого леса крутится. Биологи, физики, парапсихологи, специалисты по контактам… Всё твердят о его разумности. Только пока что в исследованиях своих не очень-то преуспели.

Даже место для Базы выбрали рядом с лесом. Чтобы, значит, контакты с ним налаживать, а заодно и заниматься Проектом. Кстати, о Проекте. Я ведь здесь, на Кадаре, один из его творцов. Младший технический инженер по биооборудованию, ни много, ни мало. Фигура, так сказать. Гигант.

Оборудование, правда, пока что не прибыло – где-то в Феомидной системе, говорят, застряло. И я уже, честно говоря, углядываю на несколько дней вперёд некую безрадостную перспективу вынужденного безделья. Хотя, с другой стороны, худа ведь без добра не бывает. Попробую этим временем распорядиться с толком. С планетой познакомлюсь, на лес посмотрю. Да и Куртис, новый мой приятель, уже записал меня в местную волейбольную команду, обещая жаркие баталии.

Вот, кстати, и он, лёгок на помине. Голову в окно засовывает. Говорит, что геологи нас на матч вызывают. Что ж, бегу играть в волейбол. Ох, и кола же я им сейчас засажу…"

– Волейбол?! – проговорил я тут. – Что это?

– Игра такая, – сказал Кип. – Ты не отвлекайся, читай.

– Да я не отвлекаюсь. Просто тут терминов столько непонятных.

– Ничего, потом разберёшься.

– А кто такой Куртис?

– Человек один. Ты читай, читай.

– А ты уже всё прочитал?

– Да. Вчера ещё.

– Хм, что ж…

Я стал читать дальше.

"16 мая.

Оборудование пока что не прибыло. Всё ещё в Феомидной системе оно где-то. И чего там тянут? В общем, пока что бездельничаем: купаемся, в волейбол играем. Я уже почти со всеми местными девчонками успел тут перезнакомиться. Многие, кстати, ещё не замужем.

А вчера в лес сходил, ну, тот самый.

Зрелище, я вам скажу!

Мне поначалу даже не по себе как-то стало. Стоит этакая стена из фиолетовых бутылкообразных стволов, а поверх неё – щупальца такие зелёные, перепутанные все, мясистые, да ещё шевелятся иногда. Будто живые. Будто стволы сами по себе, а они – ветки – сами по себе.

Но потом – ничего, отошёл.

Даже нравиться этот лес как-то стал. Мирный такой, своеобразный.

Да и приборы ничего такого не зарегистрировали. Психофон – стабильный, положительный, без всяких там всплесков, агрессии и в помине нет. Даже, наоборот, дружелюбие от него какое-то исходит вроде.

Ну а учёных вокруг леса – тьма тьмущая. Исследуют, исследуют, исследуют. А один, практикант ихний, даже и ночует там. Я с ним вчера познакомился. Ревазом Кипиани его зовут. Говорит, что это первая его серьёзная командировка. Он, оказывается, даже институт ещё не закончил, на 5-й курс только перешёл. Ничего, парнишка, молодой, весёлый. Волейбол, правда, не очень любит. Вернее, не то чтобы не любит, а просто не хочет на всякую ерунду время тратить. Лес для него важнее всяких там волейболов…

19 мая.

Ну, не знаю. От безделья у меня уже сосуды в голове скоро лопаться начнут.

Ну нет! Нет нашего оборудования, хоть разорвись. Хоть лопни. Я уж каких только занятий себе не придумывал, чтобы время скоротать, да всё без толку. Скучно, просто сил никаких нет.

И не один я, кстати, недоволен этой задержкой.