История русской церкви (Том 1) - Митрополит Макарий

Очень вероятно, что в царствование же Ярослава начали у нас праздновать и память святого равноапостольного князя Владимира в день его кончины — 15 июля [*166], потому что, несомненно, тогда признавали уже Владимира в лике святых. Пресвитер Иларион, впоследствии митрополит, еще до 1050 г. говорил ему похвальное Слово, и в этом Слове несколько раз со всею уверенностию выражается, что Бог удостоил просветителя России славы и почестей небесных, называет его блаженным, апостолом и другими подобными именами и наконец обращается к нему с молитвою: «За благия дела ныне получив возмездие на небесах — блага, яже уготова Бог вам, любящим Его (1 Кор. 3. 9), и наслаждаясь Его лицезрением, помолися Господу о земле своей и людях, над которыми ты благоверно владычествовал... наипаче же помолись о сыне твоем благоверном кагане нашем Георгии...» — и проч. Такое молитвенное обращение к Владимиру естественно предполагает, что святость его была уже тогда признана Церковию. Но, с другой стороны, несомненно, что не только при Ярославе, но и впоследствии мощи святого Владимира не были открыты и прославлены нетлением, ибо Господь по премудрым целям Своим определяет это не для всех, а только для некоторых праведников. Черноризец Иаков, хотя также называет Владимира наследником рая, почившим в Царствии Небесном со всеми святыми, и обращается к нему с молитвою как к угоднику Божию, но в то же время считает нужным успокаивать своих читателей или слушателей: «Не будем дивиться, возлюблении, если он по смерти не творит чудес: многие праведники не сотворили чудес, однако ж святы» — и вслед за тем приводит слова святого Златоуста, что святые люди познаются не от чудес, а от дел и что Бог не всегда прославляет праведников чудотворениями. Равным образом тот же Иаков и преподобный Нестор ставили в укор сынам России, что они не с должным усердием молили Бога о прославлении, т.е. об открытии мощей своего просветителя, присовокупляя, что если бы русские христиане с большим усердием молились об этом в день преставления его, то Бог прославил бы его [*167]. Впрочем, мощи равноапостольного князя хотя пребывали под спудом, но тем не менее были чтимы Церковию, как отчасти можно заключать уже из обращения к ним в Слове пресвитера Илариона [*168]. До нашествия татар они покоились в мраморном (точнее, шиферном) гробе в самой церкви Десятинной. В это несчастное время гроб сокрыт в земле под развалинами церкви вместе с другими гробницами. И уже в XVII в. (1635) обретен вновь и узнан по существовавшей на нем надписи. Тогда-то взяты из гроба некоторые останки просветителя России в память будущим родам, известные доныне, каковы: а) глава благоверного князя, покоящаяся в Великой церкви Киево-Печерской лавры; б) одна челюсть сей главы, находящаяся в московском большом Успенском соборе; в) ручная кость — в Киево-Софийском соборе и г) другие малые частицы, находящиеся в разных странах России [*169].

Доселе мы упомянули только о тех праздниках, которые появились собственно в Церкви Русской (о трех в память освящения замечательнейших киевских храмов и еще трех в честь русских святых), хотя, быть может, тогда же были установлены у нас и некоторые другие [*170]. Но само собою разумеется, что вместе с верою перешли к нам и праздники Церкви Восточной. Живым свидетельством тому служат святцы при Остромировом Евангелии, переписанные в 1056-1057 гг., конечно, с другого, более древнего, списка. Из рассматривания их открывается, что Церковь наша с самого начала своего приняла: а) все главные праздники Господские, Богородичные и святых, установленные издревле и доселе содержимые во всей православной Церкви; б) многие частные праздники Греческой Церкви и даже местные — некоторых областей и городов Греческой империи, преимущественно Византии, впоследствии уже по большей части исключенные из наших месяцесловов, и в) наконец, два праздника Церквей славянских: в честь святого Кирилла Философа, первоучителя славянского народа (февраль, 14), и в память обретения честных мощей святого Климента, папы Римского (январь, 30) [*171]. Последний праздник тем более, без сомнения, был близок нашим предкам, что они имели счастие и видеть, и лобызать самые мощи угодника Божия в киевском Десятинном храме. И надобно заметить, что предки наши не только приняли, но и благоговейно соблюдали тогда священные времена. О святом Владимире замечено в древнем его житии: «Памяти святых в церквах творяше пением и молитвами, ипраздноваше светло праздники Господские»; о сыне его Ярославе: «И бе Ярослав любя церковныя уставы»; о всех христианах русских того времени: «И так просвещени людие праздноваху светло Воскресение Господне, и праздники святыя, и посты» [*172].

