Деловые письма. Великий русский физик о насущном - Пётр Леонидович Капица

Кембридж, 30 июля 1922 г.

Дорогая Мамочка!

Давно тебе не писал – около двух недель, но дело в том, что в это время, кроме обычной работы в лаборатории, было много других дел. Во-первых, я переезжал на новое место жительства, это ты можешь усмотреть из нового адреса. Во-вторых, приехал в Лондон Абрам Федорович, и мне пришлось два раза ездить в Лондон его повидать. Потом он приезжал в Кембридж осматривать лабораторию. Резерфорд его любезно принял, пригласил обедать в колледж.

Я тоже обедал с ними. После обеда играли в шары. Я, Резерфорд и Фаулер[31] – в одной партии, Тейлор[32], Астон[33] и Абрам Федорович – в другой. Мы выиграли. Эмиль Янович тоже сейчас в Кембридже и работает в лаборатории.

Что касается моего дальнейшего пребывания, то оно необходимо, ибо сейчас как раз дело принимает очень широкий размах. Я достиг довольно больших успехов в новой работе, и результаты будут, должно быть, очень интересны.

Судя по тому, что мне рассказывал Абрам Федорович о делах в Рентгеновском институте, я заключаю, что там термометры только чуть-чуть выше точки замерзания, хотя Абрам Федорович и стремится все приукрасить. Он лично считает, что мне еще с годик надо поработать тут. Но с кредитами сейчас очень туго, и я не знаю, что у меня выйдет из всего этого. Это все создает нервную атмосферу для работы…

Кембридж, 17 августа 1922 г.

Дорогая Мама!

<…> Предварительные опыты моего нового эксперимента окончились полной удачей. Крокодил, мне передавали, только и мог говорить что о них. Мне дано большое помещение, кроме той комнаты, в которой я работаю, и для эксперимента полного масштаба [я] получил разрешение на затраты довольно крупной суммы. Но все же на душе подчас очень беспокойно, волнуюсь за вас, дорогие мои, и вообще чувствую, что все это непрочно. Но я думаю, у меня сейчас большие перспективы… Мне, кажется, действительно удалось набрести на интересную и нетронутую область, и навряд ли часто это случается в жизни. На зиму я не вернусь, по всей вероятности, но у меня есть план съездить и повидать вас всех на рождество или, в худшем случае, на пасху. Это очень трудно, но все же, может быть, будет не невозможно.

Абрам Федорович покинул Англию. Мы расстались друзьями и лучше, чем я надеялся. Хотя, конечно, очень трудно сказать, что у него происходит в глубине души. Мне было бы очень интересно знать, что он думает о моих работах тут.

Франция, 2 сентября 1922 г.

Дорогая Мама!

Сейчас я во Франции. Я покинул Кембридж неделю тому назад. Я получил приглашение на поездку на яхте с моим хорошим знакомым, который только что вернулся из поездки в Скандинавию и Финляндию <…> У него прекрасная двухмачтовая яхта, и мы превосходно проплавали два дня в море, откуда я отправился в Париж, где пробыл два дня. Теперь я на юге Франции и здесь думаю отдохнуть пару недель. Это мне очень не мешает. Я соскучился по солнцу в Англии, и тут его больше чем достаточно.

Закончились мои дела в Кембридже хорошо. Но сейчас у меня момент весьма критический, так как кредиты мои кончились, но, по-видимому, это не так страшно. Дело в том, что мои опыты принимают очень широкий размах, и лаборатория и Крокодил, по-видимому, достаточно заинтересованы, чтобы посодействовать мне.

Ницца, 14 сентября 1922 г.

Только для тебя.

Я прервал письмо, так как не писалось все эти 12 дней, и [ты], дорогая моя, наверное, получишь это письмо после двухнедельного периода моего неписания.

Мне сегодня очень хочется поболтать с тобой по душам. Но только с тобой. Ты знаешь, я редко пишу все, что у меня происходит, до конца. Так, мамочка родная, ты одна понимаешь мою натуру мятежную, не находящую покоя. А давно пора было бы [не] метаться по белу свету, мне ведь под 30.

Вчера получил письмо от Резерфорда. Он пишет, что моя материальная сторона почти устроена. По-видимому, средства будут даны Royal Institution-oм[34], хотя подробности не знаю.

Последний разговор с Резерфордом останется мне памятным на всю жизнь. Сказав целый ряд комплиментов мне, он сказал: «Я был бы очень рад, если имел бы возможность создать для вас у себя специальную лабораторию, чтобы вы могли работать в ней со своими учениками». (У меня сейчас работают два англичанина.) По тому, как он широко отпускает мне средства, и по тому вниманию, которое он мне оказывает, это, возможно, не фраза. Он уже сейчас отдал для меня две комнаты, одна из них имеет площадь, равную половине квартиры на Каменноостровском, и занимает почти все чердачное помещение.

Что, действительно я способный человек? Мне жутко и страшно. Справлюсь ли я? Может быть, это просто повезло? Оно, конечно, повезло. Столького я никогда в жизни не ожидал. Ведь я еще совсем неопытный и молодой, необузданный мальчик. Мне недавно еще кто-то дал 18 лет. Уже говорят о моем выступлении в Королевском обществе. Перспективы широкие передо мной, но жутко.

Ведь столько зависит от счастья и удачи. Мамочка, пожалей меня!

Ты знаешь, я почти плачу сейчас. Отчего – не знаю. Знаю одно: что все, все отдал бы, только вернись Нимка и Надя ко мне.

У меня теперь достаточно денег, я путешествую в первом классе, сижу в Ницце в отеле, у меня номер на море, все удобства, ванна и пр. Смотрю в окно – пальмы, бесконечная синь Средиземного моря. Все есть у меня, а я так одинок, как вот тот корабль в море. Он знает, когда причалит к берегу, я же не причалю еще долго. Много мне придется бороться с бурей и непогодой.

Что в жизни счастье, где оно? Я теряю его. Мне казалось, что если я осуществлю свои научные замыслы, я буду счастлив. Но вот я достиг большего, чем желал. Для чего, для кого нужно это осуществлять – эти магнитные поля большой мощности? Это может открыть новую область в физике. Может быть. Но зачем это? Только прибавится число завистливых глаз, которых немало уже устремилось на меня.

Может быть, мне необходима личная жизнь? Не знаю. Но всякая личная жизнь берет много сил, а они мне нужны сейчас для работы так, как никогда не были нужны. К тому же к чему это все?..

Внешне я по-прежнему спокоен, хочу работать, выгляжу хорошо.