Трудные дети (СИ) - Молчанова Людмила

   Глава 6.

   Саша

   Это была моя первая встреча с Оксаной. В свою очередь, Оксана стала первой, с кем я говорила после Марата. За столько месяцев с ним я привыкла, что мы одни. Единственным человеком, которого я видела, был Марат. Единственным, кто заходил в эту хату - тоже был Марат. Я никого в этой тюрьме не видела. Только его. Но и надоедливого Марата мне хватало с головой.

   Что тогда у меня вызвала Оксана? Да ничего особенного, если честно. Никакой особо ненависти или отвращения. Девка и девка. Но вот удивление - да. Я настолько привыкла, что мы с Маратом здесь только вдвоем, что даже не думала о его девушках. Хотя он был молодым, здоровым парнем.

   Но даже не в этом самый цимус. О нет. Оксана была мне неинтересна.

   Тогда я первый раз за наше знакомство увидела, как Марат играет. Играет людьми, меняя маски. Это я сейчас признаю его...цинично звучит, но можно сказать, талант. Снимать маски, менять их в зависимости от того, какой человек находится рядом. Марат мастерски играл, позволяя собеседникам увидеть то, что они хотят видеть. Он отлично овладел умением "казаться", надежно скрыв ото всех способность "быть".

   Меня поразило его умение играть с людьми. Играть людьми. И маска заботливого молодого человека, нежно обнимающего свою милую девушку, была одной из первых, какие я имела честь лицезреть. Это я сейчас так говорю и иронизирую, а тогда я лишь с шоком смотрела на перевоплощение последнего урода в милого парня, успокаивающего свою девушку. Может, я курнула что-то не то? Да не должна вроде.

   Я уж было подумала, что сплю или у Марата появился брат-близнец, но парень из-за спины девушки мне состроил знакомую угрожающую рожу, что мне как-то даже полегчало. Это было знакомым, это было нормальным, даже правильным. И я успокоилась.

   Именно в ту минуту во мне родилось уважение к Марату. Он был сильнее меня - я его боялась. Он был умнее меня - я его не понимала и боялась. Он предстал передо мной жестким манипулятором, кукловодом - и за это время я первый раз посмотрела на него с уважением. Уважение - не страх, хотя страх для уважения - неплохая основа. Но страх не бывает вечным. Он притупляется и проходит. К тому же мой страх был основан на физическом превосходстве. Ну, и умственном.

   Страх - зыбкая почва. Я могу стать сильнее хотя бы тем, что в состоянии схитрить. Возможно, сейчас Марат предугадывает все мои действия, но однажды я его перерасту, стану хитрее, умнее и сильнее. И страх уйдет, оставив место только брезгливости и недоумению. А вот уважение не уйдет.

   Правда, и тогда я не задумывалась и его "таланте" как о таланте. Я жадно впитывала другого Марата, чуть не открыв от удивления рот. Я запоминала жесты, движения, мягкие улыбки, которые видела у него впервые - и это все, чтобы не напугать свою кралю.

   Я не была романтиком, идеалистом, и прочей радужно-розовой дребеденью не страдала. И у меня не возникло мысли, что его поведение - плод большой и чистой любви. Бла-бла-бла, любовь меняет человека, заставляет его смотреть на мир по-другому и прочая, прочая лабуда...Бред это. Настоящая любовь не меняет. Она просто находит два камня, дополняющих друг друга, слегка обтесывает их и соединяет. И то, что камень становится обтесанным, не означает, что он перестает быть камнем.

   В общем, о любви я даже не думала. И мне стало интересно, зачем ему эта принцесска? К тому же такая. Вся нежная, воздушная, с прямыми пшеничными волосами, с большими голубыми-голубыми глазами, круглыми щеками, светлой кожей со здоровым румянцем. По ним можно было изучать одну такую штуку...Я недавно по телевизору видела передачу. Что-то такое про типы внешности. Восточный, славянский...Уже не помню. Но Марата и Оксану можно было смело отводить на ту передачу как самых ярких представителей своего вида.

   Она была как внешне, так и внутренне противоположностью Марату. И тогда, и много лет спустя.

