Черная пелерина - Ноэль Рандон

— Ну, вот. Все и прояснилось. Шарль Дюмолен был убит между одиннадцатью и двенадцатью. Дождь прекратился в двенадцать, это я хорошо помню. А откуда шел Маккинсли?

В раскосых глазах Луизы в первый раз промелькнуло осмысленное внимание.

— Он шел со стороны города, — ответила она, не задумавшись. — Он подробно изучал От-Мюрей. Режиссер поглощен мыслями о кинофильме. Он ищет места, где будет разыгрываться действие.

— Поглощен кинофильмом? Ищет живописные места? — размышлял комиссар. — Ночью? Когда вы в последний раз видели Шарля Дюмолена?

— Тогда, на террасе, — подавленно ответила Луиза.

— Теперь вопрос щекотливый, но неизбежный. Как между собой жили ваши опекуны?

— Очень хорошо, — прозвучал краткий ответ.

— Что вы думаете об Эдварде Фруассаре?

— Я этого человека не знаю. Но кажется, он дурак.

— Что Фруассар делал вечером?

— Не знаю, мы встретили его в холле.

— На этом благодарю вас. Завтра с самого утра пришлю Селестину. Сейчас вам необходимо хорошенько выспаться.

После Луизы пришла очередь прислуги. Фруассара и Маккинсли комиссар решил опросить чуть позже.

Агнесс ничем не напоминала ехидной старушки, допрашиваемой в прошлое утро. Она появилась опухшей от слез и потрясенная настолько, что нужно было опять подыскивать струны помягче. Лепер быстро сориентировался: Агнесс не только оплакивала смерть своего благодетеля, но ее прежде всего пугала мысль о том, что убийство совершил ее сын. В десять вечера кухарка вышла встретиться с Мишелин, работающей у Вуазенов, в это время как раз закрывалась кондитерская «Абрикос». За опустевшей виллой присматривала Анни. Агнесс возвратилась около половины двенадцатого, отперла дверь кухни собственным ключом, застала Анни над книгой. Потом она пошла в свою комнату и легла спать. Поскольку они с Анни не разговаривали с утра, то и теперь не обмолвились ни словом.

На вопрос, хорошо ли жили супруги Дюмолен, Агнесс без раздумий ответила утвердительно. На вопрос, какие были отношения между мадемуазель Сейян и ее названными родителями, кухарка не ответила и вновь залилась слезами.

— Кто этим молодым угодит, кто их поймет? Бедная мадемуазель Луиза, бедный Жакоб… — всхлипывала Агнесс над собственной судьбой.

Анни Саватти сообщила следствию новую, очень важную деталь. Когда она, как и обычно, вошла в спальню мсье Дюмолена около одиннадцати, чтобы приготовить на ночь постель и поставить стакан сока на столике, она услышала голос Шарля Дюмолена. В первый момент она решила, что мсье зовет ее, подошла к двери и тогда поняла, что в соседней комнате идет беседа.

— Голос был мужской или женский?

Анни на секунду задумалась.

— Не знаю, наверное, мужской.

— Что значит «наверное»? Ведь легко отличить голос мужчины от голоса женщины.

— Я над этим и не думала. Просто вошла в комнату и вышла. У меня нет привычки подслушивать.

— Хм, — пробормотал комиссар, — и что же дальше?

— Меня это очень удивило, — отвечала она, — потому что я никого не впускала ни через холл, ни со стороны кухни. Стеклянная дверь между столовой и террасой оставалась у нас обычно открытой до тех пор, пока все возвращались, но сегодня, ввиду кражи, я ее замкнула очень рано. Очевидно, мсье Дюмолен сам впустил кого-то через террасу. Я пошла проверить, не забыла ли я замкнуть эту дверь, там было все в порядке. Тогда я, успокоившись, спустилась вниз и занялась уборкой. Потом я немножко почитала. В половине двенадцатого возвратилась Агнесс и сразу же исчезла в своей комнате. Начинался дождь Мсье Фруассар возвратился сразу после Агнесс, но уже во время дождя, он сильно промок, но к себе не пошел, оставался в холле. Мы с ним болтали.

— О чем он говорил?

— А, ничего существенного. О том, что я ему нравлюсь и тому подобную чепуху. Он также допытывался, нет ли у мадемуазель Луизы жениха. Но пиджак он так и не снял, несмотря на то, что промок насквозь. Уж такой он — хочет все время быть при пиджаке, — подытожила она не без значения.

И вообще Анни показалась комиссару странно изменившейся. Исчезли куда-то ее утренние и послеполуденные «нервы», теперь перед комиссаром сидела необычно уравновешенная девушка и с большим вниманием отмечала каждую деталь, которая могла иметь какое-то значение.

