Моя Россия (Главы из книги) - Владимир Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Русский крест Петра Столыпина и «Бесы» Фёдора Достоевского
Мы обязаны знать реальную историю своего народа ещё и потому, что от неё не спрятаться за каменными редутами с бойницами и колючей проволокой и противотанковыми «ежами» на подходах к элитным посёлкам, выросшим под Москвой и на брегах Невы. Она настойчиво стучится в стальные двери и закрытые от солнечного света правды ставни коттеджей, воплотивших давнюю купеческую мечту: мой дом — моя крепость. И главное, возвращается к нам в образе современников, таких разных, неузнаваемых, а порой опасно непредсказуемых. Всему этому есть объяснение. Испокон веков основная часть русских жила под угрозой голода, который не уходил никогда с земли нашей. Утверждения о сытой жизни народа до рокового 1917 года — настолько откровенная и циничная ложь, что даже опровергать её не имеет смысла. Не ведали покоя наши предки. Донимали их бесконечными набегами, вплоть до XVII века, кочевые племёна Дикой степи, жившие грабежами. Смута, природные катаклизмы — всего не перечислишь. Только во второй половине XIX века в исторических хрониках отмечены неурожаи 1879, 1880, 1883 годов. В 1891—92 гг. голодали 16 губерний Европейской части России, в том числе: Казанская, Самарская, Тамбовская, Нижегородская и Воронежская. Бедствовали более 35 млн человек. Подлинные данные о погибших неизвестны, но историки ведут речь о двух миллионах. В это же самое время знатный урожай хлебов был на Северном Кавказе, в южных, малороссийских и новороссийских губерниях. Но никто из царских властей, да и церковных иерархов, не вмешался в трагедию, не явил милость страждущим. Его величество частный интерес и в те годы был превыше всего. Хлеб из России хорошо торговался в Европе. Та же беда по отдельным регионам была и в начале XX века, вплоть до 1917 года. А дальше всё повторилось с трагической закономерностью. 1917–1922, 1932–1933, 1941–1947 гг. Государство уже было социалистическое, но в силу разных причин, в том числе и «рукотворных», не могло предотвратить трагедию.
Каждый раз наиболее бедствующими оказывались исконно русские территории — эти губернии, за исключением белорусских, соответствовали Московскому царству времён Ивана Грозного. Огромная нехватка земли в центральном регионе порождала здесь бедность, голод и чрезмерно низкую оплату труда сельских работников. Задумайтесь, 70 % — избыточное население. По всей России в 1913 году — 20 %, или 32 млн человек, не могли найти работу. Это к стенаниям творческой интеллигенции о процветающей России, которую мы потеряли. Нужны были реформы, и они были предложены А.Столыпиным. Правда, для начала потребовалось привести взбунтовавшееся общество в чувство. Православные русские крестьяне, составлявшие в те годы большинство народа, вполне обоснованно считались традиционной опорой самодержавия. Но революция 1905 года открыла глаза многим идеалистам на реальность, которую столетиями старались не замечать. Религиозность не помешала селянам с удовольствием «прогуляться» с вилами по помещичьим землевладениям. Многие усадьбы сожгли, ещё больше разграбили. Стало ясно: не решённый до конца крестьянский, а точнее, аграрный вопрос может серьёзно повлиять на судьбу империи. Опасность была не шуточной. В 1906–1907 гг. от революционного террора погибли 4126 и ранены 4552 представителей власти. Последующие два года принесли новые жертвы. Боевые отряды эсеров совершили ещё 20 тысяч террористических актов и экспроприаций, в ходе которых погибло и ранено 7600 человек. Настоящая охота началась и на премьер-министра. П.А.Столыпин пережил 10 покушений. Погибло 30 человек, в том числе беременная женщина, случайно оказавшаяся рядом с домом, где проходил обычный приём посетителей. Серьёзные ранения получили маленькая дочка и подросток-сын премьера. Правительство не дрогнуло. По приговорам военно-полевых и военноокружных судов казнили свыше 2800 осужденных. 26 тысяч политических преступников были отправлены на каторгу, 17102 — в ссылку и 1909 — подверглись административной высылке из больших городов.
