Перл - Шан Хьюз

вам нравится «любовь»? Моя мама любила Стэна? В ее стихах сказано, что любила. А папа ее простил? Или «прощение» — это тоже слишком сильное слово?

10

Ложка по имени Джеффри

Раз-два-три-четыре-и-пять,

Дом сдается, можно стучать.

Бывший жилец его пил и гулял,

Вот и жилье свое потерял!

Я поначалу не особо противилась переезду. Эдвард усадил меня и объяснил концепт денег и суть денежных отношений. Неожиданная информация. Я видела, что нашему дому нужен ремонт, потому что он протекает, промерзает и скрипит. Теперь же я узнала о стоимости детского сада, проезда и о штуке под названием «долги». Оказалось, что все эти невыносимые репетиторы, которых я игнорировала и которым грубила, обходились в крупную сумму того, что называется деньгами.

Я, как подросток, считала, что переезд в город — это больше свободы, больше новых мест. Я слышала словосочетание «городское жилье» и представляла себе такое изящное здание с длинной террасой, подвалом, мансардой, каменным резным крыльцом. Гадала, можно ли мне будет занять самый верхний этаж.

Кроме того, наш дом превратился в абсолютно ветхий и безнадежный лабиринт, где из каждого угла разило чувством вины, а сад наглухо зарос непроходимыми колючками. Выезд к трассе весь покрылся ямами, и получалось, что либо машину надо бросать за воротами и пешком подниматься к дому в резиновых сапогах, либо каждый раз рисковать целостностью выхлопной трубы и прочих механизмов, расположенных под днищем автомобиля, а я даже не знаю, как они называются. И все это тоже стоит денег.

Джо пора было уходить из детского сада при колледже, где работал Эдвард. Садик, в отличие от школ, был открыт с восьми утра до шести вечера. Если бы Джо ходил в деревенскую школу, то с утра и вечером с ним сидели бы няни. Тогда в школах туговато было с группами продленного дня. А вот в городе можно снять жилье поближе к университету, и тогда Джо сможет ходить в тот же сад на завтрак, и к тому же там старших детишек отводят в школу группой и потом забирают. Получается, Джо остался бы с уже знакомыми детьми.

Я даже не подумала, что у Джо могут быть друзья. Что там они весь день делают — сидят на полу, кусаются и дружно жуют пластилин? До меня вдруг дошло, что у Джо есть свой отдельный мир, и он делит этот мир с Эдвардом во время их долгих утренних и вечерних поездок в машине, а я сталкиваюсь лишь с его обрывками — рваными фантиками на заднем сиденье, недопитым молоком в чашках-непроливайках, поделками из всякого барахла, которые он привозил из детсада домой, но никогда даже не выносил из машины. А теперь весь этот мир, который я игнорировала, вдруг становится важнее моего.

К тому же у Джо была аллергия. В городской школе уже учился ребенок с тем же набором аллергических реакций, так что школа была готова предоставлять отдельное меню. Плюс на экстренный случай и Эдвард, и больница были в двух шагах.

Эдвард рассудительно заметил, что раз я все равно в школе почти не появляюсь, так какая мне разница, куда ходить. Может, там даже лучше будет. Он показал мне таблицу моей школьной посещаемости — и ее отсутствия. Зеленым были отмечены дни, в которые я посещала хоть какие-то уроки, а красным — прогулы, о которых Эдвард не знал. Оранжевым отметили те пропуски, когда учителя занимались со мной на дому.

Таблица выглядела как ночной фейерверк. А должна была выглядеть как плодородная нива. Я не ожидала, что школа так за всем следит. Мне никто толком даже не говорил ничего. Так я впервые в жизни запоздало поняла, что те, чья работа — следить за порядком, обычно как раз таки и следят за порядком.

С продажей дома возникли проблемы. Надо было поддерживать его в пристойном состоянии ради потенциальных покупателей, которые обычно являлись с агентами в рабочее время, когда я должна была находиться в школе. А я сидела дома. Так что мне приходилось прятаться то в сарае, то в саду, прикидывая, нравится ли им дом или нравятся ли они мне настолько, чтобы я могла его им уступить. Настал август, а покупателя не было. Джо дали место в городской школе. Мне тоже, хотя я и отказалась туда сходить. И что дальше?

