Тайфун над пограничной заставой - Георгий Метельский

Несколько других столов стояло рядами, как в школьном классе, и за одним из них, когда Тоня вошла, что-то писал рядовой Петр Константинов — высокий, русый парень первого года службы. Лицо его было подвижно, а взгляд умных серых глаз, напротив, ленив, снисходителен; казалось, Константинов смотрит на все сверху вниз, небрежно, рассеянно, словно утверждая, что ничего неизвестного для него на свете нет.

Здравствуйте! — робко поздоровалась Тоня. До сих пор она так и не поняла, как должна себя вести с солдатами, какой взять тон в разговоре с ними — официальный, дружеский? Что-то среднее между тем и другим?

— Здравия желаю! — Константинов проворно вскочил с места.

Тоня улыбнулась.

— Я не офицер, и вы можете сесть.

— Но вы дама, даже Прекрасная Дама. Помните: «Вхожу я в темные храмы, свершаю бедный обряд. Там жду я Прекрасной Дамы в мерцанье красных лампад»?

Сравнение с Прекрасной Дамой повергло Тоню в смущение.

— Вы любите Блока? — спросила она первое, что пришло в голову.

— А кто его не любит? Разве что младший лейтенант Невиномысский.

— Едва ли он его знает! — невольно вырвалось у Тони.

— Браво, Антонина Кирилловна! — Константинов бесшумно похлопал в ладоши.

Тоню по молодости здесь еще мало кто называл так официально — только старшина да младший лейтенант, и делали они это, очевидно, по единственной причине — как-никак, жена их начальника, и с ней нельзя быть запанибрата.

— Литературой интересуетесь? — спросил Константинов, заметив, что Тоня стала рыться в книжном шкафу. — Ничего хорошего, не библиотека, а одно название.

— Почему же, кое-что есть, — возразила Тоня. — Хотя и негусто.

— Стихов совсем нету. Кто-то вверху, — он показал пальцем на потолок, — считает, что поэзия солдатам противопоказана. Разве что строевые песни. Про шпионов да про нарушителей границы — вот это книжки, а стихи — кому они нужны!

— Вы, наверно, сами стихи пишете?

— Балуюсь в свободное от службы время.

— Прочитайте что-нибудь.

— В другой раз... Вон младший лейтенант приближается. По «Спидоле» слышно.

Невиномысский решительно распахнул дверь в комнату.

— Константинов? Чем занимаетесь?

— Конспект составляю, товарищ младший лейтенант.

— Конспект — это хорошо, продолжайте...

Тут Невиномысский заметил Тоню — ее закрывала дверца книжного шкафа, — и его круглое лицо расплылось в приятной улыбке.

— Книжечку выбираете?

— Особенно не из чего выбрать, Владимир Павлович... Бедненько что-то у вас.

— Ну что вы, Антонина Кирилловна! Вот классики марксизма-ленинизма... Другая политическая литература. И художественная есть.

— Стихов, солдаты жалуются, мало.

— Кто это жалуется конкретно? Не Константинов ли?... А ну-ка, Константинов, покажите свой конспект!

Младший лейтенант решительно подошел к солдату и взял со стола тетрадку.

— Это называется конспект, Константинов! — лицо Невиномысского покраснело. Он посмотрел на Тоню. — Стихи это, а не конспект. Наряд вне очереди! — крикнул он, снова переведя свой взгляд на солдата.

— Я, товарищ младший лейтенант, конспект в стихах решил написать, — сказал Константинов, снисходительно глядя на офицера.

— Два наряда вне очереди! — Невиномысский рассердился еще больше. — Безобразие! — он круто повернулся и быстро направился к выходу.

— Ну вот... — Константинов весело посмотрел на Тоню. Очевидно, два наряда вне очереди не произвели на него большого впечатления.

— Вы на самом деле стихи писали? — спросила Тоня.

— На сей раз нет. Записывал «Марсельезу» по памяти... «Алён, занфан, де ля патри...» — пропел о» тихонько.

Тоня удивилась.

— Вы знаете французский?

— Немного... Хочу после увольнения в иняз поступить.

— Там конкурс большой.

— Ничего, как-нибудь выдержу.

— Давно занимаетесь французским?

— Как вам сказать... В детстве, Антонина Кирилловна, родители хотели из меня человека сделать. Француженка на дом приходила. Такая, знаете ли, дореволюционная старушенция Тереза Ульяновна. Я, понятно, уроков не учил. А теперь жалею. Вот пытаюсь наверстать то, что упущено по собственной дурости.

— Я, пожалуй, смогу вам помочь, хотите? — спросила Тоня по-французски.

Константинов недоверчиво посмотрел на нее — не шутит ли жена начальника заставы?

— Я отделение французского языка закончила, — сказала Тоня.

— Вот оно что... Хочу, конечно. Только разрешат ли.

