Путешествие в прошлую жизнь - Елена Лебедева

— Паш, если бы ты знал кто эта девушка, ты бы так не говорил, но не спрашивай меня ни о чем, она попросила меня молчать, теперь это не моя тайна, но это просто чудо, чудо, она жива, жива… Никита улыбался во весь рот и готов был петь от счастья.

— Хм, как это странно, ладно, не хочешь говорить, не надо, поехали, все сроки прошли, нас уже ждут давным-давно.

После доклада о разведке местности, во время которого Никита произнес всего пару слов и то невпопад, его эйфория и радость постепенно начали проходить.

«Что случилось с ней, как ей удалось спастись, когда все ее родные погибли, почему она оказалась в монастыре, это же далеко от имения, неужели она стала монахиней, и почему не захотела даже говорить с ним. А глаза сколько грусти в них было и какая мольба, она явно не хотела быть узнанной», — миллион вопросов терзали Никиту, — «Милая моя, как помочь тебе? Мы должны увидеться, объясниться, поговорить… Говорить с тобой, живой, я уже не надеялся на такое счастье, Господи спасибо тебе, это самый большой подарок в моей жизни…».

Подобные мысли терзали молодого человека всю ночь. На следующий день, едва рассвело, ноги сами понесли его к монастырю. Не зная что делать, он постучал в ворота обители. Старый привратник спросил сквозь маленькое окошко в воротах, что ему нужно.

— Не волнуйтесь, я не враг, я поручик Добровольский первого офицерского полка из армии генерала Краснова. Наш лагерь разбит поблизости. Я бы хотел поговорить с настоятельницей.

— Я скажу матушке о Вас. Ждите, пока кончиться литургия.

Давно рассвело, осеннее солнышко припекало, а Никита как приклеенный сидел у ворот монастыря, и никакая сила не могла бы увезти его отсюда. Здесь за этими стенами она, его Елизавета. И если есть шанс как вчера хотя бы просто увидеть ее, он готов ждать вечно. Но вечно ждать не пришлось. Никита сам того не ожидал, но его впустили в ворота, проводили через пустынный монастырский двор. Его взгляд жадно ловил каждую мелочь, ведь здесь, в этих стенах, протекает ее жизнь. Они поднялись на второй этаж, прошли по темному коридору, еще миг, и Никита оказался в маленькой комнатке, сплошь заставленной книгами. У окна стояла настоятельница. Это было понятно сразу, осанка, спокойный, твердый взгляд, словом весь вид пожилой женщины выдавал в ней хозяйку обители.

— Здравствуйте молодой человек, — приятно разнесся по келье ее голос.

— Здравствуйте, матушка, простите, что потревожил Вас, но мне очень нужно говорить с Вами. Я поручик первого офицерского полка Добровольческой армии.

— Да, да Степан, сказал, что Вы из Белой армии, как Ваше имя?

— Никита Александрович Добровольский.

— Я — Матушка Варвара, вот уже 10 лет настоятельница нашей Черноморской войсковой во имя Св. Марии Магдалины общежительной пустыни. Что Вам угодно от нас? Мы тихая маленькая обитель, крохотный островок спасения для людских душ. Пустынь наша издревле становилась приютом для вдов и сирот. Сейчас мы все молимся за Россию и никому не делаем зла и…

— Простите, что перебиваю Вас, но я здесь вовсе не по поручению генерала. Но я просто уверен, что он ни коим образом не попытается причинить Вам вред, мы были и остаемся верующими, православными людьми, и мы лишь стремимся защитить нашу страну. Но, я хотел говорить вовсе не об этом, я здесь по личной инициативе.

— Вчера, у реки я и мой сослуживец встретили двух монахинь.

— Она не монахиня, Никита Александрович, пока киноватка, проще — послушница.

— Матушка, Вы знаете о ком я говорю?

— Конечно, Лизонька все мне рассказала. Она не хотела, чтобы Вы узнали ее, но раз уж так получилось.

— А она, значит, она сразу меня узнала? — Никита невольно улыбнулся.

— Садитесь, молодой человек, у нас будет долгий и очень нелегкий разговор. Я постараюсь объяснить Вам все.

— Но почему Вы, матушка, я не могу?

— Нет, она этого не хочет.

По лицу Никиты пробежала тень, сердце сжалось от предчувствия чего-то страшного.

— Вчера я долго беседовала с Елизаветой, и она просила предать Вам все, если Вы появитесь здесь у нас. Так вот, эта девочка появилась в обители полгода назад, ее привезли вместе с отрядом раненых белых офицеров, здесь совсем неподалеку шли бои и сестры помогали ухаживать и врачевать. Сейчас не то время, наш долг помогать ближнему, раньше в этих стенах запрещено было появляться мужчинам, но теперь…

Я отвлеклась, простите, вместе с ними приехала и Елизавета. До смерти напуганная, просыпающаяся от каждого шороха, бедная девочка, практически на глазах которой погибла вся ее семья. Ее спасло провидение Господне, оно же и привело ее к нам. Лиза была на грани безумия, только доброта и забота сестер помогли ей немного придти в себя. Мы подолгу беседовали, я рассказывала ей как хорошо здесь, вдали от грешного страшного мира. Она стала посещать все службы, стала молиться все чаще, выполняла послушания наряду с сестрами. Господь и молитва помогли ей выжить, не уйти в себя, не сойти с ума, а выжить, и постараться простить.

Я не знаю, простила ли она тех, кто погубил ее семью, мы стараемся не говорить об этом, но месяц назад она сказала, что хочет принять постриг. Я дала ей срок еще 2 месяца, подумать, очень хорошо подумать, готова ли она отказаться от всего мирского.

— И она?

— Вчера она умоляла меня согласиться ускорить постриг.

— Из-за нашей встречи?

— Елизавета рассказала мне о Вас, обо всем и чувствах Ваших.

Никита невольно покраснел, опустил глаза, не выдержал пронзительного взгляда настоятельницы.

— Поймите, Никита Александрович, она уже отрешилась от того мира, он для нее навсегда связан с жестокостью и смертью. А Вы Вы только будоражите воспоминания.

— Да, но, она так молода. Матушка, я люблю ее это правда, больше всего на свете, я люблю эту девушку. Я так счастлив, что она жива, ведь все это время я считал ее погибшей, эта мысль сводила меня с ума, я сам лез под пули в надежде встретиться с ней хотя бы на небесах. И то, что она не погибла — это настоящее чудо, это знак, надежда, понимаете, — Никита не мог совладать с эмоциями.

— Успокойтесь, Никита Александрович, постарайтесь понять ее, бедную девочку, теперь сироту. Господь второй раз даровал ей жизнь, это действительно знак, теперь ее черед послужить Господу. Он избрал ее, понимаете, указал путь, привел к себе.

— Но постричься в монахини в 18 лет! Да у нее впереди вся жизнь, пусть не со мной, я хочу только одного, чтобы она была счастлива.

— Она и будет счастлива, только не в мирском понимании этого слова, жизнь монахини — это каждодневный труд, но одновременно и величайшая благодать. Покой и монастырь даст ее бедной душе успокоение. А что предложите ей Вы?