Чудовище - Ярослав Астахов

Учитель вспомнил незамысловатую хитрость. Поменять батарейки внутри фонаря местами, протерев клеммы. Такое позволяет иногда наскрести завалявшиеся крохи энергии. Лампочка возвращается к жизни, случается, даже на полчаса.

Прием это был испытанный, потому что учитель был из одержимых манией экономить. Но в данной ситуации было не просто осуществить его. Требовалось освободить руки, то есть – расстаться на какое-то время с топором. Вот этого Альфий не хотел: ощущение в руке веса грозного предмета вселяло чувство уверенности.

Он совершил над собой усилие. Бережно опустил оружие на землю и разжал руку. Но прежде тщательно убедился, что обух успокоился надежно между его ботинками. То есть топорище устремлено вверх и будет удобно его подхватить во всякий момент, если что.

Лишь после этого Альфий выпрямился и развинтил, подрагивающими руками, фонарь. Он действовал не спуская глаз, по возможности, с опасного ожидающего впереди провала.

Он поменял расположение батареек, потерев клеммы каждой о рукав куртки. Едва не уронил при этом одну. И свинтил фонарь – отнюдь не с первой попытки это у него получилось – и снова надавил кнопку.

Прием удался. На этот раз от рефлектора пошел слабый свет. По интенсивности он не на много превосходил свет луны. Но и такого оказалось довольно, чтобы внутри проема проступили неверные контуры, и зашевелились, словно живые, тени в узком пространстве.

Пригнувшись, Альфий ступил в сарай.

Он замер, созерцая цель своего прихода. Учитель различал ее лишь едва. Не малых размеров ящик, замаскированный всяким хламом. Он был вместилищем артиллерийских снарядов, и он осел в хозяйстве этого дома, по-видимому, еще со времен войны. Угрюмый прочный предмет как будто бы специально ждал, что на него наткнется колдун, и приспособит к использованию для особенных своих целей, тоже отнюдь не мирных.

Тяжелая крышка ящика забита была гвоздями. Альфий расположил фонарь, пристроив посреди хлама, так, чтобы на вылинявшие доски ее лег луч. Учителю хотелось, чтобы немедленно все внутреннее пространство ящика оказалось освещено, как только крышка откроется.

И вот, он осторожно подвел под нее лезвие топора. И принялся нажимать сверху на топорище, используя как рычаг, усиливая, постепенно, давление. Наконец, крышка, почти беззвучно выворачивая неплотно вбитые гвозди, двинулась, было, вверх…

Но тут рука учителя замерла, как будто парализованная. Безвольно соскользнула по рукояти и выпустила ее. И топор упал.

Но этого учитель не видел. Он вообще не видел более ничего. Свет иссяк!

Стараясь не произвести шума, учитель медленно оглянулся. Лишь узкая багровая искорка теплилась у него за спиной в непроницаемой темноте – спираль лампочки, предательски вдруг умершей… А в следующее мгновение в небытие канула и она.

Невозможно! – беззвучно выкрикнул кто-то в голове Альфия. – Остатков энергии должно хватать, минимум, хоть на четверть часа!

Учитель постарался сделать невероятное: перестать думать, что именно находится сейчас рядом с ним в этой тьме.

Протяжный скрежет послышался со стороны ящика.

Альфий вскрикнул. Его глаза обратились немедленно вновь вглубь сарая. Но безнадежно и тупо всматривались в не открывающее никаких очертаний черное… шли мгновения.

Наконец, его зрачки, расширившиеся от ужаса, смогли прочитать угловатый контур, который намечал идущий сквозь открытую дверь свет луны.

ЧТО ЭТО ТАКОЕ БЫЛО? – билась единственная мысль в сознании Альфия. – Крышка, оставшаяся в неустойчивом равновесии на полувывернутых гвоздях, просела, скрипнув, назад? Или… наоборот…

Учитель даже и не пытался додумать до конца эту мысль. Он чувствовал, как у него шевелятся на голове волосы, поднимаясь дыбом.

Он был теперь безоружен. Его глаза, правда, все более приспосабливались к окружающей темноте. Он мог уже различить очертания некоторых предметов перед собою… но этот чернильный мрак, что внизу! И смысла не было даже пытаться угадать, где именно лежит выроненный топор.

Мозг судорожно перебирал варианты. Опуститься на корточки и пошарить вслепую около ящика? Вдруг Альфий увидал с отчетливостью кино: бугорчатые клешни выскакивают из темноты навстречу его движению и смыкаются на лице и горле… Стремительно развернуться и выбежать из сарая? Учитель понимал, что не в состоянии будет заставить себя повернуть к этой угрожающей тьме спиной. Медленно осторожно пятиться? И сразу в его сознании вспыхнула картина: он спотыкается обо что-нибудь, опрокидывается навзничь, и…

Нет. Альфий понимал теперь так: у него осталась единственная возможность. И он собрал последние крохи решимости…

Стараясь не произвести и самомалейший шелест, учитель медленно вытащил из кармана пульт.

