Великолепные руины - Джесс Уолтер

– Нет, – отмахнулся он. – О чем она? Что там происходит?

– Ну да. Рынок требует навороченного сюжета. – Алвис отхлебнул из стакана. – Ладно. Роман про американца, который воюет в Италии во время Второй мировой, теряет лучшего друга и перестает любить жизнь. Он возвращается в Америку, чтобы преподавать литературу и писать роман о том, как он разочаровался в жизни. Но вместо этого наш писатель только пьет, ноет и клеит всехженщин подряд. Не может он писать. Наверное, потому, что чувствует себя виноватым: сам остался жив, а друг его погиб. Иногда вина и зависть – почти одно и то же. У друга остался маленький сын, и писатель идет его навестить, а потом ему становится обидно, ему тоже хочется быть легендой, а не жалкой развалиной. Писателя выгоняют с работы, и он возвращается в семейный бизнес, снова торгует машинами. Пьет, ноет и клеит всех женщин подряд. И тогда он решает, что надо вернуться в Италию, иначе ему книгу никогда не написать и от горечи не избавиться. Там, в Италии, ключ от его несчастий, но описать это место, находясь вдали от него, невозможно, как невозможно, проснувшись, вспомнить детали сна. И потому каждый год писатель на две недели приезжает в Италию, чтобы поработать над романом. Но все дело в том, – ты только никому не рассказывай, Паскаль, это тайный поворот сюжета, – что и в Италии писатель ничего не пишет. Он пьет. Ноет. Клеит всех женщин подряд. И разговаривает с умным мальчиком из крохотной деревушки о романе, который никогда не напишет.

На улицах было тихо. Паскаль решил, что книга выйдет скучная.

– А чем кончается?

Алвис помолчал, разглядывая стакан.

– Не знаю, Паскаль. А ты как думаешь? Чем она может закончиться?

Мальчик задумался.

– Ну, он мог бы не в Америку вернуться, а поехать в Германию и попробовать убить Гитлера.

– Точно, – ответил Алвис. – Так оно и было. Писатель напивается на вечеринке, все ему говорят, чтобы он не садился за руль, а он все-таки уходит со скандалом, залезает в машину и случайно сбивает Гитлера.

Паскаль считал, что смерть Гитлера не должна быть случайной. Иначе не получится интриги. Мальчик предложил свой вариант:

– Он мог бы его из автомата застрелить.

– Так даже лучше, – ответил Алвис. – Писатель напивается на вечеринке. Все ему говорят, что он пьяный и автомат трогать не надо. А он все-таки уходит с автоматом и случайно попадает в Гитлера.

Когда Паскаль понимал, что Алвис над ним подшучивает, он менял тему:

– Алвис, а как ваша книга называется?

– «Улыбка небес», – ответил писатель. – Это из Шелли. – И он старательно перевел на итальянский:

Шептались волны в полусне,Рой облаков исчез,И озарился мрак на днеУлыбкою небес.

Паскаль покрутил эти строчки в голове. «Le onde erano sussurrando» — волны шептались – это он понял. А вот название, «Sorridere di Paradiso», показалось ему странным. Кто там, на небесах, в раю, станет улыбаться? Если смертные грешники попадают в ад, а просто грешники, вроде него самого, – в чистилище, то в раю остаются только монашки, мученики, священники и крещеные младенцы, которые еще не успели нагрешить. Кто же из них будет улыбаться?

– А почему небеса улыбаются?

– Не знаю. – Алвис осушил стакан и снова вручил его Паскалю. – Может, потому, что кто-то убил-таки этого подонка Гитлера?

Паскаль пошел было за вином, но тут ему в голову пришло, что Бендер совсем не шутит.

– По-моему, Гитлера должны убить не случайно.

Алвис устало улыбнулся:

– Все в жизни происходит случайно, Паскаль.

В те годы Бендер если и писал, то не больше пары часов за весь приезд. Иногда Паскалю казалось, будто постоялец вообще не доставал машинку из чехла. В пятьдесят восьмом году, перед самым отъездом Паскаля на учебу в университет, писатель вручил Карло первую главу своего романа. Семь лет. Одна глава.

Непонятно было, зачем он вообще приезжает в Порто-Верньону, если все равно ничего не пишет.

– А почему вы именно сюда приезжаете? В мире столько интересных мест!

– Это побережье – источник вдохновения для писателей. Петрарка сочинял здесь свои сонеты. Байрон, Джеймс, Лоуренс – все приезжали сюда и творили. Здесь Бокаччо изобрел реализм. Неподалеку утонул Шелли, а его жена изобрела роман ужасов.

Паскаль не очень понимал, что значит «изобрел». Изобретают такие люди, как Маркони, великий инженер из Болоньи, придумавший радио. А тут что – рассказал историю, вот и все изобретение.

