Небеса любви - Кэтрин Кингсли

Лили молча уставилась в пол. Лишившись единственной живой души на свете, которой она не была безразлична, Лили почувствовала себя абсолютно беспомощной. Только Коффи одна и пыталась защищать ее от падре Меллита. Но теперь у падре были полностью развязаны руки, и от этой мысли становилось жутко…

– А сейчас, – продолжал падре, – я приступлю к инструкциям.

Вначале Лили старалась игнорировать монотонный голос священника, поскольку боялась, что не выдержит и умрет от стыда, но затем, впервые в жизни, она вдруг поймала себя на том, что слушает падре Меллита с немалым интересом. Половину из того, что падре говорил, понять было невозможно, поскольку говорил он на невероятной смеси библейских цитат и эвфемизмов. Когда же речь зашла о «стержнях» и «жезлах», а также «могучих крепостях», Лили едва не расхохоталась. Она уже давно изучила человеческую анатомию в общих чертах, однако не была уверена в том, что с азами анатомии знаком сам Падре; судя по его объяснениям, в этой науке он не слишком преуспел.

– …Итак, твой муж разбрасывает семя по твоей плодородной почве… хм… по земле, что принесет его плод. – Падре снова прочистил горло. Щеки его горели, он выглядел раздраженным. – Семя, если на то будет воля Господа, производит ребенка, но не всегда. И по этой причине твой муж может часто желать… желать… сеять семя. Ты поняла?

Лили молча кивнула. Она боялась открывать рот, так как могла бы не выдержать и рассмеяться.

– Вот и хорошо, – кивнул падре. – И помни, что ты во всем должна подчиняться мужу. Впрочем, я уверен, что для тебя все очень быстро прояснится. Оставляю тебя поразмыслить над моими словами. Перед ужином сто раз прочтешь молитву Богородице.

– Поверьте, падре, – сказала Лили, забыв о гордости, – я искренне раскаиваюсь во всем, что совершила. Можно мне спать в моей комнате? А с рассветом я вернусь в церковь…

– Разумеется, нельзя. Ты должна получить наказание сполна.

Резко развернувшись, падре вышел из часовни, и Лили услышала, как со скрежетом повернулся ключ в дверном замке. Лили крепко зажмурилась, стараясь не расплакаться. Потом принялась молиться Богородице, причем молилась по-честному, от души – на случай, если ее молитва все же будет услышана.

Запечатав письмо Дому Бенетарду, Паскаль отложил в сторону бумагу и перо, затем встал и вручил письмо монаху. Тот сразу же убрал его в кожаный заплечный мешок, а Паскаль с улыбкой сказал:

– Спасибо, Жульен, за помощь. Желаю тебе благополучного возвращения домой. – Сказав это, он тяжко вздохнул.

Жульен с сочувствием во взгляде похлопал его по плечу, и Паскаль пробормотал:

– Да, я все понимаю… Я-то надеялся, что исход будет иным, но, как говорит наш аббат, не дано нам понимать волю Господа. Мы можем лишь исполнять Его волю.

Жульен кивнул, затем с вопросительным выражением на лице указал пальцем в сторону часовни.

– Ты про леди Элизабет? Я не знаю, может ли принести какую-то пользу даже целый год молитвенного уединения, если молитва идет не от сердца. Но должен признаться, что суровость наказания меня потрясла.

Паскаль внимательно смотрел, как руки юноши порхали в воздухе, ловко составляя фразы на языке немых.

– Да, ты прав, Жульен. Падре Меллит – опасный человек. Временами у меня вызывают тревогу его теологические рассуждения. Хорошо, что тебе не пришлось их выслушивать, поскольку тебя они привели бы в ужас.

Жульен с улыбкой закивал, а Паскаль продолжал:

– А ты ловкий парень, верно? Ведь и герцог, и его священник – оба уверены, что ты дал обет молчания, хотя ума не приложу, отчего они не догадались, что Дом Бенетард никогда бы не стал отправлять в мир монаха, принявшего такой обет. Как бы там ни было, ты отлично сыграл свою роль. Даже еду тебе приносили в комнату, чтобы не нарушать твое уединение. Жаль, что у меня такой возможности не было и нет.

Жульен улыбнулся еще шире, после чего покачал головой и притронулся ладонью к сердцу.

– Спасибо тебе за сочувствие, друг мой. Я тебе очень благодарен. Знаешь, я все еще не могу поверить, что такое приключилось именно со мной. И все из-за того, что эта сумасшедшая девица забралась на стену аббатства просто из любопытства!