И замер: человек с электронным изделием в руке, но напоминающий разумом на сей миг – адепта средневековья. Потому что сознание его, испытывая невыносимый гнет страха, вдруг словно бы осело под этим давлением глубоко в прошлое.

Видения приобретали статус безусловной реальности. Итак, его голлем обрел самостоятельную волю. Потому что вкусил он кровь. И вот, голлем готовится растерзать его, Альфия, своего создателя (как некогда глиняный прототип разорвал раввина). И разница только в том, что у него, Альфия, имеется все же шанс. Ведь волю этого голлема можно парализовать электронным импульсом. Хотя бы на какое-то время. Ведь электроды, – с маниакальностию отчаянья мысленно повторял учитель, – тщательно подсоединены им самим к мертвым мышцам. И микросхемы, внедренные глубоко под панцирь, не могли испариться!

Необходимо твердо следовать плану, если дорога жизнь! – напутствовал себя Альфий. Задействовать кнопку «стоп». Немедленно затем развернуться и выскочить из сарая. Захлопнуть за собой дверь и в одну секунду замкнуть замок. А потом… потом он просто обольет сарай керосином и бросит спичку!

Ведь если я нажму эту кнопку, – уговаривал себя Альфий, – тогда я точно смогу, сумею повернуться к н е м у спиной. Потому что в это мгновение электрический удар парализует мышцы чудовища, стегнув по ним, словно бич. И тварь, вышедшая из повиновения, не успеет броситься мне на плечи!

Учитель глубоко вздохнул – как будто перед прыжком в воду – и надавил пульт. Усилие оказалось чрезмерным. Вспотевший палец сорвался с глубоко утопленной кнопки, скользнул – и утопил следующую.

И тут же крышка зарядного ящика стремительно взвилась вверх. Она издала слабый стук, откинутая к стене. Шипастые очертанья раскачивающейся на выпрямившихся ногах твари предстали Альфию. И его рука, сведенная судорогою страха, намертво сжала пульт…

По-видимому, это активизировало и еще какие-то кнопки. В свете луны блеснули неожиданно ярко металлические шары, выскочившие из глазных камор. И взгляд учителя, не пожалевшего в свое время сил разработать и воплотить эту дьявольскую уловку, немедленно оказался пойман и остановлен – все разом его внимание, перенапряженное страхом, пригвоздил блеск.

Стремительно нараставший ужас и без того уже погрузил учителя в состояние, напоминающее гипнотический транс. Он потерял какую бы то ни было волю к сопротивлению. Его колени ослабли. Все тело медленно подалось вперед… и вздрагивающее горло Альфия соприкоснулось с шероховатой, пока еще неподвижной клешней чудовища.

умру, если запущу программу движенья его клешней! – вспыхнуло, как будто на бескрайнем экране, в сознании загипнотизированного человека. Рушащийся рассудок цеплялся еще за жизнь – боролся, предостерегал…

Но Альфий был обречен. Теперь изменить хоть что-либо было попросту невозможно. Само предостережение оказалось воспринято сознанием его словно… команда гипнотизера медиуму. Внутренний мир учителя вмещал теперь лишь беспредельный ужас – и цепенящий блеск лунных глаз.

В такие роковые мгновения над человеческой душой бывает властно только одно. Страсть к ПРОТИВОПОЛОЖНОМУ. (Демон Противоречия, как выразился бы бессмертный По.) И страсть эта заставляет несчастного совершать то именно, чего он больше всего боится. Зовет испытывающего страх высоты шагнуть в пропасть. В точности, как побуждает она же, например, и лягушку сделать прыжок в пасть змее…

Пальцы учителя превратились в какое-то инородное существо… в ЧУДОВИЩЕ.

Они… НАБИРАЛИ КОД…

Оцепенение Альфия оказалось таким глубоким, что боли он не почувствовал. Он только различал сквозь нарастающую волну звона – усиливающегося, невообразимо высокого – чавкающий какой-то звук. Безостановочные клешни, ритмически сжимаясь и разжимаясь, двигались в его плоти…

На утро следующего дня его обнаружили ученики, напрасно долго прождавшие, когда математик соизволит прийти и начать урок. Тело с развороченным горлом лежало на пропитавшемся кровью земляном полу, и перед ним был пустой раскрытый зарядный ящик.