Розы на снегу - Вячеслав Новичков

Знакомые девушки отвели её в соседнюю комнату и уложили. Перед тем как она ушла, Иван выпросил у неё домашний телефон и ушёл на вахту звонить её маме. Остальным было непонятно его беспокойство. Он непрерывно звонил в область в течение часа с перерывами, женщина-вахтёр уже стала косо смотреть на него, но он так и не дозвонился. Телефон был московский с добавочными цифрами 111, но то ли Надя что-то не так сказала, то ли он как-то не так набирал добавочный номер, но ответных длинных гудков не было. Может, оно и к лучшему: что могла бы подумать мама, услышав незнакомый мужской голос с объяснениями, что у Нади всё хорошо, но она спит.

Наутро он ждал в коридоре, когда девушки выйдут. От вышедшей Наташи он узнал, что Надя давно уже уехала на такси домой.

Иван сначала хотел позвонить, но потом решил, что будет не совсем тактично звонком напоминать о случившемся. Да и что спрашивать-то? В понедельник на работе он также не стал затрагивать данную тему, но Надя после обеда сказала сама.

Она обладала неподражаемой способностью органично объединять в своей болтовне самые различные темы, переходя с одного предмета на другой. На очередном повороте мысли она как бы вскользь заметила:

— Я в субботу немножко расслабилась, к маме не приехала, — сказала Надя и стала, выжидая, смотреть на Ивана.

— Я не смог дозвониться к тебе домой.

— Ну, хоть здесь мне повезло, а то бы мама меня совсем убила, услышав твои полуночные загадочные объяснения.

— Тебе стало плохо за столом?

— Нет. Просто у меня высокий «к.п.д.».

— Какой «к.п.д.»?

— Ну, кому-то для достижения эффекта нужен стакан, а мне один напёрсток… Вот у тебя какие отношения с алкоголем?

— Таинственные!.. Я об этом сам случайно узнал.

Надя, насладившаяся за последние две недели множеством забавных историй, заранее стала смеяться, предвкушая:

— Выкладывай и поподробнее.

— Недавно, на нашем ежегодном медосмотре, мне случайно попала в руки медицинская карта, я заглянул туда, хотя смотреть там было нечего, и в строке «Алкоголь» обнаружил удивительную таинственную запись.

— Какую?

— При приёме на работу в процессе оформления карты, что ли, у меня замеряли рост, вес и врач спрашивал про вредные привычки — ну там: курение, злоупотребление… И он меня спрашивает: «Пьёте?» А меня же на мехмате приучали давать безупречно точные ответы, а я не знаю, что сказать: если за год в пересчёте на чистый спирт я выпивал грамм двести, то это как считать — пьющий я или нет? И тут я вспомнил, что мы очень хорошо отметили выпускной, и я задумался — а выпускной сюда присовокуплять или это не считается? Пока я соображал, что сказать, вопрос как бы сам собой отпал, потому что врач меня спросил уже про аллергию.

— Короче, ответ ты «замылил»?

— Нет, я не успел его дать, а женщина всё же записала про мои вредные привычки.

— И что же?

— Она в графу «Алкоголь» записала: «Скрывает!»

Надя опять засмеялась, а Иван стоял довольный тем, что доставил анекдотом радость, и тем, что разговор о застолье он сумел завершить без неприятного для Нади осадка.

Глава 21

Чтобы делать женщинам волнующие комплименты, необходимы всего две вещи. Первое и очевидное: нужно иметь ум и такт, чтобы восхититься женщиной как бы вскользь, невзначай. Умная женщина не подаст вида, но обязательно услышит. Не теряя основную нить разговора, она непременно отметит самые важные для неё слова в свой адрес. Отторжения это вызвать не может: ведь вы говорите по делу.

Второе — самое важное, чего большинство женщин никак не могут понять. Чтобы делать восхитительные комплименты женщине, надо чувствовать себя выше или равным объекту восхищения. Семилетний ребёнок запросто может сказать зашедшей в гости подруге мамы: «Тётя Валя, какая вы красивая!» У него перед ней нет комплекса неполноценности. Для юноши сделать комплимент безупречной красавице уже не так просто.

Иван в разговорах с Леной и Надей чувствовал себя ниже, а главное — они, почти его ровесники, не сомневались в своём превосходстве, это они указывали ему на его промахи в поведении и манерах. Лена с добродушнейшей улыбкой могла ему сказать: «Ванечка, пальцем показывать нехорошо», произнося с ударением последнее слово. Надя выговаривала ему: «Товарищ Лукин, даму в лифт первой не пропускают. В лифт первым должен входить мужчина». «Товарищ Лукин» понимал их правоту и злился на себя, поэтому заставить себя вести с ними непринуждённо, тем более изысканно, не мог — он был скован и напряжён, постоянно ожидая, что он сделает что-то не так, а они сделают ему очередное замечание. Но у него было одно немаловажное перед ними преимущество: они уже истомно и вальяжно царствовали на Олимпе, а он на свою гору только карабкался и не собирался останавливаться.

Иван был очень гордый, чего до определённой поры женщины не замечали — вероятно, из-за его крайней скрытности, которая нарушалась лишь иногда, когда он не успевал оборвать свою детскую откровенность. Их манера поучать его, пусть даже справедливо, иногда переходила в мелкие шутки-уколы, не имеющие конкретного повода. Поводом был он сам, поэтому эти шуточки стали действовать на него угнетающе. Нужно было вырваться из этого порочного круга. Тогда он отрепетировал сцену, во всех деталях в течение нескольких дней разрабатывая всевозможные варианты развития диалога, и стал ждать.

Случай вскоре представился. Как-то с утра Лена и Надя весело щебетали о важных женских вопросах. Потом обеим стало скучно и Лена, случайно увидев проходящего мимо Ивана, окликнула его: «Ванечка, мы хотим с тобой поговорить, а ну-ка иди к нам». Они усадили его на гостевой стул между их рабочими столами, и разговор завязался в привычной для них манере: они разговаривали с ним с улыбкой и отчасти как с ребёнком. Проговорили минут пятнадцать, Иван как будто чего-то ждал или собирался куда-то идти. К радости Ивана, в этот момент подошла секретарь отдела со словами: «Так, Лукин, — через пять минут начальник просил зайти» — и убежала. С загадочной улыбкой торжества Ванечка произнёс:

— Милые дамы, я извиняюсь, но не по своей воле вынужден прервать беседу. Если бы не Юрий Сергеевич, я бы ещё долгие минуты наслаждался вашим обществом.

Затем он встал, поклонился и ушёл. Ленка выронила карандаш и застыла. Надежда зажала рот руками и широко открытыми глазами смотрела на Лену, которая опомнилась первой и спросила: «Что это было? Ты что-нибудь понимаешь?» Потом обе стали хохотать. Когда Иван вернулся, они в нетерпении