Княгиня Ольга. Святая воительница - Андрей Богданов

Кульминационный момент начала новой династии у Никона не датирован: "И сел Игорь, княжа в Киеве, и были у него мужи варяги, словене, и с тех пор прочие прозвались русью". Это "с тех пор" было важным указанием, ведь Русью летописи будут называть прежде всего владения великого князя Киевского (в отличие, например, от Новгорода или Смоленска). Хотя с каких именно пор, летописец не удосужился указать, а скорее всего, просто не знал. Однако именно Игорь изображён первым правителем Древнерусского государства. Он "начал города ставить и установил дань давать — словенам, и варягам, и кривичам, и мери дань давать варягам, а от Новгорода 300 гривен в год ради мира".

Какие города ставил Игорь, неведомо, но, уйдя с Русского Севера, который Рюрик был призван защищать, князю было логично от морских разбойников просто откупиться. Причём откупаться должны были и местные славяне с финно-уграми, и пришлые сюда варяги. Дань разбойникам жители севера Руси платили, видимо, с перерывами до 1054 г. (согласно "Повести временных лет", от неё отказались только после смерти Ярослава Мудрого). Причём указанная Никоном сумма была несусветной: 300 новгородских гривен составляют 61,2 кг серебра — это огромное богатство, на которое можно было просто нанять для обороны хорошую дружину. Но наличие на севере сильной дружины не устраивало князя в Киеве: ни Игоря, пришедшего из Новгорода и убившего Аскольда и Дира, ни Владимира Святого, пришедшего из Новгорода и убившего Ярополка, ни Ярослава Мудрого, пришедшего из Новгорода и захватившего престол, в борьбе за который погибли почти все его братья. Удивляться нечему — таково было "государство", основанное князьями-разбойниками.

Киев и Смоленск с их торговыми путями, конечно, приносили князю доход, но именно удачный грабёж мог помочь Игорю привлечь к себе достаточно воинов для сохранения власти. "По прошествии же сих времён, — констатировал Никон Великий, — в год 920 послал князь Игорь на греков воинов русь, ладей 10 тысяч. И приплыли к Царьграду, и много зла сотворила русь. Суд (гавань Константинополя. — А.Б.) ведь весь пожгли огнём, а когда брали пленников, одних распинали, иных же на земле иссекали, в других же, поставив, стрелами стреляли, как враги творят; изломав руки и связав, гвозди железные посреди головы вбивали; и многие церкви огню предали. Во время же то царствовал в городе Роман (920–944 гг. — А.Б.), и послал Роман цесарь патриция Феофана с воинами против Руси, и [тот] огненными устройствами пожёг корабли русские. И возвратилась Русь восвояси".

Великий князь Игорь Рюрикович. Роспись Грановитой палаты Московского Кремля

Слог этого рассказа явно византийский — и точно, он взят Никоном Великим из русского перевода греческой "Хроники" Амартола. Но все греческие авторы и итальянец — епископ Кремоны Лиутпранд (ок. 922–972) — подробно описывают этот поход под 941 г. Никон вновь или "забыл" дату при пересказе, или намеренно удревнил поход, приближая княжение Игоря по времени к событиям середины IX в., к призванию Рюрика. Поражение, конечно, не украшало первого русского князя. Это надо было исправить.

Под 921 г. Никон написал, что "Игорь и Олег собрали воинов многих — и варягов, и словен, и кривичей, и корабли многие бесчисленные". Сбор произошёл в землях Новгорода — ведь ни поляне, ни древляне, ни одно из сильных плененных объединений юга не упомянуто. Без киевлян, вроде бы уже носивших имя руси, попытка взять реванш у греков была бессмысленной. Именно в преданиях русских дружинников из Киева Никон нашёл великолепный сюжет, самый романтичный и знаменитый из нашей древней истории:

"В год 922 пошёл Олег на греков и пришёл к Царьграду И греки замкнули Суд (перекрыли гавань цепью. — А.Б.), а город затворили. И высадился Олег, и повелел вытащить корабли на берег, и повоевал около града, и много убийств сотворил грекам, и разрушил многие палаты и церкви. И повелел Олег воинам своим колёса сделать и установить корабли на колёса. И был попутный ветер, и подняли паруса, и с поля пошли к городу. Увидев же, убоялись греки и сказали, выслав к Олегу [парламентеров]: "Не губи города, дадим дань, какую хочешь". И остановил Олег воинов, вынесли ему еду и вино, и не принял его — было ведь приготовлено с отравой. И убоялись греки (как не убояться непьющего руса! — А.Б.), и сказали: "Это не Олег, но святой Дмитрий послан от Бога на нас". И заповедал Олег дань давать на 100 кораблей по 12 гривен на человека, а в кораблях по сорок мужей (9792 кг серебра. — А.Б.). Сам же взял злато и наволоки (дорогие шёлковые ткани. — А.Б.) и возложил дань, её же дают и доселе князьям русским"[19]. А в утверждение победы русского оружия он повесил на врагах Царьграда свой щит…

Завершение рассказа прекрасно отражает противоречия между киевлянами, считавшими себя исконными русскими, и их главными торговыми и политическими конкурентами-новгородцами. Никон Великий выступает в пользу киевлян: "И сказал Олег: шейте паруса паволочные рус и, а словенам кропинные (полотняные? — А.Б.), и было так. И подняли паруса: русь — паволочные, а словене — кропинные, и разодрал ветер кропинные. И сказали словене: возьмём свои толстины, не даны словенам паруса". (Здесь киевляне должны были смеяться.)

Этот рассказ о героическом походе Вещего Олега совершенно чист и неопровержим — ведь о подвигах русского воеводы так и не узнали сами греки и вообще ни один иностранец, который мог бы заставить нас внести поправки и в чём-либо усомниться. Единственная загвоздка с этой великолепной легендой состоит в том, что "Повесть временных лет", передавая её даже более живо и красочно, именует Олега князем и датирует поход не 922-м, а 907 годом. Поскольку рассказ "Повести" более ярок, а поход в нём более "древен", официально эта вертуальная победа Руси над Византией описывается как реальное событие нашей истории именно по летописной версии 1113 г., а не 1070-х гг.

Предпочтение версии "Повести временных лет" историками вполне обоснованно и по другой причине. Там живописно рассказано о смерти Вещего Олега как добропорядочного князя, в Киеве, от укуса змеи, прятавшейся в черепе его боевого коня. Никон же Великий поведал, будто сразу после набега на Царьград "пошёл Олег к Новгороду, а оттуда в Ладогу. Другие же говорят, будто пошёл он за море, и укусила змея в ногу, и оттого умер; могила его в Ладоге". Счесть, что один из основателей Русского государства пришёл из-за моря, пограбил на Руси, совершил удачный налёт на греков и отправился с добычей обратно за море, историкам было не вполне удобно. Даже в те времена, когда правителей Руси трудно было подозревать в стремлении награбить и утечь с добытым богатством за рубеж…