О священнодействиях, совершавшихся у нас в то время, и о принадлежностях священнодействий можем судить на основании немногих отрывочных известий и уцелевших памятников. Святой Борис, как мы уже упоминали, в ночь пред своею смертию повелел пресвитеру отслужить заутреню, во время которой читаны были шестопсалмие, кафисмы. Евангелие и пет канон [*173]. Митрополит Иоанн, после того как мощи святых мучеников Бориса и Глеба были вырыты и поставлены в часовне, отслужил над ними всенощную, а по перенесении мощей в новую церковь, созданную Ярославом, совершил в ней литургию. Тот же митрополит, поставив для этой церкви священников и диаконов, повелел им служить вечерню, и утреню, и литургию по вся дни [*174]. Преподобный Феодосии еще в детстве своем, когда жил в Курске (ок. 1020 г.), ходил в церковь по вся дни, слушая там со всем вниманием Божественных писаний [*175. Епископ Новгородский Лука Жидята внушал своим пасомым, чтобы они не ленились ходить в церкви и на заутреню, и на обедню, и на вечерню [*176]. Из всего этого очевидно, что весь круг дневных служб церковных совершался у нас с самого начала и, по крайней мере, в некоторых храмах совершался ежедневно. Необходимые для того книги: Евангелие, Апостол, Служебник, Часослов, Псалтирь и Октоих, переведенные еще святыми Кириллом и Мефодием на славянский язык, без сомнения, перешли к нам от южных славян и употреблялись в славянском переводе. А так как во дни великих князей Владимира и Ярослава у нас любили светло праздновать и праздники, для которых, хотя не для всех, существовали уже тогда особые службы, тоже переведенные на славянский язык святым Мефодием [*177], то можно предположить, что в Церкви Русской со времени основания ее были отправляемы на славянском языке и службы праздничные. Из богослужебных книг, употреблявшихся тогда в России, до нас не дошла ни одна. Разве только с вероятностию можно относить к тому времени Минею месячную за май, которая несомненно переписана с болгарского в XI в., может быть даже в первой его половине, каким-то русским по имени Путята. Эта драгоценная рукопись Новгородской Софийской библиотеки содержит в себе службы на все дни месяца (впрочем, от службы на 21-е число мученику Фалалею осталось только начало, а от службы на 22-е число святому царю Константину только окончание, потому что одна тетрадь затеряна) и, имея весьма великое сходство с нынешнею майскою Минеею, представляет и некоторые любопытные особенности [*178].

Были ли сочинены тогда у нас новые чинопоследования для праздников, установленных собственно в честь отечественных святых: равноапостольной княгини Ольги, равноапостольного князя Владимира и святых страстотерпцев Бориса и Глеба? Служба святым мученикам Борису и Глебу встречается в рукописях XII в. и в одной из них надписана так: «Творение Иоанна, митрополита руськаго» [*179]. Это был, по всей вероятности, не Иоанн II (1080-1089), живший уже после перенесения святых мучеников в новую церковь в 1072 г., а митрополит Иоанн I, который и подал Ярославу совет открыть их мощи, построить над ими церковь, и сам установил в честь их праздник 24 июля. Ибо а) составить службу в честь новоявленных угодников Божиих требовали от митрополита Иоанна I самые обстоятельства, и трудно представить, чтобы в течение шестидесяти лет до Иоанна II Церковь наша обходилась без такой службы, совершая ежегодно память святых Бориса и Глеба; б) в самой службе упоминаются только чудеса, совершившиеся пред открытием мощей их и вскоре после открытия, как-то: чудо над варягом, исцеление слепого и двух хромых, освобождение заключенных из темницы, но не упоминаются новые чудеса, последовавшие при перенесении мощей в 1072 г., не упоминается вовсе и об этом перенесении, чего не могло бы быть если бы службу составлял Иоанн II; в) митрополит Иоанн II был грек, по крайней мере писал по-гречески (послание к папе Клименту), а по-славянски выражался весьма плохо и крайне невразумительно, как свидетельствует его послание к Иакову черноризцу [*180]; между тем служба святым Борису и Глебу написана чисто по-славянски и общевразумительно, и митрополит Иоанн I, о происхождении которого ничего не говорят летописи, если бы даже не был славянином, мог в совершенстве изучить славянский язык в продолжение своего двадцативосьмилетнего пребывания в России. По всем этим причинам мы не колеблемся признать службу на 24 июля в честь святых мучеников Бориса и Глеба самым первым и древнейшим литературным произведением в нашей отечественной Церкви, явившимся около 1021 г. [*181] Служба равноапостольному Владимиру встречается в рукописях XIII — XIV вв. и сохраняет в себе явное указание на свое древнейшее происхождение [*182]: не написана ли и она тем же митрополитом Иоанном? Даже служба святой Ольге, приписываемая писателю XV в. Пахомию Логофету, вероятно, имела в основании своем некоторые древние стихиры, существовавшие в честь равноапостольной, потому что некоторыми песнями указывает на домонгольский период Русской Церкви [*183]. А написать подобные стихиры было кому у Нас в то время, когда пресвитер Иларион действительно писал «молитвы за князя и за все православие», долгое время употреблявшиеся в Церкви, и любитель церковных уставов Ярослав содержал при себе писцы многи, т. е. людей грамотных и довольно образованных [*184].