Последовал оживленный обмен репликами на языке немых. После чего Паскаль вновь заговорил:

– Да, я знаю. Конечно же, сумасшедшая. И в ней нет ни капли раскаяния, – продолжал Паскаль, глядя в окно. – Видел бы ты ее лицо, когда ей вынесли приговор. Она тогда расстроилась вполне искренне. Я бы и сам разрыдался, если бы не был так потрясен. Нет, я имею в виду тот момент, когда падре Меллит перечислил список наказаний. Как она откинула голову, как выставила вперед подбородок! Да она бы вызвала на бой и своего отца, и падре Меллита, и самого Господа, если бы ей представилась возможность. – Паскаль пожал плечами. – Судя по всему, мне не просто предстоит вступить в брак с нелюбимой женщиной. Увы, мне придется взять в жены строптивого, упрямого и безбожного ребенка!

Жульен приподнял брови.

– Что, ты не согласен с тем, что я называю ее «безбожной»? – с усмешкой спросил Паскаль.

Жульен покачал головой, после чего поднял руку над головой.

– О, я тебя понял. Может, ей уже двадцать два года, но ведет она себя как десятилетняя. Моя сестра Кейт даже в девять лет была взрослее. – Паскаль тихо вздохнул. – Ох, хотел бы я найти в Элизабет хоть что-то привлекательное, но боюсь, что ничего, кроме неприязни, я к ней испытывать не могу. Возможно, было бы лучше, если бы нам с ней дали несколько дней, чтобы мы узнали друг друга перед вступлением в брак. Хотя вряд ли я услышал бы от нее что-то приятное…

Монах снова прикоснулся к сердцу.

– Спасибо, Жульен. Как-нибудь справлюсь. И знаешь, наверное, мне придется эту девицу… хорошенько перетрясти.

Брат Жульен с энтузиазмом закивал. Паскаль засмеялся и, взяв монаха за худенькие плечи, проговорил:

– Береги себя, мой добрый друг. Я буду по тебе скучать. Приглядывай за садами вместо меня. Камелии в этом году должны быть особенно красивыми, правда?

Юноша грустно улыбнулся и кивнул. На ресницах его блестели слезы.

– Что ж, тебе пора, Жульен. Ты ведь не хочешь опоздать на корабль?… И да благословит тебя Бог. Помолись за меня завтра.

Жульен накрыл капюшоном голову с коротко стриженными светлыми волосами, и на лицо его упала тень. Наклонившись, он поцеловал Паскалю руку, а тот тихо сказал:

– Почитай Бога, а не меня. Знаешь, Господу повезло с тобой. Служи Ему об этом и будь счастлив в Святом Кристофе.

Юноша кивнул и с усилием улыбнулся. После чего вышел из дома и сел в карету герцога. Паскаль смотрел вслед экипажу, пока тот не скрылся за воротами. Он был рад за Жульена. Паренек прижился в монастыре, и монастырский уклад стал тем целительным снадобьем, что успешно лечило его душевные раны. Но Паскаль не кривил душой, когда говорил, что будет скучать по своему юному другу. Увы, он оставлял в прежней жизни много всего такого, по чему стоило тосковать.

Паскаль ненадолго закрыл глаза, дожидаясь, когда немного притупится боль от расставания, а затем направился в сад, которым ведал Адам Смит – единственный, судя по всему, здравомыслящий человек в Сазерби-Парк.

Щурясь от яркого света, Лили вышла из часовни навстречу ласковому утреннему солнцу и полной грудью вдохнула напоенный весенними ароматами воздух. Немного помедлив, она широко раскрыла глаза и осмотрелась. Трава была изумрудно-зеленой, а яблони – в бело-розовых шапках. От ярких цветов тюльпанов рябило в глазах, но Лили нравилось все яркое. Она бы послала Богу благодарственную молитву, если бы давно уже не утратила веру в Его существование.

– Элизабет, поспеши, пожалуйста, – распорядился падре Меллит, всем своим видом выражая нетерпение. – У нас времени в обрез.

Несколько десятков ярдов от часовни до дома показались Лили бесконечными, потому что каждый шаг отзывался острой болью в коленях – словно их пронзали ножом. Больше всего на свете ей хотелось добраться до кровати и провалиться в долгий и крепкий сон без сновидений.

Но уже два часа спустя Лили повели по той же тропинке – обратно в часовню. Ее нарядили в белое платье из шелка и кружев, а голову накрыли кружевной фатой до плеч. Отец поддерживал ее под локоть, причем держал очень крепко – как будто опасался, что она в любой момент могла сбежать.

– Падре Меллит все тебе объяснил? – явно испытывая неловкость, спросил отец.

Лили кивнула, подумав о том, что эта игра слишком уж затянулась, так что ей уже даже становилось страшно.

– Надеюсь, что время, проведенное в покаянии, не прошло для тебя даром, Элизабет.

– Да, папа, конечно. Я ужасно сожалею о своем проступке, и я никогда больше ничего такого не совершу. – Лили посмотрела на отца с надеждой на то, что он увидит, как сильно заставил ее страдать, и наконец-то простит.

Герцог же, пристально глядя на дочь, проговорил: