Добрый волшебник и Живо-цвет - Лион Кямью

– Такое бывает в особых местах или в особые времена. Волшебная сила преображается, снимая пелену таинственности и становясь явной как ясный день. Явление редкое и предсказать где оно есть или когда произойдет очень трудно.

Старик довольно хохотнул, при этом неутомимо продолжая пробираться сквозь дебри. Ученик был трудолюбив и покладист – учителя это радовало.

– Правильно мой мальчик. А еще существуют в нашем мире такие места, где волшебство преобладает над обыденным миром постоянно. Духи и волшебные явления в таких местах воплощаются абсолютно и в полной мере. Можно увидеть, как чудеса слиты с обыденностью воедино. Они конечно же неразрывно связаны между собой везде и всегда, но только в особых чудесных местах, они могут предстать не одаренному взгляду.

– В таких чудесных местах любой смог бы увидеть волшебство даже не будучи волшебником. Эх… Но если бы я был волшебником…

Мальчик следовал за учителем по проложенному им пути, не отставая ни на шаг. Иногда ему приходилось уклоняться или отбиваться от согнутых старичком веток, норовящих хлестануть его по лбу.

– Будь ты волшебником то да. Смог бы увидеть волшебную силу, ежели бы того захотел. И пыльца Живо-цвета, и цветы Луминарии, и Эт’эсские каменья кои способны явить взору любое волшебство, для этого бы не требовалась… Но сейчас не про то. Видишь ли, волшебство обличить способны не только чудесные явления, но и живые существа, как уфурэ например. Без этих малюток и не было бы у Живо-цвета никакой пыльцы, и даже сами по себе эти проказники являться людям умеют. Если того захотят… Существами волшебство обличающими могут быть животные или жучки и ящерицы… И птицы конечно же. Живые существа, и даже очень многие, порою бывает обладают даром чувствовать волшебную силу, на такое часто способны кошки и очень редко собаки, а так же например совы и вороны, а иногда и драконы. Иные чудо-звери без волшебной силы не живут и обойтись без нее никак не могут.

– Вы говорите о сказочных животных, что подобно волшебникам способны повелевать волшебством?

– Верно! Скоро мы увидим одно из них. И она уже близко – старичок замер, а мальчик чуть не врезался в его спину – Тихо! Прислушайся.

Над лесом правил шелест листьев. Неподалеку иногда похрустывали сухие веточки, задетые мелкими зверьками. Непоседливые белки шумели среди крон деревьев, сражаясь друг с дружкой за столь редкие в эту пору желуди или орехи. Птиц, на удивление, не слыхать. Лишь где-то вдалеке раздавалось едва слышное женское пение.

– Кто-то поет.

– Да, ее то мы и разыскиваем. Нужно идти на пение. Тебе оно кажется очень далеким, но мы уже близко.

Старичок и мальчик продолжили путь. Теперь уже они шли не так быстро и суетливо, а аккуратно и стараясь не шуметь. Прислушиваясь к дивному женскому голосу, становящемуся все громче, они приближались к заветной диковинке. Старичок, а вслед за ним и мальчик обошли полукругом крупное дерево, аккуратно перешагивая через огромные корни, далеко растянувшиеся от его могучего ствола. Без труда миновали небольшой ручеек, и протиснувшись сквозь густо заросшие кусты орешника, наконец смогли увидеть искомое. На широко раскинувшейся яблоневой ветви восседала чудо-птица.

Пестрой трехцветной раскраски было ее пышное оперение. Широкие крылья в локтях были окрашены красными и синими цветами, а маховые перышки – белоснежны. Хвост был не очень широк, но зато очень длин и изящен. Головка чудо-птицы была и вовсе не птичьей. Ни клюва, ни зорких глазок не было, но было лицо и лицо прекрасное, девичье, покрытое легким беленьким оперение. Глаза блестящие и длинные ресницы пленяли очаровательным взглядом. Тоненький прямой нос и красивые чувственные губы наделяли чудо-птицу потрясающим шармом. И окончательно дополняло ее девичий образ яркое головное оперение напоминавшее диадему принцессы.

Дева-птица пела и запевала без слов, выводя одним лишь голосом чудесную, чарующую мелодию. Она была увлечена и наслаждалась своим голосом. Непрошеные зрители не побеспокоили ее и не испугали. Мимолетный взгляд – единственное чего они удостоились. Кто Она! И кто они, чтобы обращать на них внимание? Слушать можно, но поет она только для себя.

– Ваааау! Кто это? Что за птица такая? И дева! И птица!

– Алконост – вот как эта птица зовется. Волшебная птица с девичьим ликом. Песнь ее чарует, как и говорилось в легендах. Я, как и ты, впервые вижу ее. Повезло нам, что алконоста встретили, могло ведь оказаться что здесь Сирин напевает, родственница ее ближняя. Эти птицы похожи, но отличить их очень просто. Алконост птица яркая и радостная, смотри, вон как улыбается. А сирин мрачная и грустная, и песни ее могут людей с ума свести. Запомни мой мальчик, если когда-нибудь Сирин встретишь – шуми, да посильнее. Эта гадость громкий грохот не любит.

– Хорошо, буду знать. Дедушка, а почему алконост поет?

– Почем знать? Нравится ей петь. Вон вокруг птицы кружат и на ветвях вон сидят, но не звука. Мешать ей не смеют. Ах! Смотри! Да там же гнездо ее, точно и птенцы скоро вылупятся. Зима то миновала. Как легенды повествуют – Алконост несет яйца в морскую глубь посреди зимы. Семь дней они там покоятся, а затем всплывают. В эти дни море спокойно, преспокойно. Всплывшие яйца Алконост подбирает и высиживает на берегу моря… Ой, далековато же она от берега устроилась. Может леса Алконостам нынче больше нравятся? Или в легенды закралась ошибка? Остахан, запиши-ка это на пергамент, возможно однажды кто-нибудь разгадает эту загадку.

– Понял дедушка. Когда в хату воротимся, обязательно запишу.

– Жалко, что фиюн ранний нынче и плодов на яблоне нету. Слыхал я, что ежели птица крылом своим их коснется, плоды те целебными станут. Эх, значит не судьба… Пойдем ка мой мальчик обратно. Алконост конечно не Сирин, но если на долго заслушаемся этого пения, то в беспамятстве блаженном пропадем.

И отправились они в обратный путь. Занятная же у них вышла прогулка. Глубоко в чащу угодили, и не близко совсем им ходить пришлось. От того и бродили долго, что туда, что обратно. Когда вышли к тропинке вечереть уже стало, а значит юноше пора домой возвращаться. Так уж заведено. На той же тропинке они распрощались, и каждый пошел своею дорогой – мальчонка в крепость, старичок в хату.

На подступе к горе, что домом ему служила, старика охватила тревога – чувство беду упреждающее. Тогда решил он сменить тропу, и взбираться стал на соседнюю горочку. А тревога все нарастала. И вот свернул с тропы старичок, идя на шумы нехорошие. То были стук топоров и крик мужиков, работою трудной занятых. И вдруг – Бабах! Страшный грохот раздался. Старик