Эдвард снова усадил меня и стал объяснять, что существует некий Краткосрочный Кредит, который предполагает еще большие долги, но зато мы сможем переехать в дом прямо возле его работы. Его хозяева переехали в дом престарелых, мебель им больше не нужна, так что мы можем въезжать и жить там хоть сейчас, а старый дом пока пусть продается. Краткосрочный Кредит означает, что всякие удобства в новом доме вроде ковриков и новой ванны придется отложить на потом, но коврики могут подождать, а начало учебного года — нет.

Я спросила: «С каких пор мы вообще заморачиваемся насчет дурацкого начала дурацкого учебного года?», а Эдвард ответил: «С тех пор, как нам нужна государственная программа заботы о детях работающих родителей — и это, собственно, главное». Я-то думала, что речь пойдет об образовании. Правда, это было до того, как я узнала о деньгах.

Я впала в запоздалое и совершенно деморализующее уныние, отчего отказалась помогать собирать даже мои собственные вещи. На кухонном столе Эдвард разложил описание Нового дома и долго сидел над ним, приклеивая к плану записочки вроде «комната Марианны?», «пианино сюда?» или «семейный кинозал?». Я пролила на документы сладкий чай, поэтому некоторые глянцевые страницы склеились и фотографии интерьеров мы посмотреть не могли. Может, и к лучшему.

Я согласилась туда съездить и все увидеть своими глазами буквально за неделю до переезда. Мы въехали на мощеную кирпичом подъездную дорогу перед приземистым красным домом с безобразным эркером на первом этаже и пестрыми матовыми витражами в верхней части окон. Я отказалась выходить из машины. Но спустя некоторое время мне так приспичило в туалет, что пришлось идти и звонить в дверь, чтоб Эдвард впустил меня пописать.

Вдоль поворота дороги на обочине стояли оранжевые пластиковые цветочные горшки, полные жухлых листьев. Предыдущие хозяева приделали к входной двери крыльцо с поручнями вдоль стен. Дверной звонок выдавал короткую и невыносимо печальную мелодию. Нейлоновый коврик, укрывавший крыльцо, прихожую и лестницу, располагался на ступенях так, что каждый следующий элемент орнамента слегка смещался относительно предыдущего, вызывая рябь в глазах и головокружение. И еще везде неправильно пахло. Как будто пьешь воду не дома, а где-то в другом месте, и у нее неправильный вкус. Не плохой — просто неправильный.

Джо носился туда-сюда между двух смежных гостиных — одинаково квадратных, высоких и уродливых. Ему не удавалось дотянуться до дверных ручек, врезанных довольно высоко и сделанных из какого-то скучного хрупкого пластика. На дверях висели керамические тарелочки с нарисованными розовыми и лиловыми цветами.

Я рванула по лестнице в поисках туалета. Он оказался крохотной комнатушкой с чем-то вроде ступенек перед унитазом, чтобы старикам было легче садиться и вставать. И розовым пластиковым держателем для туалетной бумаги.

Моя комната находилась в передней части дома. Там был малюсенький камин, выложенный бледно-коричневой плиткой, окруженный с обоих боков здоровенными шкафами с белыми пластиковыми дверцами. На двух односпальных кроватях лежали желтые стеганые покрывала. В шкафах было полно цветного постельного белья, а на каждой полке виднелась аккуратная наклейка: ближняя спальня, дальняя спальня, новая спальня.

Новая спальня оказалась пристройкой к кухне, и она предназначалась Джо. Только из этой комнаты вынесли все старые вещи, чтобы не провоцировать у Джо обострение аллергии, а на пол в качестве меры против пыли уложили свежий ламинат. Эдвард заказал для Джо новую хитрую кровать-чердак с лесенкой к спальному месту и игровым домиком в нижней части, так что теперь большую часть времени был