В двух шагах от войны - Фролов Вадим Григорьевич

На другой день перед началом работы Громов привел на «Зубатку» комиссара.

— Гляди-ите, что делается, — удивленно протянул Морошкин, — это же Людмила!

— И верно, Людмила Сергеевна! — весело крикнул Саня Пустошный.

— Баба в море, — презрительно сказал Баланда, — добра не жди.

— А ты что, всю жизнь в море провел? — насмешливо спросил Антон. Женщины сейчас на траловом флоте на равных с мужиками рыбку ловят, это ты слышал?

— Слышали, — вступил Шкерт, он тоже был здесь. — Так то рыбку, а тут комиссар.

— В гражданскую войну женщины матросскими отрядами командовали, сказал Димка. — «Оптимистическую трагедию» читал?

— Как же! Читал он… — засмеялся Арся.

— Ты, Гиков, язык-то укороти, — угрожающе сказал Баланда.

Арся прищурился.

— Ладно, — сказал Антон, — читал не читал, не в этом дело. А человек она стоящий.

— «Стоящий»… — проворчал Баланда. — А все равно…

— Вот и будет вам в море тра-ге-дия, — добавил Шкерт.

— А ты что, Антон, ее знаешь, что ли? — спросил Славка.

— Так это ж наша учительница, — ответил Антон.

— А-а-а, — сказал Шкерт и засмеялся, — тогда все ясно-понятно. Видел, Васёк. Они тут все свои.

Баланда мрачно хмыкнул, и они со Шкертом сошли с «Зубатки». Ребята молча смотрели им вслед. За учительницу было обидно, и очень хотелось, чтобы она не подкачала, — они-то знали ее хорошо, а ведь большинство совсем не знало.

Кто действительно был рад приходу Людмилы Сергеевны, так это Громов. Он крутился с утра чуть не до ночи, а дела накатывались как снежный ком. Жилье, питание, всякие документы, хлопоты о снаряжении для экспедиции, переговоры с начальством, успокаивающие беседы с матерями и бабками, которые повадились в любое свободное время ходить на факторию проведать своих «чадушек», да еще и за самими этими «чадушками» — глаз да глаз нужен. Словом, бывали у Афанасия Григорьевича минуты, когда он и сам не рад был, что ввязался в это хлопотное дело.

— Ну, товарищ комиссар, Людмила Сергеевна, я уж на тебя работенки навалю, уж не обессудь, — сразу же заявил Громов.

— Давайте, Афанасий Григорьевич, не стесняйтесь, — весело сказала учительница. — Сделаем так: вы сейчас занимайтесь только хозяйством, а я с ребятишками буду.

— Ну, вы с меня полдела сняли, — обрадовался Громов.

Над комингсами[10] люка группа ребят заканчивала небольшую надстройку, что-то вроде двускатной крыши. На нее надо было уложить застекленные рамы, и тогда в трюме будет светло.

— Кто умеет вставлять стекла? — спросила Людмила Сергеевна.

За спинами ребят раздался знакомый голос:

— Я ум-мею.

Мальчишки, удивленные, обернулись: перед ними стоял Боря-маленький.

— Борька?!

— Ты как здесь?

— С нами едешь?

— П-пока не знаю, — уклончиво ответил Боря, — п-пока помогать буду… Можно, Людмила Сергеевна?

— Конечно, — ответила Людмила Сергеевна, улыбаясь.

И в это время из трюма раздался остервенелый вопль Баланды:

— А катись-ка ты со своими советами…

— Ты чего?! — заорал Антон, наклонившись над люком. — Сдурел?

— А чего!.. — крикнул Баланда, задрав голову. — Ежели этот скелет торчать тут будет, я его еще и не туда пошлю. И тебя вместе с ним.

Людмила Сергеевна решительно спустилась в трюм. Антон и Арся спустились следом.

— В чем дело, Баландин? — строго спросила она.

— Да этот вон, — Васька мотнул головой в сторону Карбаса, — крутой, говорит, трап ведем. Лезть ему, вишь, вниз неудобно будет, костыли свои сломает…

— А может, он дело говорит, — сказал Антон.

— Саня, — крикнула Людмила Сергеевна наверх, — или кто-нибудь там еще, позовите Семеныча.

Боцман спустился в трюм. Осмотрел почти уже готовый трап, проверил крепление, подумал и сказал:

— Крутовато, конечно, но переделывать не будем. Больше места в кубрике будет. — И он поднялся на палубу.

— Видал, — сказал Баланда и толкнул Карбаса в грудь. — Кишка соленая… — И он опять выругался.

