Обещание весны - Мэри Бэлоу

— Ты знаешь, что это не будет неприятно. Ты это прекрасно знаешь, дорогой.

— Иногда мне требуется подтверждение, — с мальчишеской улыбкой заявил он. — Ложись, Грейс. Я позабочусь о свечах.

Она расскажет ему после, решила Грейс. Позже, когда оба будут лежать умиротворенные рядом и она положит голову ему на плечо. А может быть, завтра утром.

Но Грейс не рассказала. Момент был упущен. Она солгала и теперь держалась за эту ложь вместо того, чтобы сделать единственно необходимую вещь: сказать правду прямо и просто. И немедленно. Теперь надо проследить, решила Грейс на следующий день, чтобы ее пути с Гаретом не пересекались в те две недели, которые остались до их отъезда в Лондон.

— Ты не сообщила мне, что старый лорд Сандерсфорд умер, — обратилась она к Этель в саду. — И не сказала, что Гарет живет здесь.

— Так ты не знала? — воскликнула невестка. — Он давно уже здесь. О, Грейс, прости меня! В самом деле, откуда тебе было знать? Прости.

Грейс нежно прикоснулась к бутону.

— Я поразилась, когда ты решила принять приглашение виконта, — продолжала Этель. — Очень была удивлена тем, что ты не попросила меня отклонить его. Представляю, какое это было потрясение для тебя. Перигрин знает?

— Нет, — бросила Грейс и пошла дальше. Надежды на то, что в оставшееся время им с Перри не придется сталкиваться с Гаретом, не оправдались, и ей бы следовало это предвидеть.

— Мы заезжали в Сандерсфорд, — сказал Перри, когда они с Мартином вернулись из поездки в деревню. — Виконт затащил нас к себе и показал свои конюшни. У него достаточно лошадей, чтобы снарядить полную охоту. Держался он весьма покладисто.

— Вот как! — только и нашла что произнести Грейс, но не могла себе представить, по какому поводу виконт проявил покладистость.

— Знаешь, я купил для тебя голубую ленту, — продолжал Перри, с поклоном протягивая ленту Грейс. — Замени, пожалуйста, черную на твоей соломенной шляпе. Рад был бы подарить тебе что-нибудь более ценное, но в деревенской лавке выбор товаров невелик.

— Спасибо, Перри, прелестный оттенок. Для меня это дороже бриллиантов.

Ей самой тоже не удалось избежать встречи с Гаретом. Они с Этель гуляли во второй половине дня возле речки, которая впадала в озеро, и любовались полевыми весенними цветами, когда виконт подъехал к ним верхом. Гарет остановился поприветствовать дам, и Грейс неохотно последовала за Этель для обмена любезностями.

— Приятная встреча, — сказал виконт. — Леди вышли прогуляться?

— Да, — ответила Этель. — Погода такая славная, и полевые цветы раскрыли венчики.

— Мне бы очень хотелось присоединиться к вам, — продолжал Сандерсфорд, в то время как Грейс, опустив голову, чересчур внимательно рассматривала букетик примул, который держала в руке.

— Пожалуйста, присоединяйтесь, — не сразу и, как показалось Грейс, несколько принужденно предложила Этель.

— Я хотел бы, — с улыбкой обратился он к Этель, спешиваясь и заматывая поводья лошади вокруг столбика ограды, — просить вашего любезного согласия и соизволения побеседовать с Грейс несколько минут наедине.

Этель вопросительно посмотрела на невестку, которая молча перебирала лепестки примул.

— Грейс? — спросила наконец Этель. Та, крепко сжав губы, подняла голову, посмотрела Гарету в лицо и наконец ответила:

— Хорошо.

Она продолжала перебирать лепестки цветов, пока невестка не удалилась, и тогда Гарет заговорил.

— Итак, Грейс… — начал он и запнулся. Виконт не сильно изменился. Он всегда был красивым, привлекательным, уверенным в силе своего обаяния мужчиной, но теперь прямо-таки излучал властную сексуальность — мужчина, перед которым не устоит ни одна женщина.

— Ты изменилась, — снова заговорил он, словно откликаясь на ее мысли.

— Мне тридцать шесть лет. Я уже не девочка. Время не всегда относится к нам по-доброму.

— Ну, я не мог бы утверждать, что оно не было добрым по отношению к тебе. Я знал тебя грациозной девушкой. Теперь ты обладаешь зрелой красотой женщины. Но ты утратила свой гордый взгляд и свою заносчивость.

— Я стала взрослой.

Одним махом Гарет преодолел разделявший их забор и предложил Грейс руку. Она молча покачала головой, но пошла рядом с ним по направлению к озеру.

— Ты носишь траур? Несколько дней назад у меня в доме ты была без него.

— Мы носим траур днем из уважения к отцу, — объяснила Грейс. — Снимем его совсем, когда переедем в Лондон.

— Ах да, Пол! — спохватился он. — Он умер поистине героической смертью, как я слышал. Спасая жизнь ребенка.

— Да.

— И столь же героически порвал отношения с семьей, защищая твое достоинство, как я понимаю.

— Да.

— Я не склонен считать такой жест необходимым, — заметил Гарет. — Не думаю, что тебе следовало бежать из дома, Грейс. Ведь ты никогда не была трусливой.

— Есть вещи, причиняющие непереносимую боль, — сказала она. — Особенно те, которые касаются безвозвратно утраченного.

— Ребенок. Ты горюешь о нем, Грейс? Отец однажды заметил, что мальчик был вылитый я. Это верно? Ты думала обо мне, когда смотрела на него? — Гарет улыбнулся.

— Я любила его, — ответила Грейс. — Он был моим сыном. Нет, я вовсе не представляла тебя, когда смотрела на него. И не видела в нем себя. Я видела Джереми. Он был совершенно особой личностью. Слава Богу, не ты и не я. Он был невинным мальчиком.

— Ты говоришь с горечью. Это понятно. Ребенок был ужасной ошибкой, и на твою долю выпали все ее последствия. Ты до сих пор гневаешься на меня за то, что я тогда не вернулся домой и не женился на тебе?

Голос Грейс дрожал от ярости, когда она наконец смогла ответить:

— Джереми не был ужасной ошибкой. Он вообще не был ошибкой. Сын был самым дорогим для меня, самым драгоценным существом из всех, если не считать…

— Меня? — закончил фразу Гарет, приподняв одну бровь. На губах его играла ироническая полуулыбка, которая раньше так нравилась Грейс. — Я плохо обошелся с тобой, Грейс?

— Это случилось очень давно, — ответила она. — Целую жизнь назад.

— Видишь ли. Марта просто была очень богата. Папа был весь в долгах, у меня карманы пусты, а офицерское жалованье настолько ничтожно, что я не мог удовлетворить даже мои собственные нужды. Я был не в состоянии предложить тебе хоть сколько-нибудь сносную жизнь. И ребенку тоже. Но любил я только тебя. Надеюсь, ты никогда в этом не сомневалась.

— Как ни странно, это так, — призналась Грейс.

— А ты разлюбила меня? — спросил он.

— Очень скоро. Еще до рождения Джереми.

— Что ж, мои чувства оказались не столь недолговечными. Правда, я не уверен, что ты говоришь правду. Духовная связь между нами никогда не прерывалась. Мы знали это пятнадцать лет назад, знали и потом. И ты это чувствовала, когда мы встретились третьего дня у меня в доме. И чувствуешь сейчас, Грейс, как и я. Пятнадцать лет разлуки не могут вытравить из сердца такую любовь, как наша.