Эмигрант. Испанская война - Даниил Сергеевич Калинин

далее, я не знаю: слышу мощный взрыв, звон разбитых стёкол, выстрелы, потом ещё один взрыв. Раздаётся звук выстрела винтовки «аристократа». Руки мгновенно потеют, мне становится страшно, как никогда ещё не было в жизни.

И тут открывается дверь чёрного хода. Я пытаюсь потянуть за спуск, но пальцы будто окаменели. Что там говорил «медведь» – плавно тянуть за спуск? Плавно?!

На пороге появляется человек. Видимо, это судьба: я вижу Рауля. Он также напуган, но узнаёт налётчика. Медленно подняв руки, человек, из-за которого начался весь этот сыр-бор, быстро заговорил:

– Никита, не стреляй! Я ведь не убил тебя тогда, когда ты помешал нам с девчонкой, не убил после поражения. Я только хотел отмыться перед теми, кто на меня ставил! Это правда! Мы ничего бы не сделали твоей маме, зачем она нам? Я просто пугал! Никита, послушай…

Я хочу нажать на спуск, но не могу. Не могу! Пускай я его ненавидел, пускай он был врагом, но он ведь действительно мог меня убить! Зачем же…

Видя моё замешательство, Рауль рывком бросается вперёд. Хлёстко ударив ладонью по кисти, сжимающей револьвер, он обезоружил меня; нож, стиснутый правой рукой, в длинном выпаде ищет мой живот. В последний момент тренированное тело само ушло с линии атаки, а левое предплечье блокировало руку с клинком. Одновременно кулак правой руки полетел в челюсть противника; но Рауль уклонился и прямым ударом ноги сбил меня на землю. Мгновенно перехватив нож обратным хватом, он попытался пригвоздить меня клинком к земле; но я перекатом ушёл в сторону, вскочил на ноги. Враг поменял тактику и стал бить наотмашь. Нож рассекает воздух передо мной, заставляя пятиться. Но на третьем взмахе я рефлекторно бью кулаком ниже ладони противника. Рауль выронил клинок. Левый боковой, правый по корпусу и тут же в челюсть! Бандит падает на спину. Я поднимаю нож. Сердце начинает бешено колотиться. «Он же враг, он бы не пощадил меня!». И всё-таки я не могу.

Рауль быстро очнулся; видя моё замешательство и осознавая, что это шанс, бросается к револьверу. Я кидаюсь за ним. Он практически успел, схватив наган, и вполоборота повернувшись ко мне. Но в этот же момент нож в моих руках находит его живот. Я вкладываю в удар всю свою ненависть, страх и гнев…

…Слабеющими пальцами он выпускает оружие. Глаза его закатываются, тело начинает валиться. Я аккуратно придерживаю его, помогаю лечь на землю. Зачем? Он мёртв. Я убил его. Это осознание выворачивает меня. «Он ведь пытался меня убить! Но разве я бы поступил иначе, наведи он на меня револьвер? Зачем я это сделал? Зачем!? ЗАЧЕМ!!!???»

Меня, качающегося на корточках над телом Рауля, что-то воющего про себя и размазывающего слёзы по лицу, хлопает по плечу «студент».

– Я всё видел. Ты хорошо дрался, ваш последний с ним бой всё-таки состоялся. Только этот бой шёл за жизнь. И Рауль не горевал бы над твоим телом… И да, если бы ты его не убил, это сделал бы я. Аркадий Юрьевич учил тебя стрелять, но убивать человек учишься сам… И твой отец, прежде чем его убили, убил сотню людей выстрелами своей пушки. Но он убивал и шёл на смерть во имя идеи, во имя Родины, ради вас с мамой. Однако и то, что сделано тобой сегодня, сделано ради защиты матери.

А они – бандиты, тоже убийцы. Все они. Даже если он (показывает на Рауля) ещё никого не убил, то в будущем обязательно бы это сделал. И ты сегодня остановил человека, что грабил, насиловал, и, в конечном счёте, убивал бы. Ты предотвратил десятки людских трагедий. Это не плохой поступок. Так что не казни себя и приходи в чувство: там, куда мы отправляемся, убивать будут много.

Глава пятая. Юнкер

– Длинным – КОЛИ! С двумя шагами вперёд, средним без выпада – КОЛИ! С шагом вперёд, коротким – КОЛИ! Три шага назад, длинным – КОЛИ!

По команде «медведя» я «накалываю» мишень (туго набитый мешок) длинной, хорошо заострённой на конце палкой, заменяющий мне винтовку с примкнутым штыком. Час отработки ударов заканчивается, и сейчас начнётся самое болезненное – фехтование…

…У нас всё получилось. Жерома и его бригаду действительно подвело ощущение всесильности и безнаказанности, как на то мы и рассчитывали. Убрав часового, «атаман» и «медведь» беспрепятственно добрались до «зала отдыха», где ещё кипела жизнь. Ещё кипела… Илья Михайлович забросил гранату в открытую дверь. Прикрытые стенами, он и Аркадий Юрьевич не пострадали. Чего не сказать о бандитах, которые в большинстве своём были ранены. Однако и раненые, они попытались оказать сопротивление, открыв бешеную пальбу. В ответ к ним полетела вторая граната. Кто-то из более-менее ходящих выскочил в окно, но хорошее освещение у гостиницы позволило «аристократу» поразить обе возникшие цели.

В зале собрались не все. Помимо Рауля, в начале «экса» уцелело ещё трое бандитов. Одного из них снял «студент» при попытке к бегству. Двое смело вступили в схватку с «дроздами», но колоссальный боевой опыт офицеров и их готовность к такому варианту развития событий предрешили исход. Какое-то время пришлось потратить на поиск хранилища денег. Им оказался даже не закрытый (!) сейф.

Улов был хорош: 630 тыс. франков и драгоценностей на пару сотен тысяч. На такие деньги действительно можно было неплохо прожить достаточно количество времени. Однако меня в тот момент это не радовало: я очень сильно переживал на счёт моего решения столкнуть белогвардейцев и бандитов; меня потрясло моё первое убийство в жизни. Правда, я уже взял себя в руки и старался ничем не показывать внутреннее напряжение (так мне казалось). Но уже на корабле Илья Михайлович отвёл меня в сторону и у нас состоялся серьёзный разговор:

– Послушай внимательно. Ты нам ничем не обязан. Деньги, добытые у грабителей, поделим на шесть равных частей. Вам с матерью на двоих достанется 270 тысяч. Этого вполне хватит на первое время. Мы можем высадить вас во Франции и разойдёмся, так сказать, друзьями.

Там же, куда мы направляемся, придётся убивать. Есть также очень большой шанс быть раненым или убитым. Ты… сегодня ты сдал суровый жизненный экзамен. Но жизнь можно прожить и без некоторых дисциплин.

– Но вы же туда плывёте.

– Да. Но как я уже сказал, нам ты ничем не обязан.

– Но почему вы держите путь туда? Ведь эта война не наша. Там воюет другой народ, другие люди. Победа или поражение, но они ничего не изменят в России.

– Не изменят, говоришь? Другой народ, другие люди? (Глаза «атамана» как будто загорелись изнутри). Ты не видел, мальчик, двух тысяч изнасилованных казачек, лежащих в разорванной одежде в окопах, которые их заставили копать. После того, как над ними вдоволь поглумились, их перестреляли, как собак. Ты не испытывал чувство, будто мог бы успеть спасти хоть кого-то, поторопясь ещё немного. Или, по крайней мере, воздать убийцам по заслугам.

Ты не видел распятых на дверях Храмов священников, прибитых к дереву гвоздями. Ты не видел лица товарищей, смотрящих на тебя через ледяное зеркало – это красные перехватили обоз раненых и пустили их под лёд. Ты не видел заживо сожжённых друзей. Не видел храмы, превращённые в скотные дворы. Ты этого не видел.

Мы дрались до последнего и победили бы, не пойди Россия за ложными посулами большевиков. Мы были изгнаны со своей земли, мы уплывали, пока последние добровольцы вроде твоего отца умирали, прикрывая бегство! Да если бы я знал, что мы бежим, а не отступаем, что вместо нового десанта на Кубань мы просто разбредёмся по свету, превратившись в таксистов, дворников да метрдотелей, я сделал бы правильный выбор! Я бы остался и дрался до последнего. И смерть я бы принял на Родине, защищая её!

Ты говоришь, что в Испании другая война и другие люди, но ты ошибаешься. Там, также как и у нас, истребляют Веру и Церковь. Убит каждый второй священник, убит каждый, кто не отрёкся от веры.