Арся сильно двинул его локтем в бок, а Людмила Сергеевна медленно подняла руку и вдруг влепила Ваське звонкую пощечину. Баланда дернулся, и толстогубый рот его почему-то растянулся в глупой ухмылке. Ребята растерялись.

— А что, так всегда теперь будет? — ехидно спросил Шкерт.

— Да, — сердито сказала Людмила Сергеевна, — за мат буду давать пощечины. Не как комиссар, а как женщина. — И она вдруг сморщилась и с досадой покачала головой.

Мальчишки ошеломленно переглянулись. А Васька вроде и не удивился и не обиделся.

— Все одно я прав оказался, — пробурчал он.

— Ну и объяснил бы по-человечески, — сказала Людмила Сергеевна.

— А он по-человечески не умеет, — насмешливо сказал Арся, — у него воспитания такая…

— Схлопочешь… — хмуро сказал Баланда.

— Сейчас или завтра? — осведомился Арся.

Баланда промолчал.

После обеда ребята лежали на берегу. Рядом с Димкой блаженно валялся Шняка. Он повадился ходить по пятам за Громовым, а когда тот уходил по начальству, оставался с Димкой.

— А чо, — лениво сказал Баланда, — на «американку» спорю: кто под той баржой проплывет и назад вернетси? — И он показал на стоящую на якоре метрах в пятистах от берега баржу.

Сперва все молчали, потом Арся цыкнул зубом и сказал в небо:

— Как был дурной, так дурной и остался.

Баланда встал и начал не спеша раздеваться. Уже голый, стоя по колени в воде, он повернулся и, усмехнувшись, сказал:

— Зашлабило, да?

— Вернись, губошлеп! — сердито крикнул Антон. — Глупость делаешь.

— Зашлабило… — Баланда засмеялся и вошел дальше в воду.

Тогда вскочил Карбас. Он быстро стянул с себя штаны, рубашку и побежал к воде.

— Утонешь, зараза! — заорал он Баланде. — Я сплаваю!

Баланда распустил губы и захохотал.

— А ну, давай, мезенский, давай, — сказал он, — буль-буль…

Димка дернул Арсю за рукав:

— Чего они, с ума посходили?

— Дрейфанул? — засмеялся Арся. — Да они до Груманта доплывут, лежи.

Антон, как был в брюках, подошел к Кольке и Баланде и дернул с силой их за плечи.

— А ну, на берег! — резко сказал он. — Герои!

Карбас виновато посмотрел на него и, как цапля, переступая длинными ногами, вышел из воды. Баланда сплюнул сквозь зубы, выдернул плечо из Антоновой руки и нырнул. Антон тряхнул головой и снова улегся на прежнее место.

— Ничего не будет, — сказал он, — как нерпа, жирный.

Баланда плыл к барже размашистыми саженками. Течение сносило его, но он упорно двигался вперед. Один раз даже оглянулся и помахал рукой.

— Доплывет, лихоберка несчастная, — сокрушенно сказал Карбас.

— Доплывет, — помолчав, сказал Антон.

— И под баржу, рыбий глаз, поднырнет, — добавил Арся.

— И вернется, и «американку» потребует, — сказал Шкерт, которого здесь вроде бы раньше и не было.

— Так они же не спорили, — удивился Димка.

— Как это «не спорили», — засмеялся Шкерт. — А чего ты тогда в воду полез, Карбасище?

— Ладно уж, — уныло сказал Карбас, — считай, спорили.

— Ух, и г-глупый ты, Коля, — огорченно сказал Боря-маленький, — такой д-длинный-д-длинный, а такой г-глупый-глупый. Он н-на тебя теперь верхом сядет и п-поедет. Ты хоть з-знаешь, что это за спор такой, «ам-мериканка»?

— Не-е, — протянул Карбас.

— Три вопроса, три желания, — объяснил Морошка. — Что захочет, спросит, а ты отвечай. Что захочет, потребует, а ты исполняй. Понял?

— «Американка» дело серьезное, не отвертишься, — задумчиво сказал Славка. — Вот у меня одна девчонка, еще до войны это было, «американку» выиграла. Ну и натерпелся ж я! Вся Одесса с меня смеялась… Вспомнить страшно.

Баланда уже доплыл до баржи. С берега он был еле виден. Все встали. Антон сложил руки рупором и закричал:

— Не ныряй! Слышишь? Не ны-ряй! Верим!

И все хором стали кричать: «Не ныряй, не ныряй! Давай назад!..» Истошно лаял Шняка. Шкерт молчал и ухмылялся.