Маргинальные любовники - Юханна Нильссон

У Виктора сегодня операция.

София вопросительно смотрит на нее. Мирья качает головой. Чувствует она себя отвратительно. Утром ее тошнило. И месячные запаздывают. Она боится самого страшного.

Они входят в поминальный зал, где уже все готово к поминкам. Пьяницы впихивают в себя еду. Смотреть на них противно. Катарина ненавидит их, ненавидит священника, который позволил им это, ненавидит трансвестита, который осмелился выразить ей свои соболезнования и сказать, что это он нашел Нильса на скамье. Ненавидит эту мулатку, такую юную и хорошенькую, у которой вся жизнь впереди. Ненавидит сотрудников похоронного бюра, которым платят деньги за то, чтобы они изображали скорбь. Ненавидит торт со сливками. Ей никогда не нравились сливки.

Отшвырнув салфетку, она поднимается из-за стола и говорит священнику, что ей нужно в туалет. Но вместо туалета она идет на парковку, садится в машину и бьет по газам.

Через двадцать минут священник понимает, что Катарина не вернется, объявляет поминки закрытыми и благодарит всех за то, что они пришли.

Сытые и довольные, пьяницы уходят в направлении ближайшего алкогольного магазина. София и Мирья пожимают всем руки на прощание.

Пастору неприятно прикосновение Софии. Он старается не встречаться с ней глазами. (После этого он весь день будет думать о том, была ли воля Бога на то, чтобы появились такие, как София, или ее существование – дело рук дьявола, желающего навредить роду человеческому?)

София чувствует неприязнь пастора. Читает его мысли про дьявола.

– Меня не нужно боятся. – Она нарочно флиртует с беднягой в белом пасторском воротничке, чтобы его позлить.

Они идут в кафе, садятся за столик на веранде и заказывают чай со льдом. В городе, под взглядами любопытной толпы и радужными флагами, недавно прошел гей-парад, но, несмотря на это, люди продолжают окатывать Софию презрением. Это притом что нетрадиционная сексуальная ориентация вошла в моду, особенно в гламурных кругах. Тусовщики и светские львицы, чтобы вызвать сенсацию на страницах желтой прессы, охотно сообщают репортерам, что «не хотят ограничивать себя ни в чем» и что «для них важнее душа, а не пол человека». И однако посетители за соседними столиками пересаживаются от них подальше, не скрывая своего отвра щения.

София молчит, уставившись в стакан. Мирье хочется всех убить.

– Пойдем?

София грустно кивает, встает и уходит, уставившись в пол и боясь встретиться с кем-нибудь глазами. Сегодня у нее нет сил защищать свое право сидеть в кафе, как обычный человек, и пить чай со льдом.

У нее есть сердце, мозг, скелет, легкие, печень, почки, кожа, волосы, уши, глаза, нос, рот… разве этого не достаточно, чтобы тебя считали человеком?

– Я люблю тебя, – говорит ей Мирья по дороге в аптеку.

– Я тоже тебя люблю, – отвечает София, касаясь ее руки.

С упаковкой теста на беременность Мирья идет в туалет в «Макдоналдсе». Возвращается она бледнее белого. Руки трясутся. Ей с трудом удается удержаться на ногах.

София усаживает ее на скамью и просит опустить голову вниз. Мирья вся горит. София проводит рукой по ее пышным черным волосам.

– Это ребенок Филиппа? – спрашивает она, когда дыхание у Мирьи успокаивается.

Мирья кивает. Видно, что новость ее не обрадовала.

– Бедняжка…

София обнимает подругу. Звонит телефон. Мирье не хочется ни с кем говорить, но она все равно отвечает.

Это Роза. Операция прошла успешно. Виктор спит после наркоза. Она останется в больнице на всю ночь. Сегодня Мирье не стоит приходить. Лучше завтра.

– Возьми с собой еды. Здесь все такое пресное.

– Чего тебе хочется? – спрашивает Мирья.

– Возьми пару багетов с чесночным маслом и сыром, индейку, помидоры, термос с кофе. Не забудь добавить кардамона. Здесь кофе отвратительный… Что еще…

Чувствуется, что Роза голодна. Мирью тошнит.

– Прихвачу холодных креветок во фритюре, – предлагает Мирья, чтобы поскорее закончить разговор. – Авокадо, карманный нож, сливки, миндальное печенье и шоколадные конфеты с ликером.

– Прекрасно!

Роза довольна. Мирья вздыхает. Роза по одному этому вздоху понимает, что Мирье плохо, и тут же забывает про голод.

– Что с тобой, милая? Ничего не случилось?

Мирья колеблется. Не самый лучший момент для такой новости. Мама и так переживает за папу, у нее может подняться давление.

– Я просто устала…

– Как прошли похороны?

– Невесело.

– Так оно обычно и бывает.

– Да. Пока. Увидимся завтра.

Мирья убирает телефон и рассказывает об операции Софии, которая в этот момент думает о том, как Мирья с ее узкими бедрами сможет родить ребенка, и благодарит Бога за то, что у нее нет матки и ей не придется терпеть такие мучения.

Роза мечется по больничным коридорам в поисках съестного. На дворе ночь, и кафетерий закрыт, как и киоск в холле. Автомат с шоколадками – вот что могло бы ее спасти. «Сникерс», «Дайм», шоколадный кекс – и ей сразу становится лучше.

Роза чувствует себя отвратительно. Пот льется градом. Зубы стиснуты, взгляд блуждает. Еще три длинных коридора, и наконец она видит его – автомат. Роза падает на колени перед автоматом и начинает рыться в кошельке в поисках монеток. Руки трясутся от нетерпения. Без сахара у Розы настоящая ломка. Монеты сыплются на пол и откатываются в разные стороны. Она ползает на коленях по полу, подбирает их и громко матерится, когда понимает, что у нее набирается только три с половиной кроны – одна третья цены «Дайма».

Роза сидит на полу, широко раздвинув ноги и нагнувшись вперед, как будто занимается йогой. На самом деле она изучает издевательски поблескивающие в руке монетки.

Одна треть шоколадки. Тогда как ей нужно минимум три плитки шоколада.

Ее охватывает ярость. Она поднимается на ноги и набрасывается на автомат. Пинает его ногами. Один раз, два, три, на четвертый стекло раскалывается, можно сунуть руку и открыть дверцу изнутри.

– Господи Иисусе!

Роза распихивает шоколадки по карманам. Из шарфа она делает узел, куда складывает остальное.

Сухой паек. Роза судорожно озирается по сторонам. Что, если кто-то увидит, чем она тут занимается? Но в коридоре ни души. Угрызения совести ее не мучают, только страх быть пойманной на месте преступления.

Потом она спешит обратно, на ходу откусывая от «Сникерса» и забрасывая в рот пригоршни «M amp;Ms». Настроение у нее резко улучшается, и к Виктору она возвращается уже совершенно счастливой. Даже его состояние ее больше не тревожит.

Он непременно поправится, думает она, присаживаясь у его постели. Виктор сильный. Раньше он меня через порог переносил. И детей мог поднять четверых за раз. Он не даст себя одолеть обычной опухоли. Конечно, не даст.

Роза съедает шоколадку за шоколадкой, сначала в спешке, потом медленнее, потом равнодушно, потом останавливается. Смотрит на свои липкие руки и кучу бумажек на полу и начинает плакать. Она плачет, потому что когда-то была такой же стройной, как Мирья, и хотя мама Мурия всегда говорила, что женщина должна быть пышечкой, Розе не помешало бы сбросить килограммов так сорок.

Весы показали сто двадцать два килограмма, когда она вставала на них в последний раз.

При ее-то росте в сто шестьдесят три сантиметра.

Когда все закончится, сразу сяду на диету, думает она, укладываясь на раскладушку с последней «Баунти». Раскладушка жутко скрипит. Роза боится лишний раз пошевелиться.

Может, ей отсосать жир, раз уж она в больнице? А заодно наложить бандаж на желудок, уменьшить грудь и убрать растяжки с живота?

Сколько шоколадок можно съесть с перевязанным желудком?

Одну треть «Дайма»?

Роза протягивает руку и накрывает ею ладонь Виктора. Он крепко спит, но глубоко во сне ощущает ее присутствие.

Мама, папа, дети?

Мирья лежит, широко раскинув ноги, под пыхтящим и стонущим над ней Филиппом и гадает, чего она хочет от жизни.

– Малышка, – говорит он ей после секса и улыбается с довольным видом.

Он пришел к ней уже пьяный и успел опрокинуть еще пару бокалов на свидании. А потом ему захотелось секса.

Почему он всегда зовет меня малышкой? – думает Мирья. Я не малышка. Более того, малышка или малыш у меня в животе. И меня тошнит.

Мирья сглатывает, не осмеливаясь еще рассказать правду. Не может представить себя в роли мамы, а Филиппа – в роли папы. Изучающе смотрит на него, пытается представить взрослым и ответственным отцом семейства, но видит только юнца с проблемной кожей.

– Давай я тебя полижу?

Ей не хочется, но она разрешает ему это сделать. Его язык похож на миксер, и он так гордится своим умением и требует комплиментов каждый раз, когда, как он думает, находит ее клитор. Но сегодня Мирья молчит. Внутри у нее абсолютная пустота.

– Твоя очередь.

Приказ.

– Ты же уже кончил.

– А это тут при чем?

Он с силой прижимает ее голову к своему члену. Мирья пытается сделать, как он хочет, но происходит самое страшное. Накатывает приступ тошноты, и содержимое ее желудка оказывается у него на причинном месте.