   Глядя на их пару, я почему-то вспоминала Маратову толстовку, кипенно-белую, с иностранной надписью на груди. Мы ее когда-то на Черкизовском купили, за бешеные деньги. Но я не об этом. Если снаружи толстовка была кипенно-белой, то изнутри - чернильно-черной. Такой же, только с точностью до наоборот. Из них двоих именно Марат был той черной изнанкой. А Оксана - кипенно-белой.

   - Ты зачем ее напугала? - Марат влетел в зал, злой как собака, и только слюной не брызгал. Я в очередной раз поразилась разницей между Маратом Оксаны и этим Маратом.

   - Я ей слова не сказала. Я не виновата, что твоя чувырла такая пугливая.

   - Не прикидывайся, Саш.

   - А че я? Или мне надо было ей книксеты делать?

   - Книксены, - раздувая ноздри, рыкнул Марат и схватил одну из сумок, которые привезла его плюшевая юбочка. - Я тебя предупредил. Только тронь ее.

   - Не собиралась.

   - И не смей ее пугать.

   - А если посмею - то че? - дразнилась я, но поняв, что Марат сейчас еще больше не в настроении, чем обычно, поспешно добавила: - Да ладно, не очкуй. Не трону я твою кралю.

   Я действительно Оксану никогда не трогала. Да и не было у нас с ней враждебных отношений. В смысле, тогда. Тогда Оксана была для меня альтернативой Марату - неприятной, но терпимой. И мне приходилось ее терпеть. Как-то я попробовала ей нахамить и поддразнить - в самом начале - но Марат быстро отбил у меня это желание. Конечно, не при своей дорогой Ксюше.

   При ней он улыбался, был обходительным, и они только и делали, что лизались. Мне стало противно, и я начала их дразнить, имитируя тошнотворно-причмокивающие звуки. Сказала еще что-то такое не сильно приличное. Для них. Лично по моим параметрам, я все правильно сказала и назвала вещи своими именами. Но Оксана не выдержала. Сбивчиво попрощавшись, она подхватила со спинки стула кружевную тряпочку, не тянущую даже на пиджак, нервно улыбнулась Марату и выбежала из квартиры.

   Я вальяжно закинула ногу на колено, прикурила сигарету и нахально заулыбалась во все зубы. Чем больше я проводила времени с Маратом, тем труднее и запутаннее становился клубок моих чувств к нему. Сначала было равнодушие, потом раздражение, а после - дикая ненависть. Но чем больше я проводила с ним времени, тем больше появлялось оттенков моих эмоций, они смешивались, образуя что-то новое, другое и часто мне непонятное, но сдобренное огромным количеством интереса и страха.

   Как бы то ни было, что-то изнутри, вопреки инстинкту самосохранения и сигналам опасности, заставляло меня дразнить Марата. Он ставил мне границы, пытался заключить в особые рамки, не совпадающие с представлениями людей о морали, но совпадающие с его представлениями о правильном поведении. А я эти границы проверяла на прочность и эластичность, постоянно от них отскакивая и потирая шишки на лбу.

   Мне влетело очень сильно. Марат был неконтролируемым в гневе. Он мог спокойно разнести полквартиры, разбить все вещи и даже не поморщиться. Обычно у людей хватает запала только на что-то одно - например, гокнуть вазу или тарелку. Разрушив что-то, ярость спадает. А Марат был не такой. Его ярость не могла вместить одна разбитая тарелка.

   - Я тебе говорил ее не дразнить?! - потемнев лицом, орал Марат мне в лицо, больно сжимая за шкирку. - Я предупреждал тебя! Сучка мелкая!

   Я со всех сил вцепилась ему в шею, царапая, но обхватить не смогла.

   - Задушишь, ублюдок! - я сипела, невидяще колотя его по чему-нибудь. - Убрал руки, сука.

   - Я тебе уберу руки! Я тебе сейчас так руки уберу, что у тебя на всю жизнь отпадет желание со мной играть.

   Это была не угроза.

   Марат выполнил свое обещание. Радовало только одно - даже в моменты дикой ярости он точно понимал, что делал. И контролировал свои действия, делая наказание расчетливым и почти хладнокровным. Я бы поверила в хладнокровие, если бы он не скрипел так зубами и не находил себе места от кипящей в нем злости.

   Больше суток я не вставала с постели и не выходила из комнаты. Марат за это время ни разу не покинул квартиру. На следующий день приехала Оксана, и я слышала, как она спрашивает про меня. Марат ей ответил, что я сплю.