— Почему не разрешат? Я поговорю с... начальником заставы, — Тоня запнулась: она хотела сказать «с Васей».

— Спасибо, Антонина Кирилловна... Тут ни одной французской книжки, понятно, нету. Просил замполита выписать, так он удивился. Зачем на заставе французские книги? Другое дело русско-японский разговорник. Этот есть. На случай, если японского шпиёна споймаем.

— Я вам «Тартарена из Тараскона» могу дать. Осилите? — спросила Тоня.

Константинов сразу не ответил, а подошел к книжному шкафу и, почти не глядя, достал томик Доде.

— Возьмите с собой, чтобы я, случайно, не облегчил себе работу, если получу обещанное.

Тоня улыбнулась.

— Возьму потом. А пока вы сами прочитайте, чтоб переводить легче было.

— Случаюсь, Антонина Кирилловна! — он комично вытянулся, козырнул и вдруг, казалось, без причины рассмеялся. — Тереза Ульяновна учила меня по старорежимному учебнику мадам Марго. Может, слышали? Там были такие диалоги. Вопрос: «Что за шум в соседней комнате?» Ответ: «Это моя престарелая тетушка гложет свою кость». Или еще: «Как ваше здоровье?» «Благодарю вас, Генрих, я здоров, но моего дядюшку съели тигры».

Тоня хохотала весело, долго, до слез, которые вытирала своей маленькой рукой, и на этот неожиданный смех прибежал младший лейтенант.

— Ах, это вы, Антонина Кирилловна!.. — он недоумевающе, растерянно посмотрел сначала на нее, потом строго, начальственным взглядом на Константинова. — Что случилось?

— Ничего особенного, Владимир Павлович, — ответила Тоня. — Просто мне рассказали очень смешную историю...

— А-нек-дотами занимаетесь? — перебил Невиномысский и в упор поглядел на солдата.

— Никак нет, товарищ младший лейтенант, — французским языком. — Бонжур, же сюи вотр тант. Прене вотр пляс, ассейе ву. Алён, занфан, де ля патри... — выпалил он.

Тоня не выдержала и снова рассмеялась.

Юное и без того румяное лицо Невиномысского покраснело, он подумал, что в непонятных словах заключалось что-то обидное, и растерянно, так что Тоне стало жалко младшего лейтенанта, посмотрел на нее.

— Что он сказал? Что-нибудь про меня?

— Что вы, Владимир Павлович! Просто набор фраз: «Здравствуйте, я ваша тетя... Садитесь, пожалуйста... Вперед, ребята, за отечество».

— Безобразие! — возмутился младший лейтенант. Он хотел тут же назначить Константинову еще один наряд вне очереди, но Тоня опередила его.

— Владимир Павлович, тут я виновата, меня и наказывайте.

— Ну что вы, Антонина Кирилловна, как я могу вас наказывать, придумаете ж такое!

Невиномысский вдруг успокоился и уже без раздражения посмотрел на солдата.

— Спички есть?!.. Ах да, ты же не куришь.

...Вечером Тоня завела с мужем разговор о Константинове.

— Тут у вас есть один солдат, Константинов, в иняз готовится. Ты не будешь против, если я с ним позанимаюсь французским?

Бочкарев пожал плечами.

— Если тебе так хочется...

— Хочется, Вася. Иначе я забуду все, чему училась, — добавила она, словно оправдываясь.

— Имей в виду, что у солдат очень мало свободного времени.

— Я знаю... — Тоня подняла на мужа вопрошающие глаза. — Может быть, тебе не хочется, чтобы я с ним занималась? Или это противоречит уставу?

— Нет, нет! — Бочкарев рассмеялся. — Не противоречит и я всецело за! — сказал он нарочито весело. — Занимайся и учи уму-разуму этого Константинова. Кстати, он самый недисциплинированный солдат на заставе.

— Ну, у меня-то он не будет нарушать дисциплину! — задорно сказала Тоня и перевела разговор на другое.

Бочкарев в душе не хотел, чтобы его жена занималась с солдатом, тем более, что Константинов не отличался безобразием, был довольно смышлен, за словом в карман не лез, за что ему частенько и попадало от начальства. «Вот возьмет да и очарует мою Тоню...» — усмехнулся Бочкарев, но тут же отогнал от себя эту мысль, решив, что жене надо верить, даже если она молода и нравится другим. «Пускай позабавится», — согласился он, однако, придя в канцелярию и дождавшись, когда оттуда ушел Невиномысский, достал из сейфа личное дело рядового Петра Спиридоновича Константинова. «Сотрудник районной газеты... Из служащих... Отец учитель, мать инженер... Комсомолец... Не привлекался... Не избирался... Правительственных наград не имеет».

Он нажал кнопку звонка, чтобы вызвать дежурного по заставе.