Ржавый меч царя Гороха - Андрей Белянин

- Я не ппил, они фсё сами выппили!

- Дыхните? - перегнулся я через стол. Потомок рыцарского рода цослушно наклонил­ся и дыхнул. Ну, зубы не айс, однако и перегаром не пахнет.

- Как оказались в одной компании с драчуна­ми и алкоголиками?

- Случайнно.

- А поподробнее можно?

- Софсем случайнно.

Да, а этот тип, мягко говоря, немногословен, придётся тянуть клещами. В фигуральном смыс­ле, разумеется, мы ж не в царской пыточной, у нас другие методы.

- В драке с сотрудником милиции участвова­ли?

- Не учаффстфофал.

- Тогда за что вас задержали?

- За компаннию, - так же терпеливо, словно малому ребёнку, продолжал объяснять белокурый гость с янтарных берегов.

Что ещё у него можно было спросить, я просто уже не знал.

- Про меч-кладенец слышали?

- Нетт.

- Претензии к органам правопорядка за непра­вомочные действия имеете?

- Нетт.

- Другие ответы знаете?

- Нетт, - даже не моргнул он, и я сдался. Мне пришлось честно отпустить и третьего пре­тендента в гороховские зятья. Правда, взяв с него подписку о невыезде. С первых двух не стал брать, а с этого взял. Чисто из вредности. Говорю же, не понравился он мне. И пусть в нашей милицейской работе апеллировать такими критериями и не по­ложено, внутренне я был бы рад прищучить этого белобрысого хоть за что-нибудь...

- Батюшка сыскной воевода, - в дверях опять показались стрельцы, - так что, пятого заводить ли?

- Какого пятого?! - не понял я. - Погодите, у нас же вроде всего четверо задержанных. Три же­ниха и Митька. Чего вы меня со счёта сбиваете?

- Дык в ночь, под самое утро, ещё и дьяка Фи­лимона Груздева доставили ребята, - смущённо пояснили еремеевцы. - Говорят, он по городу бе­гал в непотребном виде и речи орал крамольные...

- Какие?

- Что, дескать, царь преставился!

Ну этого типа я точно не мог принять. Он бы точ­но сдал меня с потрохами, и уж ему-то поверили бы! Пришлось вставать и идти на поклон к Яге, умоляя её разобраться с козлобородым нарушите­лем ночного спокойствия. А заодно и выяснить, чего он-то делал в неположенное время у царских подвалов? Причём крутился ведь, гад, вполне це­ленаправленно, именно там, где пропал меч. Так что вопросы и подозрения в его адрес самые серьёзные...

- Бабуль? - Я деликатно постучал в дверь её комнатки.

На стук неторопливо вышел мажордомистый Васька и вопросительно выгнул на меня бровь.

- Ягу можно? - прокашлявшись, уточнил я. Кот поднял вторую бровь.

- Исключительно в служебных, а не в личных целях. Необходимо помочь с допросом важного свидетеля, а может быть, и подозреваемого.

Чёрный как смоль Вася подумал, поморщил нос и обернулся назад. Моя домохозяйка, тишайше си­девшая у себя у окошечка, так же молча встала и чинно прошла в горницу. Мне же было жестом предложено подняться за котом наверх, в мою ком­нату.

Собственно, совсем уж отлучаться от участия в допросе я никак не собирался, поэтому уселся на лестнице в надежде хоть что-то услышать.

Вскоре понятливые стрельцы за шиворот прита­щили грязно ругающегося дьяка.

- Деспоты сатанаиловы! Сатрапы диавольские! Палачи и душители гражданских свобод! - над­рывался Филимон Митрофанович, разумно адре­суясь в потолок.

Наезжай он конкретно на стрельцов, так мог бы и по шеям словить на раз-два, а он у нас в этих де­лах тёртый калач, зазря не подставляется. Не при­помню ни одного расследования нашей опергруп­пы, чтоб скандальный дьяк тем или иным боком в нём не отметился. Поэтому, как следует себя вести при очередном аресте, он туго знает...

- Беспределыцики! Христопродавцы! Иуды в погонах! За что мя наказуеши, Господи?! За какие грехи в пасть львиную алкающую ввергавши? Во есмь дух мой в смятении, а тело хворое, брен­ное изъязвлено побоями злобнымя  милицейскимя! А ще и хулу на мя возводишима, аки в пек­ле чисто херувиму, паки...

- Цыть, охальник, - кротко попросила Яга, и ушлый дьяк мгновенно заткнулся.

Бабушку у нас вообще практически все слуша­ются с первого слова, дураки кончились в про­шлом полугодии...

- Присел бы ты, Филимон Митрофанович. Но­женьки-то небось не казенные. Может, чайку отве­даешь да с ватрушечкой?

- Да уж не откажуся. Ещё потребую и...

- А ну встал! Кто тебе позволил тут рассижива­ться, морда уголовная?! - мигом сменила тон баб­ка, одновременно отыгрывая и плохого, и хороше­го полицейского. - Пойдёшь навстречу следст­вию, будет тебе чай с ватрушкой, а не пойдёшь... Кочергой словишь - и на каторгу Нерчинскую, по этапу, без права переписки!