– Отличный вопрос! – С тех пор как Бендера выгнали из университета, он постоянно искал, кому бы прочесть лекцию, и Паскаль из всех слушателей был самым благодарным. – Представь себе, что истина – это горная гряда. На вершинах спят облака. Писатели штурмуют эти горы, постоянно ищут новые тропинки наверх.

– Значит, истории – это тропинки?

– Нет, скорее, быки. Молодым писателям ужасно хочется выгнать старую историю из стада. И во главе этого стада на какое-то время становится новая история, а потом приходит кто-то помоложе и все повторяется.

– Истории – это быки?

– И тоже нет. Истории – это народы, империи. Они могут жить долго, как Рим, или погибнуть быстро, как Третий рейх. Истории расцветают и рушатся. Меняются правительства, меняется мода, одни государства захватывают другие. Взять хотя бы поэму. Она жила долго, много веков, как Римская империя, и распространила свое влияние на весь мир. Роман вознесся вместе с Британией. Погоди-ка? А что у нас вознеслось вместе с Америкой? Кино?

Паскаль ухмыльнулся:

– А если я сейчас спрошу, похожи ли истории на империи, вы скажете…

– Что истории – это люди. У меня, у тебя, у твоего отца – у каждого своя история. Они разбегаются в разные стороны, сталкиваются, умирают. Иногда нам везет и две истории сливаются воедино. Тогда мы ненадолго становимся чуть менее одинокими.

– Вы так и не сказали, зачем сюда приехали.

Алвис поболтал в стакане вино.

– Писателю, чтобы стать великим, нужно четыре вещи: страсть, разочарование и море.

– Это только три.

Алвис сделал большой глоток.

– Разочарование надо пережить дважды.

Бендер под влиянием винных паров начинал видеть в Паскале младшего брата. И те же родственные чувства испытывал Карло по отношению к американцу. Эти двое часто засиживались ночами и говорили, говорили, каждый о своем, не очень слушая друг друга. Пятидесятые прокатились мимо, боль от военных потерь поутихла, и в Карло начал вновь оживать бизнесмен. Он поделился с Бендером своей мечтой привлечь туристов в Порто-Верньону. Алвис был против, он считал, что от очарования этих мест не останется и следа.

– Когда-то все итальянские города были обнесены крепостной стеной, – Алвис снова взялся читать лекцию, – в Тоскании до сих пор на каждом холме можно найти развалины. В минуту опасности все крестьяне собирались за стенами, которые давали защиту от разбойников и вражеских войск. В Европе крестьяне как класс исчезли лет тридцать-сорок назад, но в Италии-то они остались! После двух тяжелых войн дома наконец начали строить в долинах, вне крепостных стен. Стены рушатся, но вместе с ними рушится и итальянская культура. Италия становится похожей на все европейские страны. Туристы, желающие быть поближе к итальянскому духу, приносят с собой свою культуру и разрушают вашу.

– Ну да, – ответил Карло. – На этом я и хочу построить свой бизнес.

Алвис показал на скалистые хребты, окружающие деревню:

– Но эту стену, ее возвел сам Господь – или вулканы. Их нельзя снести. И строить вне их не получится. Здесь никогда ничего не будет, кроме пары десятков домов. Зато однажды окажется, что это последний кусочек настоящей Италии.

– Вот именно! – Карло уже изрядно выпил. – И тогда туристы повалят сюда валом, согласен, Роберто?

Стало тихо. Старший сын Карло был бы ровесником Алвиса, если бы не авиакатастрофа над Северной Африкой. Карло вздохнул:

– Прости, Алвис. Оговорился.

– Ну да, – ответил американец и потрепал Карло по руке.

Сколько раз Паскаль засыпал под звуки их разговоров, просыпался среди ночи, а они все еще сидели на крыльце. Писатель постоянно рассуждал на какие-то смехотворные темы («А потому, Карло, канализация – это величайшее достижение человечества, это возможность избавиться от всякого дерьма, от плодов стычек, случек и изобретательства»). А Карло возвращал его обратно к теме туризма, спрашивая своего единственного американского гостя, как сделать Pensione di San Pietro более привлекательным.

Алвис и об этом говорил охотно, но, как правило, заканчивал тем, что умолял Карло ничего не менять.

– Они скоро все побережье засрут, Карло. А тут все будет по-прежнему. Смотри, какое великолепие кругом! Как тут тихо! Вот оно – величие природы.

– Так я это и буду рекламировать! Только название, наверное, нужно английское. Ну-ка, скажи по-английски: Primo Albergo Tranquillo con Una Bella Vista del Villaggio di Scogliere.