Но сейчас привязанность Фруассара к своему пиджаку была для комиссара совсем некстати. Согласно его гипотезе, брошка должна уже быть продана. Не исключено, конечно, что у Фруассара была при себе большая сумма денег, но комиссар, например, всегда держал деньги в заднем кармане брюк. Как знать, может, Анни впадала в излишнюю подозрительность, которую вызвал у нее утренний отказ Фруассара.

— Прошу, рассказывайте дальше.

— Как только прекратился дождь, возвратилась мадемуазель Луиза с американцем. Мадемуазель Луиза сразу же ушла наверх, в свою комнату, а мужчины остались в холле до тех пор, пока не приехала в автомобиле мадам Дюмолен.

— В котором часу возвратилась мадам Дюмолен?

— В любом случае после двенадцати.

— Вы отдаете себе отчет в том, что у вас нет алиби?

— Что это значит?

— Это значит, что в тот момент, когда было совершено убийство, вы оставались в доме вдвоем с мсье Дюмоленом.

— Но ведь я очень часто остаюсь с ним. Он может в каждый момент позвонить, потребовать чего-то… Я же служанка, — рассудительно напомнила девушка. — Если у человека чистая совесть и он хорошо справляется со своими обязанностями, то это поважнее, чем какое-то там алиби.

Не всегда, хотел было ответить комиссар, но вовремя спохватился.

Когда вошел Эдвард Фруассар, сердце комиссара учащенно забилось. Фруассар, без пиджака, в спортивной рубашке, с трубкой в зубах и сединой на висках производил впечатление молодого человека, играющего роль пожилого мужчины. На самом же деле все было наоборот.

— Вы курите трубку, мсье Фруассар?

— Тысячу извинений. Некоторая развязность с моей стороны, — он озорно улыбнулся. — Я забыл, что являюсь подозреваемым, и это накладывает некоторые обязанности, — Фруассар поднял вверх указательный палец.

Он подошел к окну и вытряхнул содержимое трубки на подоконник.

— Вы меня не поняли, — сказал комиссар Лепер. — Я вовсе ничего не имею против трубки. Просто мне вчера показалось, что вы курите сигареты. Чего же стоит полицейский, лишенный наблюдательности?

— Должен вас успокоить. Вчера я и в самом деле курил сигареты. Трубку я купил сегодня, точнее — уже вчера, в Канн. В свое время, когда мне везло больше и я вел оседлую жизнь парижанина, у меня была, между прочим, коллекция трубок. Под впечатлением всей этой роскоши, — Фруассар широко повел рукой, — меня охватили воспоминания, и я затосковал, знаете ли, по более красивой жизни и… приобрел трубку. Наверное, я старею.

Насмешливый тон Фруассара плохо подействовал на комиссара.

— Кроме трубки, как я погляжу, вы себе приобрели также новую пижаму. — Лепер поглядел на спинку стула.

— У вас острый глаз, поздравляю, мсье Лепер! Я должен вам откровенно признаться, что все вещи, которые находятся в чемодане, я купил только сегодня. Мне удалась некоторая финансовая операция, и я себе это позволил! Мне думалось, что я проведу здесь несколько приятных дней. Однако… Человек предполагает, а бог располагает. Фатальный случай.

— Вам известно, что вчера в этом доме кто-то похитил драгоценную брошь?

— Я узнал об этом только сегодня, а точнее вчера вечером от служанки. Но, принимая во внимание более поздние события, вряд ли следует придавать этому большое значение.

— Для полиции все имеет значение.

— Охотно верю, — согласился с раздражением Фруассар. — За двадцать четыре часа полиция уже могла напасть на след.

— Будьте покойны. Уже напала. И на вас падает самое большое подозрение.

Фруассар приподнял брови.

— На меня? Но это же нонсенс. Но коль скоро до этого дошло, я постараюсь как-нибудь избавиться от подозрений. — Он легкомысленно махнул рукой. — Но в данный момент меня интересует, что вы думаете об этом убийстве?

Комиссар Лепер рассердился не на шутку. Кто здесь, собственно, ведет расследование?

— А вы что думаете об этом убийстве? — спросил комиссар, из последних сил сдерживая ярость.

— Я думаю, что кто-то вскарабкался по склону холма, влез в окно и сзади шарахнул Дюмолена ломом. Мы застали его с головой, опертой о стол. И только позже эта поза изменилась. В первый момент мы хотели его привести в чувство. Хотя, честно, говоря, я сразу понял, что ему уже ничем не поможешь.

— Вы утверждаете, что в рабочий кабинет можно попасть, забравшись в окно?

— Конечно, без особого труда. Я вам охотно это продемонстрирую.

— Когда вы в последний раз видели Шарля Дюмолена?

— На террасе, сразу после моего возвращения в От-Мюрей.