Рарагю - Пьер Лоти

— Лоти, — спросила Рарагю, — как высоко надо подняться, чтобы увидеть твою страну?

XXI

Само собою разумеется, Рарагю струсила, как только настала ночь. Тишина ночи была всеохватной. Прибоя не было слышно, океан был далеко внизу. Воздух был так неподвижен, что не было слышно ни треска сучка, ни шелеста листьев. Только в этих местах, где даже птицы не живут, возможна такая тишина. Мы еще продолжали видеть силуэты деревьев и папоротников, как будто были внизу, в знакомом лесу; но временами, при слабом мерцании звезд замечали синеватую глубину океана. Мы были подавлены одиночеством и беспредельностью.

Таити принадлежит к тем редким странам, в которых можно безбоязненно засыпать в лесу, в сухих листьях и папоротниках, с парео вместо одеяла. Мы так и сделали, предварительно выбрав открытое место, где можно было не бояться Тупапагу, хотя эти ночные бродяги посещают преимущественно населенные места и не забираются так высоко в горы. Я долго созерцал небо, звезды — мириады звезд, невидимых в Европе, медленно обращающихся вокруг Южного Креста.

Рарагю тоже восхищенно любовалась небом, не произнося ни слова, а только улыбаясь. Туманные созвездия Южного полушария светились фосфорическим светом, разделенные черным пространством без единой блестящей пылинки, которое символизировало собою бесконечность.

Вдруг с океана на нас стала медленно наползать страшная чернота; она была необычной формы и напоминала тучу. Нас мгновенно окружила такая непроницаемая тьма, что мы не видели друг друга. Пронесся шквал, осыпая нас сучьями и листьями, и проливной дождь тут же обдал нас ледяной водой. Мы ощупью нашли большой пень и устроились около него, крепко прижавшись друг к другу и дрожа от холода, а Рарагю еще и от страха.

День разогнал облака и страхи, ужасный ливень прекратился. Смеясь, мы высушили на солнце одежду, позавтракали и стали спускаться.

XXII

Вечером, измученные и голодные, мы достигли подошвы Фатауа без всяких приключений. Там мы встретили двух молодых людей, возвращавшихся из леса. Они были в парео, обернутых вокруг пояса, и венках из роз, как и Рарагю. На плечах они несли на длинных палках свою добычу — плоды хлебного дерева и дикие бананы. Для отдыха мы вместе расположились в чудесной лощине под пахучими лимонными деревьями. Скоро был добыт огонь, они развели костер и испекли в траве плоды, которыми, по обычаю, поделились с нами. Рарагю вынесла из этой прогулки столько же удивительных впечатлений, как из далекого путешествия; ее детский ум обогатился новыми познаниями об устройстве и беспредельности мира, и о судьбах человеческих племен.

XXIII

В Папеэте две модницы — Рарагю и ее подруга Теураги — задавали тон в цветных тканях, прическах и украшениях из цветов. Обыкновенно они ходили босиком и скромная роскошь их туалета состояла из венка живых роз. Но очаровательные и свежие лица, красота и античная грация стана позволяли им и при помощи таких скромных средств казаться нарядными и пленять сердца.

Они часто катались по морю в пироге, которой сами правили, и нарочно проплывали мимо «Rendeer». Их легкое парусное судно, гонимое пассатом, мчалось с удивительной быстротой. Стоя в пироге с развевающимися волосами, они наклонялись в нужную сторону, сохраняя равновесие лодки, которая быстро несла их, оставляя пенный след.

XXIV

Прекрасный Таити. Королева Полинезии.

Европейский город посреди океана.

Жемчуг и бриллиант пятой части света.

Действие происходило у королевы Помаре в ноябре 1872 года. Придворные, привыкшие запросто гулять босиком или лежать на свежей траве и циновках из пандануса, в этот вечер оделись по-праздничному. Я сидел за фортепиано, и партитура «Африканки» была раскрыта. Фортепиано привезли только утром, это был очень дорогой инструмент с мягким звуком — при дворе Помаре впервые должна была прозвучать музыка Мейербера.

Рядом со мной стоял мой товарищ Рандль, который позднее променял звание моряка на звание первого тенора Америки и пользовался некоторое время известностью под именем Рандетти, но потом стал пить и умер в нищете. Тогда голос его звучал прекрасно, я редко слышал голоса приятнее и звучнее, так что мы вдвоем в тот вечер очаровали всех слушателей страны, где даже дикари превосходно понимают музыку.

