Венеция не в Италии - Иван Кальберак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я еще не описал вам кухню, похожую на демонстрационную модель в магазине мебели: все новое-новое, и нигде ни одной случайной крошки. Она достала из духовки кекс, от него вкусно пахло. Внутри духовка выглядела так, словно до сегодняшнего дня ею ни разу не пользовались. Есть люди, которые ухитряются постоянно держать все в чистоте – непонятно, как они это делают. Я сказал себе, что никогда в жизни не смогу привести Полин в наш трейлер, и даже в наш дом, если однажды все же удастся его построить.
– Как, ты босиком?! – Полин, зайдя на кухню, тоже первым делом обратила внимание на мои ноги. Иначе говоря, если бы на мне был дырявый носок, я умер бы на месте. Я повторил ей ту же чушь, которую только что наплел ее маме, но, когда ложь произносят во второй раз, она почему-то звучит менее правдиво. Но Полин было на это плевать, у нее было только одно желание – как можно быстрее уйти из кухни. Она взяла чай, который только что приготовила ее мама, взяла кекс, поставила все на поднос, бросила через плечо «спасибо, мама» – в ее голосе не прозвучало ни малейшей благодарности, разве что дружелюбие – и сделала мне знак следовать за ней.
Я думал, что мы идем в ее комнату, но нет: это был музыкальный зал с роялем и еще другими инструментами. А заодно и гостиная – в углу стоял телевизор с видеоплеером. Думаю, девушка с таким воспитанием, как Полин, ни за что не поведет парня в свою спальню. Странно было уже то, что она пригласила меня к себе. Чем больше я об этом думал, тем настойчивее спрашивал себя: что ты тут делаешь? Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Я постарался скрыть восторг, потому что на энтузиастов смотрят косо с тех пор, как в современном мире утвердилась новая религия – цинизм.
Она предложила мне чашку чая, вообще-то я его никогда не пью, но тут сказал «да, конечно, спасибо», с тех пор, как я вошел в этот дом, я непрерывно произносил «да», «спасибо» и «извините». Чай имел светло-зеленый цвет, от него пахло газоном и прованскими травами, я думал о том, как же мне выпить эту гадость. Зато я с удовольствием ел кекс. Просто объедение. Поскольку я замучился, изображая благовоспитанного молодого человека, то после первого куска взял еще три. В нашей семье стресс обычно заедают. Некоторые люди от стресса вообще перестают есть и становятся сухими, как фасолины, а нам, наоборот, надо наполниться, компенсировать потраченную энергию. «Ты слишком быстро ешь, Бернар», – эту фразу я слышал в моей жизни чаще любой другой. «Ты права, Анни», – отвечал отец, нечеловеческим усилием воли заставляя себя отложить вилку, чтобы через несколько секунд опять так же яростно наброситься на еду.
– У тебя славная мама.
– Нет, что ты, она такая зануда, и у нее склонность к депрессии, она принимает таблетки.
– Правда? А по ней не скажешь. – Черт, только бы не выглядеть удивленным: как объясняет Бельмондо Ришару Анконина в фильме Лелуша «Баловень судьбы», главное – никогда не выглядеть удивленным.
– Правда-правда, она все время опекает меня, это просто ад какой-то.
Наверно, Полин все же преувеличивает? Можно ли быть такой красавицей, как эта женщина, жить в таком великолепном доме и чувствовать себя несчастной? Если быть богатым не имеет смысла, значит, нам лгали, когда обещали, что с повышением покупательной способности повысится и моральный дух французов.
– Два раза в неделю она ходит к психоаналитику, но это ей мало что дает, в общем, как говорит папа, результаты заставляют себя ждать. И еще она ходит в церковь исповедоваться, кюре ее обожает, он может слушать ее часами, так что, считай, у нее два психоаналитика по цене одного, а толку все равно никакого. Похоже, психоаналитик и кюре дают ей прямо противоположные рекомендации, так что она, бедная, совсем запуталась. Фрейд или Христос – выбор, как в трагедии Корнеля, верно? – бросила она мне, словно это был вызов. Поскольку я в жизни не открывал катехизис, а о Фрейде не знал ничего, кроме фамилии, то несколько растерялся и предпочел сменить тему.
– А твой папа?
– Он редко бывает дома, все время работает, очень много путешествует. Он дирижер. Сейчас вот заставляет меня играть на скрипке, – сказала она, показывая на инструмент, лежащий на пюпитре, и стопку нот.
– О, ты сыграешь мне? Пожалуйста!
– Ни за что!
Я почувствовал, что настаивать абсолютно бесполезно, хоть я и знаю, что женщинам нравится настойчивость, – но не всегда и не во всем.
– Ты музыкант? – спросила она.
Как же мне хотелось ответить «да», схватить скрипку и сыграть мелодию, от которой бы у нее на глазах выступили слезы, а потом она бросилась бы мне на шею, мы сплелись бы в объятии, потом – украденный поцелуй (мама – в соседней комнате), и я ушел бы по-королевски. Но получилось не совсем так. Я подумал: если у нее отец дирижер, задурить ей голову не удастся. И ответил «нет». Само собой, это было поражение.
– Жаль, – сказала она.
– Да.
– Всегда жаль, что ты не музыкант, кажется, это сказал Марсель Эме.
– Мне бы хотелось научиться играть на пианино, – признался я наконец.
– А что, твои родители против? – удивилась она. – Нет, не против, может, на будущий год начну. – Как ей объяснить, что пианино не поместится в трейлере?
– Чем раньше начнешь, тем лучше.
– Да, я знаю. – Наверно, у меня сделался очень несчастный вид, потому что она стала меня утешать:
– Не расстраивайся, это еще не конец света, если для твоих родителей музыка – не главное! Ты ведь, наверно, не родился в семье музыкантов.
Разве что свистунов, из которых самый главный – мой отец. Нет, шучу, конечно, так я ей не ответил. Однако признаваться, что мой отец – торговый агент, я тоже не стал – это было бы все равно, что на полной скорости врезаться в стену. Поэтому я решил