Отречение от благоразумья - Андрей Мартьянов

— Штекельберг, вам не приходило в голову, что покровительство — вещь не слишком надежная? — в голосе кардинала просто заструился отравленный поток. — Вдруг во время ночных прогулок Мартиницу попадется на глаза кто-то более привлекательный? Что вы тогда будете делать, выскочка несчастный?

— Позаботились бы лучше о том, чтобы снова не угодить к любезным вашему сердцу умалишенным, — не замедлил с ответом секретарь наместника. — Кстати, Маласпина, как это вы в ваши пятьдесят восемь лет умудряетесь выглядеть на тридцать? Не поделитесь секретом, что за подарки вам присылают со Златой улички от некоего Никса? И, кстати, святым отцам наверняка будет любопытно узнать имена тех дам, что каждый вечер устремляются к вам на исповедь... Очевидно, на них действуют ваши вдохновенные проповеди?

Аристократическая физиономия Маласпины пошла яркими багровыми пятнами, сменившимися зеленоватой бледностью, отчего кардинал стал похож на изваяние карающего ангела, разве только положенный по канону огненный меч заменяла плеть. Отец Мюллер многозначительным кивком указал мне на дверь в коридор, и я на редкость вовремя выскочил из приемной залы, утащив за собой порывающегося что-то сказать юнца. Вслед нам громыхнули створки и понеслись рьяно дискутирующие голоса черного и белого духовенства.

— Вам не дорога жизнь, вы терпеть не можете церковников или развлекаетесь от нечего делать? — поинтересовался я, когда мы удалились на безопасное расстояние. — Что за шуточки насчет сатанизма в присутствии святейшей инквизиции? Да будет вам известно, что в Консьержери уже не знают, куда деваться от доносов на пражских сектантов, в число коих якобы входит ваш патрон Мартиниц и вы сами.

— Правда? — почему-то обрадовался фон Штекельберг, но тут же погрустнел: — Вот сволочи... Его сиятельная светлость Мартиниц обожает заводить врагов, а расхлебывать, как всегда, приходится мне... — от уныния он мгновенно перескочил на нахальную деловитость, осведомившись: — Знакомиться будем? Вы, судя по всему, тоже подвизаетесь в роли канцелярской крысы? Вы англичанин?

— Во времена моего дедушки за такой вопрос было принято убивать на месте, — хмыкнул я, и мой собеседник в притворном ужасе попятился:

— Матерь Божья, неужели шотландец? Заранее прошу прощения, я не хотел, не знал, и вообще всегда уважал ваших соотечественников и сочувствовал несчастной королеве Марии...

— Почти верно, хотя выражать соболезнования по поводу кончины мадам Марии Стюарт лучше не мне, а отцам Мак-Даффу или Лабрайду. Мои родные края несколько южнее, — я представился и с затаенным удовольствием полюбовался, как новый знакомый ломает язык, стараясь без запинки произнести мое имя. После третьей попытки он сдался, махнул рукой и прислушался к отдаленной полемике благочестивейших отцов церкви. Она затихала, как отползающая за горизонт гроза, значит, там пришли к общему решению.

— В сейм собрались, — озабоченно сказал фон Штекельберг. — Так я и знал! Хотите глянуть на представление? Куда забавнее того, что дают в балаганах или зверинцах, и, что немаловажно, совершенно бесплатно!

— Хочу, — кивнул я. — А вы опять станете бузить и пиявить Маласпину?

— Стану! — сердито рявкнул молодой человек. — И его, и кто под руку попадется! Они, между прочим, ничуть не лучше!

Он сорвался с места и устремился навстречу двуцветному угольно-снежному отряду доминиканцев, предводителем которых на сей раз оказался пражский кардинал, и, не дожидаясь разрешения, затарахтел:

— Совершенно правильно, святые отцы, воистину верно! Власти духовной и светской надлежит идти рука об руку, изничтожая всех врагов, начиная с тех, что ловко прикидываются друзьями... За мной, святые отцы, вперед, прильнем к шатающимся столпам отчества в поисках истины!

— Бойкий мальчик, — высказал свое мнение Мак-Дафф, как обычно, не рвавшийся в первые ряды. — Как полагаете, многое в его россказнях — правда?

— Если он — сатанист, то я — Екатерина Медичи, — честно сказал я. — Между прочим, просветите меня, отче — сей отрок что, стремится, кроме секретарского, обзавестись тем же званием, кое носили разнообразные миньоны блаженной памяти короля Генриха III Валуа?

— Если верить Маласпине и Краузеру... — пожал плечами отец Алистер, признававший только свидетельство собственных глаз и строгие логические выкладки. — Хотя вид у него, надо признаться, наводящий на размышления... Слушайте, Райан, вы все равно отправитесь шастать по здешним злачным местечкам, так прихватите господина имперского секретаря с собой и потолкуйте по душам о смысле жизни.

— Сделаем, — легкомысленно пообещал я.

Наше сообщество вывалилось из венецианских владений на залитую осенним солнцем Влашскую улицу, разместилось по каретам и седлам, и небольшой кавалькадой отправилось к оплоту имперской власти — королевскому дворцу, ныне отданному во власть совету наместников.

КАНЦОНА СЕДЬМАЯ

Сейм: вид через окно

Возможно, причиной того, что в Праге бытовало несколько странное отношение к представителям Святейшей инквизиции, послужило именно наше внезапное появление на очередном собрании местных власть предержащих. Можно даже сказать — «явление». И на этот раз вся вина целиком и полностью лежала на господине Станиславе фон Штекельберге и его не всегда оправданной неуемной жажде деятельности.

Пражский Град, без всякого сомнения был когда-то мощной оборонительной крепостью — «Порогом» (собственно от этого чешского слова — «Prah» и произошло название города), а как говорят увлекающиеся историей многомудрые мужи из Сорбонны первый храм во имя Пресвятой Девы Марии был заложен на холме еще неким князем Борживоем году эдак в восемьсот девяностом. Ничего себе, семь с лишним веков пролетело... Конечно, от столь древних построек сейчас ничего не осталось, а собор святого Вита начали возводить сравнительно недавно — только в 1344 году, когда печально знаменитый Папа-скупердяй Иоанн XXII повысил статус пражского епископата до архиепископата. Храм и сейчас недостроен, однако уже обрел более чем величественный вид (хотя, конечно, до Нотр Дам или Реймского собора не дотягивает...).

Мы спешились на Градчанской площади, миновали первый двор, перестраиваемые за счет казны в итальянском стиле Матиашовы ворота, замковый ров и наконец достигли центрального двора кремля. Прямо впереди — собор святого Вита с Золотыми воротами украшенными потрясающей по красоте венецианской мозаикой изображающей Страшный Суд (говаривали, будто посол Венеции, фигляр и зубоскал делла Мирандола, сделал этот подарок Праге, а заодно и господам имперским наместникам с намеком — вскоре после приснопамятного полета Мартинца и Славаты из окна в навозную кучу. Я бы обиделся, честное слово...).