Кёнигсбергские цветы - Ирина Михайловна Радова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я улыбнулась и кивнула.
– Олег, – растерянно сказала мама, – о чём ты говоришь? Девке всего тринадцать лет, какие ночные гулянья?
– Уже через месяц ей исполнится четырнадцать. И я уверен, она даст отпор любому, кто чего лишнего себе позволит. Да, дочь?
Он засмеялся, а потом потрепал меня пыльной рукой по голове. Он был счастлив, и я тоже.
Глава 15
«Сегодня будет особый вечер. Сегодня я смогу с ним побыть подольше, а если получится, я даже смогу взять его за руку», – думала я. Внутри у меня всё дрожало и ликовало одновременно. Мысленно я приближала этот вечер, и было так сладостно думать о нём.
У меня совсем не было никаких нарядов, выбирать было не из чего. Все платья были старые и множество раз перешитые, купленные задолго до войны. Потому, я не раздумывая, надела своё любимое белое платье в крупный красный горох.
– Я думаю, оно будет тебе в пору, – сказала мама, неожиданно появившись на пороге моей комнаты, в руках у неё было Катино платье. Это было очень красивое нежно – голубое шёлковое платье, с изящной гипюровой вставкой на груди и маленькими перламутровыми пуговками. Талию подчёркивал тоненький белый поясок. А в дополнение образа, мама принесла Катины белые туфельки на небольшом каблуке.
Я с благодарностью взяла из маминых рук платье и сразу его надела. В нём я ощущала себя совсем другой – взрослее, увереннее и красивее.
– Подумать только, кажется, ещё вчера Катюша была в этом платье на школьном выпускном, а сейчас оно уже тебе в пору, – сказав это, мама заплакала, и вышла из комнаты.
Я тоже заплакала. Правильно ли я сейчас поступаю. Ведь своим поступком я предаю память сестры, ещё и в её любимом платье.
«Нет», – услышала я откуда – то изнутри себя, – «Не предаёшь. Гюнтер и его семья не виноваты в смерти твоих близких. Они тут не при чём».
Я встала и вытерла слёзы. Впервые я расплела свои длинные, до самого пояса косы, и волосы, красивой светло – русой волной легли на мои плечи. Часть волос я убрала заколкой назад, а часть оставила распущенными.
– Ну ты это… Не очень поздно, – сказал ошеломлённый отец, когда я, немного смущаясь, вышла к нему на кухню. Он не ожидал, что его младшенькая Варька так быстро вырастет.
– Кажется, я упустил тот момент, когда ты стала взрослой, – только и сказал он.
Ровно в восемь вечера в дверь постучали. Это был Миша. Папа выровнял осанку, и деловито пригласил его в дом. Всем своим видом, и без лишних слов, он хотел дать понять парню, что открутит ему голову, если со мной что – то случится.
Миша всё время улыбался и кивал, и этой своей добродушной податливостью, с первой же минуты понравился и маме, и отцу. Я видела это, и ликовала ещё больше.
Отец расспрашивал его о войне, о том, где он воевал, что стало с его домом, и почему он решил сюда переехать. Миша охотно отвечал на все его вопросы, а когда выяснилось, что они оба любят рыбалку, мне показалось, что из дома мы никогда не выйдем, настолько воодушевленно они беседовали.
Наконец, наговорившись с моим новым другом, отец нас отпустил.
Мы с Мишей вышли из дома, и пошли вдоль улицы, мимо полуразрушенного дома Гюнтера. Было уже достаточно темно, и я могла бы незаметно зайти, но мне нужно было объясниться с Мишей.
– Ты так странно пригласила меня на свидание, – смущённо сказал парень.
– Нет, Миша, ты не правильно понял. Это не свидание… Это моя огромная просьба, которую ты согласился выполнить, и я очень благодарна тебе за это.
– Но… Я не понимаю.
– Миша – ты единственный человек, к кому я могла обратиться за помощью. И, несмотря на то, что мы видели друг друга всего один раз, я была уверена, что ты не откажешь мне, и поможешь.
– Конечно я помогу… Только в чём помочь – то?
– Выбраться мне сегодня вечером из дома.
Миша остановился, и с удивлением уставился на меня.
– Понимаешь, – спешно продолжила я, – у меня есть друзья, и сегодня у них праздник. Они пригласили меня, но папе они… Как – бы не очень нравятся. Он не за что не отпустил бы меня к ним. А мне очень – очень надо пойти. И единственный выход для меня – это ты.
– То есть твоему папе друзья как – бы не нравятся, и он тебя не отпускает, а со мной – незнакомцем, он легко отпускает тебя?
– Ну вы же сегодня познакомились, – выпалила я, совершенно не зная, что ещё сказать.
– Так себе объяснение.
– Да, я понимаю. Всё это очень странно для тебя, но я всё тебе объясню подробно, только позже, может даже завтра, а сейчас мне уже пора бежать.
– Но я не могу так просто тебя отпустить в ночи. Твой отец спустит с меня шкуру, если с тобой что – то случится, – встревожено сказал Миша.
– Да ничего со мной не случится. Я буду совсем рядом с домом. Обещаю, – сказала я, и с мольбой посмотрела на него, не оставляя ему никаких вариантов, кроме одного – согласиться со мной.
– Хорошо, – спустя минуту сказал он, – но давай я тебя хотя бы провожу. Не нужно тебе в темноте ходить по этим улицам.
– Нет, не нужно меня провожать. Я уже почти на месте, пять минут и я там.
– Но темно же.
– Я живу на этой улице уже три года, и знаю здесь каждый закуток.
Смирившись, он кивнул, а я, сама не зная почему, подошла и поцеловала его в щёку. Это была моя благодарность за его помощь.
Глава 16
Когда я вошла в дом Марты, я услышала музыку. Это была та же самая мелодия, что играла утром. В доме было очень тепло и уютно от приглушенного света старой лампы под абажуром, и запаха корицы.
Марта и Ева хлопотали на кухне. Ева о чём – то рассказывала дочери на немецком, и они обе заливисто смеялись. Гюнтер сидел у окна. На нём была синяя рубашка, подчёркивающая его большие сапфировые глаза.
Когда я зашла, он сразу меня увидел. Он не улыбнулся мне, как это было обычно, а просто молча смотрел на меня. Кажется, он не верил своим глазам.
– Ты пришла, – наконец сказал он, и глаза его засверкали. А я смущенно и нервно засмеялась.
– Я же сказала, что приду.
Увидев меня, Марты и Ева очень обрадовались. Было такое ощущение, что они только меня и ждали с минуты на минуту. Словно зная наверняка, что я смогу прийти. Было уже довольно позднее время, а ложились они очень рано, но до сих пор они не садились за праздничный стол.
А праздничный стол