В глубине зала на троне, обитом красной парчой, сидела старая королева под своим собственным портретом, который был сделан тридцать лет тому назад талантливым живописцем и изображал ее красивой и мечтательной. У нее на руках сидела ее умирающая внучка Помаре V, глядя на меня черными лихорадочными глазами. Неуклюжая фигура старухи занимала всю ширину сиденья; одета она была в малиновую бархатную тунику, а обута в атласные ботинки. Около трона был поставлен поднос с папиросами из пандануса. Рядом с королевой стоял переводчик в черном платье — она хоть и знала французский, как парижанка, но никогда не соглашалась произнести ни одного слова на этом языке.

Адмирал, губернатор и консулы сидели около королевы, на суровом и смуглом лице которой, несмотря на морщины, было величие, но и бесконечная грусть. Она грустила о том, что смерть уносила одного за другим ее детей, пораженных одним и тем же неизлечимым недугом, о том, что ее королевство распадается под влиянием цивилизации, что прекрасная страна превращается в место разврата. В отворенных окнах, выходящих в сад, виднелось множество головок, убранных цветами; там собрались придворные служанки: Фаимана с прической наяды, Териа, Роуреа, Тапу, Эрере, Таиреа, Тиагуи и Рарагю. Часть зала была совершенно открытой — сквозь колоннаду из крепкого дерева, заменявшую стену, видна была деревня; около этой колоннады на скамейках сидели придворные дамы, жены начальников и принцессы. Четыре золоченых факела в стиле помпадур, удивленные, вероятно, своим присутствием в этом месте, освещали изящные наряды присутствующих.

Маленькие ножки таитянок в этот вечер были обуты в изящные атласные ботинки. Первой сидела блестящая Аринооре в атласной тунике вишневого цвета, в венке из пейя (peia) — та самая Аринооре, которая отказала сперва лейтенанту французского корабля, заставив его разориться на свадебную корзинку, а потом и королю Сандвичевых островов, Камегамаге V. Рядом с ней Паюра, ее лучшая подруга, с внешностью дикарки — смесь красоты и безобразия, явно, способная питаться сырой рыбой и человеческим мясом. Эта девушка, живущая на далеком острове, среди лесов, была образованна, как английская мисс, и танцевала вальс, как испанка.

Титаиа, когда-то очаровавшая английского принца Альфреда и единственная таитянка, сохранившая красоту в зрелом возрасте, сияла жемчугами и массой роскошных цветов. Две ее дочери, только что окончившие английский пансион, были так же хороши, как и мать. Из уважения к королеве они прикрыли свои европейские бальные платья прозрачными тапа.

Принцесса Ариитеа, невестка Помаре, с нежным и мечтательным лицом, осталась верна украшению из бенгальских роз в распущенных волосах.

Королева Бора-Бора, другая старая туземка, была в бархатном платье.

Королева Мое (Мое — сон, тайна) была мистически красива, с полуприкрытыми глазами, обращенными внутрь, как на старинных портретах.

За этими живописными фигурами виднелись в прозрачном сумраке вершины гор, вырисовывались силуэты банановых пальм с громадными листьями и гроздями плодов, похожих на гирлянды из черных цветов. А над ними синело небо и сиял Южный Крест. Нет в мире ничего прекраснее картины тропической ночи.

Аромат гортензий и апельсиновых деревьев сильнее ощущался к вечеру. Тишина, нарушаемая только треском насекомых в траве, располагала внимать волшебной музыке.

Мы выбрали отрывок, в котором Васко прогуливается по только что открытому острову и восхищается его природой; отрывок, в котором композитор изобразил великолепие дальних зеленых и солнечных стран. И Рандль, обведя публику глазами, начал чудным голосом:

Pays merveilleu…Jardins fortunes……………………O, paradis, sorti de l’onde…

В эту ночь тень Мейербера должна была дрожать от восторга, слыша, как исполняется его произведение на другом конце света.

XXV

В конце года, по случаю освящения храма в Афарагиту на Моореа, готовился большой праздник. Королева Помаре объявила «беловолосому адмиралу» о своем намерении отправиться туда со всей свитой и пригласила его на церемонию и на пир. Адмирал предоставил свой фрегат в распоряжение королевы, и они условились, что на «Rendeer» поплывет весь ее двор. Свита Помаре была многочисленной, шумной и живописной, благодаря присутствию двух- или трехсот молодых женщин, определенно разорившихся на покупку платьев и цветов.