Массовый террор всегда свидетельствует о серьёзном кризисе нации и власти. Что же являло собой российское общество во второй половине XIX века? Нынешние придворные историки, слаще морковки в жизни не едавшие, создают такую благостную картинку того предреволюционного времени, что, право, от умиления слезу пролить хочется. Но что-то не плачется. Эпоха первоначального накопления капитала у психически здоровых людей не может вызывать радостных чувств. Слишком откровенно проявляется звериная суть в поведении человека, и ничегошеньки от Создателя. Взбудораженное, страшное в своей нетерпеливости, лишённое земли и всяческих гражданских чувств средневековое крестьянство. Разложившееся от многолетней паразитической жизни без высоких побудительных мотивов дворянство. И, конечно, разночинцы, как, впрочем, вся революционно настроенная русская интеллигенция с её бесподобной способностью спорить, никого не убеждая, и мечтать двадцать четыре часа в сутки о свободе, равенстве и братстве. Всё-таки поразительный народец — интеллектуалы, с экзальтированной любовью ко всем ненавистникам России. Насквозь безответственные либералы, западники — они оперировали в бесконечных дискуссиях высокими категориями, но все их глубокомысленные рассуждения и выводы в конечном итоге оказывались русофобскими, направленными против исторической России и национального самоопределения её народа. Эти настроения стали настоящей питательной средой для народовольцев, эсеров и прочих любителей решать свои и общественные проблемы ценой чужой жизни. Не случайно роман «Бесы» Ф. М. Достоевского вызвал глухое раздражение у всей «читающей» публики России. Негодованию «революционеров» и им сочувствующих не было предела.
Несколько лет тому назад Анатолий Чубайс, один из перевоплотившихся в новой жизни разночинцев, тоже признался в своей ненависти к Фёдору Михайловичу. Понятное дело, кому же хочется видеть своё истинное лицо. Все они на излёте XIX века мыслили себя героями, их тайная жизнь была окружена романтическим ореолом, им истово поклонялись готовые на всё утончённые девушки из аристократических семей. Поразительно, но ни один деспот, террорист или обычный криминальный авторитет из современной жизни не был обделён любовью таких женщин. Что-то есть в таком влечении глубоко ненормальное, болезненное, порочное. Тоже, кстати, явный показатель психически пограничного состояния определённой части общества, и довольно значительной. Интересно знать, что думают по этому поводу патентованные врачи и современные «инженеры душ человеческих».
Не пройдёт и четверти века, и наследники «бесов» зальют кровью всю Россию. Но это будет потом. А в начале века революционную волну 1905 года удалось встречным «палом» сбить, хотя экономические и политические проблемы остались, они не рассосались сами собой, как благодушно рассчитывали в окружении царя. П.А.Столыпин был вынужден спешить, прекрасно понимая, что наделить землёй всех 100 млн крестьян невозможно, и только экономические преобразования смогут создать стимулы для развития промышленности, где и будет востребована избыточная на селе рабочая сила. Иначе социальный взрыв неминуем.
В первые годы поддержка его усилий со стороны Николая II была безусловной. 12 августа 1906 года он издаёт указ о передаче Крестьянскому банку сельскохозяйственных земель, принадлежащих семье Романовых; 27 августа — о продаже казённых земель; 19 сентября — о продаже крестьянам земель на Алтае, находившихся в собственности самого царя; 5 октября — об уравнении крестьян со всеми гражданами в правах на государственную и военную службу и учёбу; 19 октября — о разрешении Крестьянскому банку давать ссуды крестьянам под залог надельной земли. Тем самым признавалась личная собственность на землю, которую крестьяне получили в 1861 году в общинную собственность. И, наконец, 9 ноября появился исторический для России указ о раскрепощении общины. Крестьянам предоставлялось право выхода из общины со своим земельным наделом без её согласия. Община, веками помогавшая всем «миром» выживать в условиях северной страны и различных природных и общественных катаклизмов, стала тормозом в период капиталистического развития страны.
Я не случайно перечислил нормативные акты и последовательность их появления. Пётр Столыпин был убеждён, что экономические реформы необходимы именно во время революционного брожения для устранения накопившихся противоречий. Он успел создать правовые предпосылки — шлюзы были открыты, экономика начинала постепенно работать по-другому. До революций 1917 года из общины успела выйти почти треть крестьян-домохозяев, и возникло не менее 200 тысяч хуторов с 22 % общинной земли, 33 тысячи кооперативных союзов с 11 миллионами членов. Создавались различные формы земледелия, рождалась столь необходимая для развития рыночная конкурентная среда. К августу 1914 года крестьяне выкупили более половины помещичьей земли, а большую часть, до 60 %, оставшихся посевных площадей взяли в аренду. Расчёты экономистов показывали, что помещики как хозяйствующий субъект перестанут играть какую-либо значимую роль в экономике села к 1920 году, за исключением, разумеется, образцовых хозяйств, ставших уже капиталистическими. Первая мировая война, в которую Россия ввязалась по глупости императора, потому что сложно как-то иначе квалифицировать это пагубное решение, разрушила все программы намеченных преобразований, которые и без того осуществлялись с большим трудом, зачастую не находя поддержки и со стороны самих крестьян, прикипевших к общине. На миру, как известно, и смерть красна.