Убей свою любовь - Марина Крамер

– Мадам, а вам не кажется, что вы слегка перебрали с тоном? – спросила я, еле сдерживая злость. – Посмотрите на мою футболку – я могу, по-вашему, продолжать заниматься делами? Гранатовый сок, между прочим, с белого весьма плохо отстирывается.

Администратор оглядела пятно и вынесла вердикт:

– Вполне можно отстирать.

– Ну, естественно! Есть же химчистки! Но как я должна выйти отсюда на улицу с таким пятном?

– А вы кофточку завяжите поверх – и видно не будет...

Я не успела ничего сказать, как Никита, не вынимая рук из карманов, пнул стол с такой силой, что тот отлетел метра на три. Рот администратора начал открываться в крике, но мой телохранитель нагнулся к ее уху и что-то прошептал, а потом, сунув в нагрудный карман ее пиджака какую-то визитку, подал мне руку и вывел из кафе.

– Что ты ей сказал? – полюбопытствовала я уже в машине, и Никита, выворачивая со стоянки, рассмеялся:

– Предложил попробовать получить штраф с Ефима Иосифовича, а для вящей убедительности визиточку с его телефонами дал.

Я расхохоталась – звонить папе не рискнет даже владелец кафе, уж что говорить о тетке-администраторше. Футболку только фирменную жалко...

Мы подъехали к дому, на чердаке которого я просила Никиту присмотреть место. Чердак оказался открыт, и мы без проблем заняли позицию у окошка, из которого квартира моего братца была как на ладони. Никита положил рядом со мной кофр с оружием, и я нетерпеливо махнула ему – мол, отойди отсюда, не мешай. Меня уже охватила дрожь, которую я всегда испытывала раньше на стенде во время тренировок или перед ответственными соревнованиями – это было хорошим знаком. Быстро достав карабин, я устроилась на предусмотрительно подстеленном Никитой одеяле и прижала глаз к резинке оптического прицела, ловя в фокус окно спальни Семена. Ну, как чувствовала – он был не один, а с каким-то крашеным гавриком, стоявшим сейчас перед зеркалом в узких красных плавках. Вот черт... Но ладно, тем лучше – при свидетеле обделается.

Семен полулежал в кровати, закинув одну руку за голову, а в другой держал сигарету. Я раздумывала, куда выстрелить – в картину над головой брата, в спинку кровати рядом с плечом или, может... Последнее победило, и я, сместив мушку прицела, положила палец на курок. Только бы Семка не пошевелился... только бы... Курок утопился плавно, я почти не почувствовала движения собственного пальца. Матрас ровно между раскинутых ног брата словно взорвался, полетели клочки набивки, а рот Семена искривился в крике, которого я, разумеется, не слышала. Сигарета выпала, крашеный гаврик забегал по комнате, отчаянно жестикулируя и поминутно вцепляясь в волосы, а Семен так и не шевелился, устремив взгляд туда, где едва не случилась крупная для мужчины трагедия, и, судя по открытому рту, продолжал вопить. Мне было смешно и одновременно противно – и это мой брат! Человек, которого я в детстве боготворила, с кем делилась самым сокровенным! Тьфу – до чего жалкими бывают люди...

Досматривать спектакль, мною же срежессированный и поставленный, я не стала, спокойно упаковала карабин и попросила Никиту найти гильзу. Когда все было сделано, мы неторопливо удалились с чердака и поехали домой.

Я не испытывала ни малейших угрызений совести по поводу того, что сделала сегодня с братом. В конце концов, почетное право разгребать очередные его неприятности явно достанется мне – так могу же я немного спустить пар и поразвлечься перед надвигающимися проблемами? А ведь они непременно будут – это даже не обсуждается.

По дороге мы остановились в лесочке и отрепетировали ответы на любые возможные, по моему мнению, вопросы отца и Акелы, чтобы не расходиться в «показаниях». И едва выехали снова на трассу, как мой мобильный зазвонил. Разумеется, это был Семен, хоть и несколько позже, чем я планировала. Видимо, приходил в себя и успокаивал своего истеричного друга. Голос Семена звучал растерянно и испуганно, мне даже казалось, что я вижу, как брат оглядывается по сторонам и прикрывает трубку ладонью:

– Сашура... слушай, Кнопка, проблемы у меня...

– Н-да? Какие? – лениво протянула я, вытаскивая сигарету и закуривая.

– Ты где сейчас? Не в городе?

– Нет.

– А где?

– Да что надо-то?

– Поговорить бы, Саня... – Семен почти умолял, и я сжалилась:

– Если срочно – приезжай, но на долгий разговор не рассчитывай, у меня сегодня романтик с мужем, знаешь ли.

– Я не могу, Сань...

– Ну, значит, так тебе и надо, – отрезала я.

