Тигр снегов - Тенцинг Норгей

По крайней мере никто не погиб на Эвересте. Зато на обратном пути, около поселка Гадонг Пага, слу­чилась беда. Здесь протекает большая стремительная река; с одного берега на другой переброшен канат («пага» как раз и значит «канат»). Чтобы переправить человека, приходится заворачивать его в большую сетку и перетягивать по канату на другую сторону. Мы все пересекли реку этим способом. Только один шерпа отказался от сетки, заявив, что и так перебе­рется по канату. Однако на полпути рука смельчака сорвалась, и он упал в воду. Несколько англичан раз­делись и прыгнули в реку, но сильное течение не по­зволило им добраться до него. Волосы шерпы были заплетены в косу на старинный манер, и последнее, что мы от него видели, была светлая ленточка на кон­це косы, мелькнувшая на поверхности в нескольких стах метрах ниже по реке.

Мы вернулись к Калимпонг расстроенные неудачей экспедиции. Мне особенно было жаль Раттледжа. Прекрасный человек и руководитель, он уже начинал стариться и последний раз ходил на Эверест. Я увидел его вновь лишь много лет спустя в Лондоне, после взятия Эвереста. Он пожал мне руку и сказал: «Сын мой, вы совершили настоящий подвиг. Я стар уже. Я сделал попытку в свое время и потерпел неудачу, но теперь, после вашей победы, это ничего не значит. Когда вернетесь в Индию, обнимите за меня всех моих сыновей-шерпов».

Он имел право назвать нас сыновьями, потому что относился к нам, как настоящий отец.

5

СТАНОВЛЕНИЕ „ТИГРА»

После экспедиции на Эверест в 1936 году я недолго оставался в Дарджилинге. Эрик Шиптон отправлялся в Гархвал, в Центральных Гималаях, севернее Дели, и взял меня с собой. Как и четыре года тому назад, когда я ушел из Соло Кхумбу, мне предстояло многое пережить впервые: впервые я попал на равнину, впер­вые увидел настоящие большие города – такие, как Дели и Калькутта, впервые ехал по железной дороге, впервые узнал настоящую жару.

В Раникхете в Гархвале Шиптон представил меня майору саперных войск Осместону, который занимал руководящую должность в индийском топографическом ведомстве. Он собирался на съемки в район высокой горы Нанда Деви, и было решено, что я отправлюсь с ним. В результате многолетней работы майор Осместон нанес на карту чуть ли не весь горный район Гархвала; я не раз сопровождал его.

В том же году была взята вершина Нанда Деви, высочайшая из всех взятых к тому времени вершин (7816 метров). Этот рекорд держался до 1950 года, когда французы поднялись на Аннапурну в Непале. Нанда Деви означает «Благословенная богиня»; индуисты и буддисты считают ее священной горой. Ее исто­рия особенно примечательна: еще за два года до по­корения вершины ни одному человеку не удалось добраться даже до ее подножья, и считалось, что это вообще невозможно. Но вот в 1934 году Шиптоне его друг Тильман, тоже известный английский апьпинист, нашли проход. Они поднимались вдоль реки Риши, прокладывая себе путь через глубокие ущелья и вдоль крутых склонов, и пришли, наконец, к укрывшемуся у самого подножья Нанда Деви удивительно красивому водоему, который назвали Сэнкчюэри («Святыня», или «Убежище»). У них не было ни людей, ни достаточных запасов, чтобы двигаться дальше; впрочем, они и так добились немалого. А в 1936 году, когда Шиптон снова вышел на Эверест, Тильман отправился во главе боль­шой экспедиции на штурм Нанда Деви.

