Обещание весны - Мэри Бэлоу

— Известие о твоем замужестве поразило нас, — признался он. — Ты счастлива, Грейс?

— Да. Да, счастлива.

— Он моложе тебя, — отрывисто произнес Мартин.

— Да. На десять лет.

— На десять? — Мартин отвел взгляд в некотором смущении. — Что ж, главное, чтобы ты была счастлива.

Лорд Поли не часто выходил из своих покоев, но Грейс считала своим долгом навещать его дважды в день — одна после завтрака, а попозже вместе с Перигрином.

— Вот ты и дома, — повторял отец почти каждое утро.

— Да, отец. Я приехала домой. Погостить.

Однажды он вдруг спросил ее:

— Пол страдал? Или смерть была мгновенной?

— Мгновенной. Так считал врач. Одним ударом бык сломал ему шею. В Эбботсфорде Пола чтут как героя. Он спас жизнь сыну одного из работников графа Эмберли.

Отец хмыкнул и спустя несколько секунд негромко произнес:

— Безрассудный молодой глупец.

— Ему пришлось бы по душе такое определение, — мягко ответила Грейс. — Полу нравилось быть таким. Безрассудным во имя Христа, как сказал апостол Павел.

Отец хмыкнул еще раз, но не прибавил ни слова.

— Ты изменилась, — сказал он во время другого ее визита.

— Правда? Неудивительно, я стала старше на десять лет.

Лорд взглянул на нее озабоченно:

— Смею заметить, что ты в конце концов усвоила уроки, которые я пытался тебе преподать, пока ты росла. Я избаловал тебя. Не проявил достаточной твердости. Это была моя вина. Я имею в виду то, что произошло.

— Нет, — возразила Грейс. — Это неправда. Никто не должен винить себя в том, что произошло с другим человеком. Я была уже взрослой и жила своим умом. Я сделала свой выбор сама и свои ошибки тоже. Я никого не виню. И к тому же не люблю и не считаю верными такие слова, как “ошибки” и “обвинять”. Ведь они подразумевают, что Джереми был ошибкой. А это не так. Он был моим сыном. Несмотря на то что он умер, жизнь моя все равно сложилась бы так, как она сложилась. Возможно, именно этому я и научилась за прошедшие с тех пор годы. Все, что происходит в жизни, происходит по определенным причинам. Я не стала бы такой, как теперь, если бы не было Джереми. И я не хотела бы стать другой, даже если бы могла.

Грейс ушла через несколько минут, так и не решившись поцеловать его в голову. Она ни разу не прикоснулась к отцу с тех пор, как вернулась домой.

Племянница была с Грейс очень приветлива и мила — возможно, потому, что сохранила добрые воспоминания о тетке, которая при жизни Джереми проводила больше времени с детьми, чем со взрослыми членами семьи. К тому же Присцилла была явно очарована Перигрином, его легким характером и безобидным поддразниванием. Она познакомила с Перри двух своих подруг, и три барышни, весело хихикая, то и дело тащили его на прогулку, притворяясь, что ссорятся, не зная, как поделить две его руки на троих.

Грейс проводила днем с мужем наедине очень мало времени и радовалась тому, что он занят и что настроение у него прекрасное. Опасения, что Перри будет подавлен атмосферой ее родного дома и отголосками прежних, еще не забытых столкновений, оказались напрасными. Ей самой нравилось проводить время с родственниками вполне мирно и дружелюбно, хотя они старались обходить молчанием определенные темы.

И все же было непривычно без постоянного общения с Перри, как-то странно не проводить с ним по многу часов вместе. Сопровождая Этель на прогулках по саду, Грейс испытывала нечто вроде ностальгии по предыдущей весне, когда с мужем подолгу, иногда по несколько часов, работала бок о бок в собственном саду. То же чувство овладевало ею при воспоминании о тихих домашних вечерах, во время которых оба читали или же он читал, а Грейс занималась шитьем.

Но у них оставались ночи. Ее особенно радовало, что Перри живет в той комнате, которую она занимала до двадцати шести лет. Грейс предпочитала на ночь оставлять занавески раздвинутыми, чтобы видеть изображенный на китайских обоях экзотический сад освещенным луной. Голова ее лежала на руке мужа, и оба предавались безмолвному созерцанию.

Грейс обычно еще долго лежала без сна, после того как Перри засыпал. Так бывало и дома, но вовсе не потому, что она страдала бессонницей, просто вполне осознанно дорожила каждой минутой их близости. Долго так продолжаться не может. Скоро наступит время, когда муж устанет от нее и захочет большей свободы в отдельной комнате. Как он ни добр, но такое время неизбежно придет, и Грейс позволит Перри ускользнуть постепенно, так, чтобы ему и в голову не пришло, будто она это предчувствовала и что ей грустно принимать новые условия совместного существования.

А пока это время не пришло, Грейс была счастлива лежать вот так без сна и любоваться ночью. И чувствовать себя еще более счастливой, если Перри просыпался и тянулся к ней с сонной улыбкой и постепенно оживающим желанием. Он извинялся за то, что беспокоит ее второй раз за ночь, а она потихоньку улыбалась и только крепче обнимала мужа.

К концу первой недели пребывания в Пангем-Мэнор Грейс не сделала лишь одно — и как раз то, ради чего в основном и ехала сюда. Случай представился наконец, когда Мартин уговорил Перри осмотреть вместе с ним что-то в имении, Присцилла поехала с мужчинами, а Этель решила побыть дома, так как у нее разболелась голова. И Грейс наконец отправилась на семейное кладбище.

Никто не возражал против того, чтобы Джереми похоронили там. Никто вообще не высказал по этому поводу никакого суждения. Грейс не хотела, чтобы мальчика похоронили в церковной ограде, где могилы теснились одна к другой, над ними высились тщательно отделанные надгробия, — то было место смерти, тяжкой и мрачной. Она не хотела, чтобы ее сын оставался во владениях суровой смерти. Пусть лежит там, где он станет частью природы, первозданной красоты.

На семейном кладбище не было пышных надгробий. Только скромные камни в головах могил сообщали живым имена умерших. Аккуратно скошенная трава и простая деревянная ограда.

На могиле Джереми трава была невысокой, как и на остальных могилах. Грейс сразу заметила это. Она опустилась на колени и коснулась дрожащими пальцами мраморной плиты с надписью: “Джереми Ховард. Возлюбленный сын Грейс Ховард. 1796-1800”.

Джереми. Она убрала руку с холодного камня и закрыла глаза. Джереми. Тоненький, гибкий маленький мальчик. Глаза и кудри темные, как у отца. Ясные, пытливые глаза. Подбородок с ямочкой — тоже как у отца. На удивление низкий, грудной смех, который легко переходил в звонкий, стоило Джереми пощекотать. Теплые, мягкие и цепкие руки. Влажный детский поцелуй… Мокрые, спутанные волосы и мертвое лицо… Грейс крепче смежила веки и вцепилась обеими руками в траву — справа и слева от себя.