Розы на снегу - Вячеслав Новичков

полкамина камней набрал, но тут вернулся отец из длительной командировки и побросал их с балкона. Когда он накачал ноги или ему надоело их качать, он стал качать руки. Купил две гантели по 2 кг каждая и занимался с неделю, а потом бросил, так они и валялись в углу до лета. С ними произошла удивительная история. Летом мы поехали в стройотряд. Перед отъездом к нему зашёл Шурик и, увидав пыльные гантели, с издёвкой поинтересовался, не берёт ли он их с собой? Андрюша пошёл готовить чай, а тем временем Шурик запихал их почти на дно уже собранного рюкзака. Андрюше сам по себе рюкзак, а тем более с гантелями, доставил немало мучений в дороге. Когда мы прибыли на место и стали распаковывать вещи, Андрюша с удивлением извлёк со дна гантели, а Шурик при этом не смог сдержать смех. Мы, наблюдавшие немую сцену, ничего не понимали, а Шурик сразу сообразил, что пора делать ноги. Но Андрюша, конечно, не смог его догнать, тем более с гантелями, и побросал их в крапиву. А Шурик решил: «Ну, Андрюша, погоди!» Он их, загодя, нашёл в крапиве и глубокой ночью перед отъездом снова положил в рюкзак. Дальше самое интересное. Мы приехали в конце августа, а 1 сентября уже отправлялись на месяц на картошку. Когда Андрюша притащил домой рюкзак и бросил его в коридоре, он сказал маме: «Собери мне назавтра рюкзак, ненужное выброси, а сапоги обязательно положи». Когда он уснул, мама стала собирать рюкзак и рассуждала очень логично: «Андрюша весной купил гантели, занимался, даже возил их с собой в стройотряд, значит — они ему нужны». И положила их в сапоги. Когда уже в колхозе стали собираться на картофельное поле, то сапоги оказались на удивление тяжёлыми и к тому же туда не лезли ноги. Каково же было изумление Андрюши, когда он извлёк спортивный снаряд из сапога. Он ничего не понимал, а Шурик был удивлён не меньше его. Когда мы, опираясь на нашу математическую логику, сложили полностью картину, мы смеялись ещё два дня, а особо восторгались логикой мамы. Гантели Андрюша утопил, а мы не стали их доставать из реки.

Девушки, взведённые рассказами, смеялись уже почти над каждой очередной фразой, предвкушая неожиданный поворот сюжета, а Иван как будто расправил крылья и свободно парил в своей стихии. Куда-то исчезли его обычная сдержанность и скованность. Обе девушки желали ещё.

— Да, был ещё один фрукт. Он, правда, с нами не учился, но мы с ним познакомились в стройотряде после третьего курса. По заданию мы должны были построить коровник в колхозе и отремонтировать там же какую-то хозяйственную постройку, ангар, что ли. Тамошний председатель колхоза стал нас упрашивать, чтобы мы взяли в бригаду очень хорошего парнишку — я уже не помню: то ли племянника его, то ли сироту какую. Деться некуда, мы согласились. Он действительно хороший, но ничего не умел. Если ему скажешь, куда вбить гвоздь, он вобьёт, но надо показать пальцем место. Ему было лет 18, он был здоровый и на подсобных работах был хорош, но его надо было постоянно контролировать. Нас утомляла необходимость его пасти, и однажды мы решили дать ему простую, незатейливую работу. У постройки, которую мы ремонтировали, с торца была лестница, которая вела на чердак. Её надо было покрасить. Работа, как нам казалось, простейшая, и гвозди вбивать не надо. Лестница, ступенек в двадцать, кончалась горизонтальной площадкой. С площадки можно было попасть через дверь на чердак, но дверь была без ручки и забита гвоздями, так как туда никто не ходил. Вот лестницу и дверь надо было покрасить. Место с торца было глухое и заросшее. Серёже дали ведёрко масляной краски, кисточку, подвели его, рассказали про забитую дверь и ушли. Это было часов в 9 утра, и работы ему там было, по нашей оценке, на два часа с перекурами. Только в час, ближе к обеду, мы вспомнили — а где Серёжа? И пошли проверить, что там у него. Пейзаж, который мы увидели, был великолепен. Серёжа с ведром стоял наверху и растерянно озирался по сторонам, лестница была полностью покрашена, а дверь — наполовину. Он только на середине двери заподозрил неладное. Жаль, что мы не видели, в какой позе он красил лестницу снизу-вверх. Надо было что-то делать, а мы не могли остановить хохот. Хорошо, что Серёжа был добродушным малым и не обижался. Мы стали действовать простыми командами: докрась дверь, крась пол, спускайся задом вниз и закрашивай следы. Самое сложное было с лестницей — она была сырая, и мы еле сдерживались, представляя себе, что будет, если он навернётся на середине вместе с ведром краски. Весь обед мы руководили процессом, но главное было потом. Нам было страшно интересно — зачем он стал красить снизу-вверх? Мы, студенты мехмата, просто хотели понять и насладиться его логикой. Он долго не говорил, но, наконец, всё же сознался: «Стану я красить сверху, тут будет каждый дурак ходить мимо и мешать мне, а так я закрасил внизу и всё — хода нет, ждите». После этого убийственного мозгового выверта мы вовсе впали в гомерический хохот. Когда нам полегчало, мы задали последний вопрос: «Серёжа, скажи, пожалуйста, куда эти «дураки», пробравшись к тебе через бурьян, могли ходить, если дверь наверху заколочена гвоздями?» Однако на этот вопрос мы не дождались ответа.

Иван замолчал, но Надежда сказала:

— Хотим продолжения концерта.

— Да, кажется, больше интересных персонажей у нас и не было.

— Зато один Митя чего стоит! Его перл про классиков — шедевр… Впрочем, у меня тоже есть непридуманный шедевр, от маминой знакомой достался.

— Ну, расскажи.

— Мамина знакомая, забыла её имя, работала в детском доме. Не помню, как и с чего начался разговор, но она, рассказывая о меню, сболтнула нам, что с вечера осталась вермишель, а они не знали, что с ней делать. Вот не догадаетесь, какое замечательное блюдо они придумали.

— Ну, мы кулинарный техникум не заканчивали, давай колись.

— Пирожки с вермишелью.

Все трое смеялись долго, с перерывами — не столько от последней фразы, сколько от всего услышанного за вечер. Наконец успокоились, но Надежда снова вернулась к Мите:

— Не может быть, чтобы Митя, такая яркая личность, ещё чего-нибудь не совершил за пять лет. Давай вспоминай.

Иван в очередной раз удивился проницательности Нади и сказал: «Да, действительно, были случаи, особенно один, который мы до сих пор вспоминаем, как соберёмся, но он не для женских ушей».

Как