По пути в горы наша группа под руководством майора Осместона встретила возвращавшегося Тиль­мана, и он сообщил нам радостную новость. Оделл (в 1924 году он участвовал в экспедиции на Эверест и достиг высоты 8230 метров в поисках Меллори и Ир­вина) и Тильман взошли на вершину. Третий альпи­нист, молодой американец Чарлз Хаустон, поднялся почти до вершины, но отравился чем-то в верхнем лагере, и ему пришлось вернуться вниз. Когда мы их встретили, он уже поправился, и все они страшно ра­довались своей выдающейся победе.

Вскоре после этого настал мой черед заболеть. Никогда, ни до, ни после этого я не болел так сильно в горах. Возможно, сказалась непривычная жара на равнине по пути из Дарджилинга. А может быть, виной был непрерывный дождь или же я еще не отдохнул после Эвереста. Как бы то ни было, я очень ослаб. У меня поднялась такая температура, что временами майору Осместону и другим приходилось тащить меня на спине. Майор Осместон отнесся ко мне с беспримерной добротой, и я пообещал себе, что когда-нибудь сделаю для него то же, что он для меня. Англичане определили у меня желтуху. Местные жители посове­товали мне поесть один вид мха, растущий на скалах. Я решил попробовать. Сварил мох и съел его, потом меня рвало так сильно, что я думал, все внутренности выскочат наружу. Но температура прошла. Слабость еще оставалась, но болезнь угомонилась, и я смог идти дальше сам.

Как и экспедиция Тильмана, мы подошли к Нанда Деви через долину Риши, которая называется Риши Ганга, и разбили лагерь около Сэнкчюэри. Это было действительно очень красивое место; кругом прости­рались цветущие луга, а над ними высились снежные вершины. Однако мы пришли не для восхождения, а для топографической съемки. Наша работа продол­жалась несколько недель. Я все еще был не в силах делать много и оставался чаще всего в базо­вом лагере. Но я хоть поправлялся. Недалеко от лагеря находилась могила одного шерпы из экспеди­ции Тильмана: он умер от болезни; увидев ее, я невольно подумал: «Как-никак я оказался счастли­вее его!»

Наконец мы покинули горы и вернулись в Раникхет. Оттуда я поехал обратно в Дарджилинг. К этому времени я уже совсем поправился, но был не очень-то доволен собой, потому что принес так мало пользы. «Настанет день, – думал я, – когда я опять приду на Нанда Деви и покажу себя с лучшей стороны». Этому суждено было сбыться.

Когда шерпа не занят в экспедиции, он может заработать несколько рупий, сопровождая туристов по примечательным местам вокруг Дарджилинга. Этим я и занимался в течение осени и зимы 1936 года. Иног­да маршрут ограничивался подъемом на Тигровый холм у самого города. Оттуда на восходе можно уви­деть за сто шестьдесят километров вершину Эвереста, возвышающуюся над хребтами Непала. Иногда турис­ты идут несколько дальше, по северным тропам до Сандакпху и Пхалута, оттуда в хорошую погоду Эверест виден значительно лучше. Я испытывал ра­достное чувство, убеждаясь, что гора стоит на месте и ждет меня. Но с другой стороны я был недоволен – мне хотелось идти туда, а не смотреть. В следующем году экспедиции не было, и мне пришлось ждать 1938 года, чтобы представился новый случай.

А в 1937 году я отправился снова в Гархвал, на этот раз для восхождения вместе с Гибсоном и Мар­тином, учителями Дун Скул, известной английской мужской школы в Дехра Дун, в Индии. Экспедиция была маленькая, в ней участвовали двое названных англичан, я и еще один дарджилингский шерпа по имени Ринцинг да десятеро носильщиков из Гархвала. Мы собирались взойти на гору Бандар Пунч («Обезьяний хвост»); это был первый из трех походов, которые я совершил туда вместе с мистером Гибсоном. Высота Бандар Пунч – 6315 метров, совсем малая в сравнении с Эверестом и даже с Нанда Деви. Одна­ко ее никто не пытался взять до тех пор. Условия вос­хождения были сложными, и при первой попытке нас остановил глубокий снег на высоте всего 5200 метров.