Кёнигсбергские цветы - Ирина Михайловна Радова

Я улыбнулась и кивнула.

– Олег, – растерянно сказала мама, – о чём ты говоришь? Девке всего тринадцать лет, какие ночные гулянья?

– Уже через месяц ей исполнится четырнадцать. И я уверен, она даст отпор любому, кто чего лишнего себе позволит. Да, дочь?

Он засмеялся, а потом потрепал меня пыльной рукой по голове. Он был счастлив, и я тоже.

Глава 15

«Сегодня будет особый вечер. Сегодня я смогу с ним побыть подольше, а если получится, я даже смогу взять его за руку», – думала я. Внутри у меня всё дрожало и ликовало одновременно. Мысленно я приближала этот вечер, и было так сладостно думать о нём.

У меня совсем не было никаких нарядов, выбирать было не из чего. Все платья были старые и множество раз перешитые, купленные задолго до войны. Потому, я не раздумывая, надела своё любимое белое платье в крупный красный горох.

– Я думаю, оно будет тебе в пору, – сказала мама, неожиданно появившись на пороге моей комнаты, в руках у неё было Катино платье. Это было очень красивое нежно – голубое шёлковое платье, с изящной гипюровой вставкой на груди и маленькими перламутровыми пуговками. Талию подчёркивал тоненький белый поясок. А в дополнение образа, мама принесла Катины белые туфельки на небольшом каблуке.

Я с благодарностью взяла из маминых рук платье и сразу его надела. В нём я ощущала себя совсем другой – взрослее, увереннее и красивее.

– Подумать только, кажется, ещё вчера Катюша была в этом платье на школьном выпускном, а сейчас оно уже тебе в пору, – сказав это, мама заплакала, и вышла из комнаты.

Я тоже заплакала. Правильно ли я сейчас поступаю. Ведь своим поступком я предаю память сестры, ещё и в её любимом платье.

«Нет», – услышала я откуда – то изнутри себя, – «Не предаёшь. Гюнтер и его семья не виноваты в смерти твоих близких. Они тут не при чём».

Я встала и вытерла слёзы. Впервые я расплела свои длинные, до самого пояса косы, и волосы, красивой светло – русой волной легли на мои плечи. Часть волос я убрала заколкой назад, а часть оставила распущенными.

– Ну ты это… Не очень поздно, – сказал ошеломлённый отец, когда я, немного смущаясь, вышла к нему на кухню. Он не ожидал, что его младшенькая Варька так быстро вырастет.

– Кажется, я упустил тот момент, когда ты стала взрослой, – только и сказал он.

Ровно в восемь вечера в дверь постучали. Это был Миша. Папа выровнял осанку, и деловито пригласил его в дом. Всем своим видом, и без лишних слов, он хотел дать понять парню, что открутит ему голову, если со мной что – то случится.

Миша всё время улыбался и кивал, и этой своей добродушной податливостью, с первой же минуты понравился и маме, и отцу. Я видела это, и ликовала ещё больше.

Отец расспрашивал его о войне, о том, где он воевал, что стало с его домом, и почему он решил сюда переехать. Миша охотно отвечал на все его вопросы, а когда выяснилось, что они оба любят рыбалку, мне показалось, что из дома мы никогда не выйдем, настолько воодушевленно они беседовали.

Наконец, наговорившись с моим новым другом, отец нас отпустил.

Мы с Мишей вышли из дома, и пошли вдоль улицы, мимо полуразрушенного дома Гюнтера. Было уже достаточно темно, и я могла бы незаметно зайти, но мне нужно было объясниться с Мишей.

– Ты так странно пригласила меня на свидание, – смущённо сказал парень.

– Нет, Миша, ты не правильно понял. Это не свидание… Это моя огромная просьба, которую ты согласился выполнить, и я очень благодарна тебе за это.

– Но… Я не понимаю.

– Миша – ты единственный человек, к кому я могла обратиться за помощью. И, несмотря на то, что мы видели друг друга всего один раз, я была уверена, что ты не откажешь мне, и поможешь.

– Конечно я помогу… Только в чём помочь – то?

– Выбраться мне сегодня вечером из дома.

Миша остановился, и с удивлением уставился на меня.

– Понимаешь, – спешно продолжила я, – у меня есть друзья, и сегодня у них праздник. Они пригласили меня, но папе они… Как – бы не очень нравятся. Он не за что не отпустил бы меня к ним. А мне очень – очень надо пойти. И единственный выход для меня – это ты.

– То есть твоему папе друзья как – бы не нравятся, и он тебя не отпускает, а со мной – незнакомцем, он легко отпускает тебя?

– Ну вы же сегодня познакомились, – выпалила я, совершенно не зная, что ещё сказать.

– Так себе объяснение.

– Да, я понимаю. Всё это очень странно для тебя, но я всё тебе объясню подробно, только позже, может даже завтра, а сейчас мне уже пора бежать.

– Но я не могу так просто тебя отпустить в ночи. Твой отец спустит с меня шкуру, если с тобой что – то случится, – встревожено сказал Миша.

– Да ничего со мной не случится. Я буду совсем рядом с домом. Обещаю, – сказала я, и с мольбой посмотрела на него, не оставляя ему никаких вариантов, кроме одного – согласиться со мной.

– Хорошо, – спустя минуту сказал он, – но давай я тебя хотя бы провожу. Не нужно тебе в темноте ходить по этим улицам.

– Нет, не нужно меня провожать. Я уже почти на месте, пять минут и я там.

– Но темно же.

– Я живу на этой улице уже три года, и знаю здесь каждый закуток.

Смирившись, он кивнул, а я, сама не зная почему, подошла и поцеловала его в щёку. Это была моя благодарность за его помощь.

Глава 16

Когда я вошла в дом Марты, я услышала музыку. Это была та же самая мелодия, что играла утром. В доме было очень тепло и уютно от приглушенного света старой лампы под абажуром, и запаха корицы.

Марта и Ева хлопотали на кухне. Ева о чём – то рассказывала дочери на немецком, и они обе заливисто смеялись. Гюнтер сидел у окна. На нём была синяя рубашка, подчёркивающая его большие сапфировые глаза.

Когда я зашла, он сразу меня увидел. Он не улыбнулся мне, как это было обычно, а просто молча смотрел на меня. Кажется, он не верил своим глазам.

– Ты пришла, – наконец сказал он, и глаза его засверкали. А я смущенно и нервно засмеялась.

– Я же сказала, что приду.

Увидев меня, Марты и Ева очень обрадовались. Было такое ощущение, что они только меня и ждали с минуты на минуту. Словно зная наверняка, что я смогу прийти. Было уже довольно позднее время, а ложились они очень рано, но до сих пор они не садились за праздничный стол.

А праздничный стол