- Ну вот что с вами, фараонами египетскими, делать будешь? - философски вздохнул дьяк, по­правляя спрыгнувшую от страха ермолку. - Во­прошай, матушка следственная экспертиза, ответ смиренный как на духу держать буду. А коли хоть словом солгу, дак испепелит меня гром небес­ный...

- Грома посредь горницы не обещаю, - сурово поправила бабка, - но на пятнадцать суток опри­ходовать право имею. Давай ври, чего ты там про помершего царя плёл, чем народ смущал, а?!

Филимон Митрофанович перекрестился и на­чал:

- Вчерась накрыла меня бессонница. Дай, ду­маю, помолясь, полезным делом займусь, до тере­ма государева прогуляюсь, бумаги проверю, порадею и ночным бдением за-ради нежно любимого отечества...

Эх, ну что тут скажешь? Фальшивые и надуман­ные объяснения гражданина Груздева могли бы кого угодно поставить в тупик, поскольку наш дьяк лжёт, как дышит. Честное милицейское, ред­ко у кого это дело получается естественнее, чем у этого вечного борца за собственные корыстные ин­тересы...

- И тут вижу, подозрительнейший злодей от калиточки через весь царский двор лыжи вострит. Пригляделся я к нему попристальней, да и ах­нул - чистый призрак! Вот клянусь святыми угод­никами, вылитый ваш покойничек. Дай бог ему царство небесное, Никите Ивановичу, душевней­шей теплоты был человек, радость-то какая... - вовремя  поправился  прожжённый  аферист  в рясе.  - В смысле, говорю, трагедь-то какая, а?! Тока был он почему-то в бабском исподнем, и у меня от того ажио чуть сердце в пятки не упало, по­том задержалось где-то выше колена, ниже пупка и ужо там забилося-а...

Не знаю, как Яга, а вот лично я краснел, как первокурсник на дискотеке выпускниц в общаге мединститута, куда парни не пошли, потому что курили в туалете, и девушки отрывались по-свое­му. Знаете, когда они не думают о том, что гово­рят...

- Хорошо, может, я и поверю, что тебе, коту нашкодившему,  за  орехи  подвешенному,  наш светлый участковый и привиделся в пьяном угаре. Но с какого ж бодуна ты, извращенец в ермолке, с бородёнкой козлиной да мозгом бараньим, госуда­ря-то там углядел, ась?!

Как я понял, дьяк в явлении царя Гороха так уж сильно уверен не был. То есть видеть-то видел, но вот умом поверить в то, что всеми любимый царь-батюшка шастал по собственному подворью в женской ночной рубашке, это уже слишком...

- Пил вчерась?

- Нет. Ни стопочки не пригубил.

- Врёшь, зараза!

- А чего сразу ругаться-то?! - вспыхнул граж­данин Груздев. - Ну ежели и принял на грудь литр-другой... третий, так не за-ради чревоугодия, а причины избавления от бессонницы для!

Вопрос, с чего он вообще туда попёрся, даже не стоял. Дьяк задержался дольше, чем рассчитывал, разбирая царские бумаги. Прямым текстом это значило: занимался приписками, подтирками и подтасовками, выгадывая себе пять-шесть лишних монеток к жалованью. Ну и там, сами по­нимаете, чисто случайно углядел с высоты второ­го этажа нашу телегу опергруппы со стрельцами на борту. Вроде как решил вежливым образом спуститься, поздороваться, но вдруг увидел иду­щего от калиточки призрака в белой милицей­ской фуражке.

- Так вот, пошёл я за ним, грешником, тихохо­нько. Думаю, мается, видать, щас сзаду подкра­дусь да как дуну в ухо, он и развеется. А тут участ­ковый свечку зажёг с огоньком зелёным, по всему видать, сатанинское изобретение... Аи! Чего ж дерётесь-то, бабушка?

- Да так, рука случайно сорвалась, - даже не извинилась Яга. - Но ты продолжай, продол­жай...

Поразительным оказался тот факт, что Фили­мон Митрофанович призраков совсем-таки не бо­ится. Ну ни на грош! То есть вполне готов к общению с духами умерших, не испытывая ни малей­шего страха к жителям потустороннего мира. По­дозреваю, у него на это просто фантазии не хватает. Надо было хоть укусить его в прошлый раз для порядку, чтоб впредь не приставал к без­винно блуждающим душам усопших...

- Иду я за ним коридорами подвальными, сле­жу за ним, а он, супостат, возьми вдруг да и прова­лись на ровном месте! Исчез, как не было, и серно­го запаху после себя не оставил! Я так, порядку ради, дверцу железную толкнул, да она вдруг от­крытой оказалась. Я туды нос тока сунул, а та-а-ам... цельных два привидения! Сыскной вое­вода да наш надёжа-государь! На полу сидят, в кар­тишки дуются! И ведь чё особенно поразитель­но-то, оба в бабских ночнушках...