– Да не могу я из дома выйти! – заорал он. – Пасут меня!

– Кто?

– Да хрен знает! В окно спальни выстрелили, чуть причиндалов не лишился! Пару сантиметров бы – и все...

Я расхохоталась:

– Ну, большое дело! Просто потом пел бы, как Фаринелли, – глядишь, прославился бы!

– Да перестань ты! Мне вообще ни фига не до смеха!

– Значит, так, – решительно оборвала я. – Сидишь дома, как зайчик, никуда не высовываешься – ни в клуб, ни в лавку за бухлом, понял? Задерни шторы, закрой дверь и замри до завтра. Сегодня не могу, а с утра подскакивай к нам – поговорим. И не трясись, – заверила, предвосхитив братский вопль по поводу безопасности мероприятия, – я за тобой свою охрану пришлю. Все.

Я отключила телефон и вздохнула. Все вышло именно так, как планировалось, – при малейшей опасности мой братец вновь не постеснялся перевалить свои проблемы на меня. Ну, что ж... Я помогу ему их решить – в обмен на информацию. А информацию потом вручу мужу – пусть разбирается. Хватит с меня.

Дома пришлось наскоро подлизаться к Галине и попросить помочь приготовить японский ужин. Обычно Галя возражала против такой кухни – считала, что есть сырую рыбу и прочие изыски нельзя, но я сказала, что планирую романтический ужин вдвоем с Сашей, и она, безмерно уважавшая моего мужа, согласилась.

– Ты молодец, Сашенька, что приятное хочешь сделать. А то ходит он уже сколько дней мрачнее тучи, – вынимая пакет с рисом для суши, посетовала Галя. – Такой человек хороший, а все время в заботах, все время в суете – лишнего не присядет. И с утра вон все шестом своим машет, прямо жуть...

– Ну, почему жуть? – Я ловко стянула у Гали из-под руки очищенную морковку и захрустела, забравшись на один из столов кухонного гарнитура. – Он себя в форме поддерживает, ты же знаешь – это вместо гимнастики.

– Все равно – страх божий глядеть, – Галя ловко шинковала морковь, одновременно поглядывая на закипающую в большой кастрюле воду. – А отец что – уезжает куда-то?

– Почему?

– Ну, раз вы вдвоем хотите.

– Да нам и в своих комнатах не тесно, – улыбнулась я. – Папа же к нам не заходит без приглашения. Ну, вот мы у себя тихонько посидим. Ты не волнуйся, я потом посуду всю вниз спущу и помою.

– Ой, да ладно тебе – помоет она! – отмахнулась Галя. – В машину поставь, а уж я утром сама включу, что ты будешь тут по ночи... Да и до того ли будет, – она лукаво улыбнулась. – А посуду ты ж будешь японскую брать, с тех тарелок, кроме вас, никто и не ест. Так что брось в машину – и все.

– Спасибо, Галочка! – Я слезла со стола, обняла Галю сзади за талию и прижалась к теплой спине, обтянутой трикотажной кофточкой в мелкий красный горох. – Давай, я буду пока салатом заниматься.

Галя выложила передо мной грецкие орехи и орехокол, и я принялась добывать ядрышки для салата со стручковой фасолью. Это было весьма непростое упражнение для моей руки, но я постепенно приспособилась и, прижимая орехокол к столу, довольно быстро начистила приличную горку. Буквально за два часа мы успели соорудить совершенно шикарный, почти ресторанный ужин из любимых Сашкиных блюд. Галя мастерски нарезала копченого угря, которого мы с Никитой привезли из города, украсила его натертым тонкими длинными полосками дайконом и красными листьями салата – сервировка ничем не уступала той, что обычно делается в японских ресторанах. Я ухитрилась даже достать мелких осьминогов, потому рис с ними тоже был приготовлен, как и роллы с семгой и сливочным сыром. В общем, с помощью Гали я вполне справилась. Осталось все красиво расставить и самой переодеться в новое платье. Я остановила выбор на белом – крайне редко носила этот цвет, потому решила попробовать.

Конечно, романтичный образ не вполне сложился – короткая, почти под ноль, стрижка не соответствовала платью с пышной легкой юбкой и бантиком на ремне, но уж что есть... Конечно, туфли бы тоже на каблуке, но увы... Да и не носила я их особенно никогда, предпочитая обувь удобную. Ну, ничего...

Когда Сашка вернулся с работы и поднялся в комнату, то на пороге замер и пару минут стоял молча, рассматривая меня. Я стояла у подоконника с сигаретой в пальцах и тоже не шевелилась, наблюдая, как его изуродованное лицо озаряется восхищенной улыбкой, а глаз наполняется влагой:

– Аленька... Какая же ты красивая...

– Ой, брось, – смущенно проговорила я, хотя внутри все заныло от восторга – ему понравилось!