На острие - Майкл Ридпат

– Прости меня, mon ange,[4] – произнес Мартель.

– Ты должен что-то предпринять. В конце концов, есть же таблетки…

– Все будет в порядке.

– Это продолжается уже шесть месяцев, и все из-за твоей треклятой гордости. Здесь нечего стыдиться. Пусть ты и не являешься великим французским любовником.

– Эй, послушай, разве я раньше не заставлял тебя визжать от страсти? – возмутился глубоко уязвленный Мартель.

– Весьма трудно заиметь ребенка без секса, – продолжала Черил. – В Висконсине нас многому научили, но этому обучить не могли.

– Терпение.

– Само по себе это не пройдет, – заметила она, втискиваясь в джинсы. – Ты должен что-то сделать, чтобы у тебя стало получаться.

Натянув футболку, она вышла из гостиной и, хлопнув дверью, направилась в студию. Мартель лежал голышом на ковре, а смятое белье находилось в нескольких сантиметрах от его носа. Комок в желудке снова дал о себе знать.

6

Кальдер выбрался из возникшей в Хэмпстеде пробки, и его «мазератти» прополз по Хит-стрит. От его дома около здания парламента до дома сестры в Хайгейт расстояние было небольшим, но, чтобы добраться туда, пришлось целых двадцать минут продираться через автомобильные пробки воскресного утра.

Четырехлитровый двигатель «мазератти» мягко, но нетерпеливо рычал. Это была модель начала девяностых, известная ходовыми качествами, а вовсе не экстерьером – на это Кальдеру было ровным счетом плевать. Он по-прежнему помнил то ощущение скорости и мощи, которые ему довелось испытывать, сидя за штурвалом реактивного истребителя. И, время от времени позволяя себе разогнать автомобиль на свободной дороге на всю мощь, он снова испытывал почти такое же чувство. Больше всего он любил на высокой скорости проходить повороты, поскольку это требовало от него особого мастерства. Даже тащась по улице с черепашьей скоростью, он знал, что под капотом его машины таится мощь, способная придать ей такую скорость, что все другие покажутся стоящими на месте.

Но сейчас машина пребывала в безнадежном состоянии. Двигатель, по счастью, пока еще запускался без всяких проблем, но Кальдер не осмеливался опускать стекла, опасаясь, что никогда не сможет их снова поднять. Одним словом, требовался очередной визит на станцию техобслуживания в Хартфордшире.

Неделя выдалась скверной, и дело было вовсе не в состоянии рынков. Кальдер решил оставаться в стороне от сделок с итальянскими облигациями, так как не понимал, что происходит. Его тревожило то, как Линда Стаббс начала расследование.

Из беседы с ней Кальдер понял, какую тактику защиты выбрал Карр-Джонс. Кальдер рассказал Линде о том, что произошло в баре, однако та попросила абсолютно точно воспроизвести слова Джастина.

– «Значит, ты спишь с ним?» – произнес Кальдер.

Линда тщательно записала его слова и, показав Кальдеру запись, спросила:

– Ты уверен, что он сказал именно так?

– Да, – ответил он.

– Хм-м… – Линда изучила свои записи и продолжила: – Дело в том, что это расходится с тем, что сказали мне Джен и Джастин.

– Неужели?

– По словам Джен, Джастин произнес: «Значит, ты спишь с ним?»

– Ну да, – пожал плечами Кальдер. – Спишь… трахаешься… Разве это не одно и то же?

– Возможно, – нахмурилась Линда. – Однако это говорит о том, что ваши воспоминания несколько отличаются.

– Брось, Линда! А что, по словам Джастина, сказал он?

– «Вы что, спите вместе?» – ответила Линда, сверившись с записями.

– Ну и в чем же ты видишь разницу?

– Он говорит, что сказал это тебе, желая подшутить над тобой. Джастин утверждает, что если он и мог кого-то обидеть, то тебя. Да и его слова были лишь шуткой.

– Нет, не так, – возразил Кальдер. – Джастин совершенно определенно обращался к Джен. Это ее он обвинял. И это было вовсе не шуткой, а оскорблением.

– Понимаю, – отозвалась Линда, тщательно фиксируя его слова.

Однако Кальдер уже знал, куда идет дело. Все расследование сведется к обсуждению заявления Джен и Кальдера о том, что Карр-Джонс оскорбил не его, Кальдера, а Джен. Он подозревал, что своим следующим шагом Джастин попытается дискредитировать его как свидетеля. Расследование превращалось в одну из тех политических схваток, которые так ненавидел Кальдер и мастером которых был Карр-Джонс.

Кальдер и Джен теперь крайне редко разговаривали друг с другом. Как и предложила Линда, девушка, пока велось расследование, очень мало времени проводила на работе. Она появлялась, чтобы встретиться с представителями отдела по работе с персоналом, но ни в каких торгах не участвовала и в отдел не заходила. Джен казалась Кальдеру какой-то отстраненной и злой. Он несколько раз попытался с ней поговорить, но получал отпор. Создавалось впечатление, что она старается всех и все в «Блумфилд-Вайс» – включая и его – держать на расстоянии. Его огорчало, что Джен ставит его на одну доску со всеми остальными, но отчасти, хотя и очень неохотно, он ее понимал.

Наконец «мазератти», то и дело замирая в чадящем уличном потоке, доставил его к дому сестры. Это было большое отдельно стоящее строение в ряду выстроившихся вдоль дороги однотипных зданий. Энн и ее муж Уильям обитали в этом доме лишь шесть месяцев. Дом был куплен на довольно существенные доходы, которые муж сестры получал в венчурной фирме как ее совладелец. Энн не работала. Она была многообещающим барристером, но после появления второго ребенка ей пришлось отказаться от судебных баталий.

Кальдер запарковался на улице. На подъездной аллее к дому стояли три машины: боевой джип сестры, «ягуар» ее мужа и старенький красный «вольво». При виде этой машины у Кальдера упало сердце.

Он нажал на кнопку звонка, держа в свободной руке купленный по дороге букет ирисов. Энн открыла дверь, и Алекс вошел в зону боевых действий, переступив через пару кукол, разнообразное содержимое пластикового супермаркета и игрушечную железную дорогу.

– Какие красивые цветы, – сказала Энн, клюнув брата в щеку. – Пойдем в кухню.

Сестра выглядела такой же неухоженной, как и ее прихожая. Торчащие во все стороны волосы, джинсовая юбка и видавший виды застиранный свитер.

– Энн! Почему ты мне не сказала, что он будет здесь?

– Мне очень хотелось, чтобы ты пришел, – ответила она, извлекая из серванта вазу.

Кухня, наверняка обошедшаяся предыдущему владельцу в десятки тысяч фунтов, пока оставалась в довольно приличном состоянии. Семейство Варко только-только приступила к ее уничтожению. Через окно был виден расположенный в дальнем конце сада и обнесенный изгородью бассейн. В зябкой февральской сырости он казался совершенно неуместным, и находиться ему, как подумал Кальдер, следовало где-нибудь в Южном полушарии.

– Это нечестно. Я бы в любом случае приехал.

– Вот как? Когда я прошлый раз его пригласила, ты и носа не показал.

– Тогда все было по-другому. Мне пришлось срочно вылететь в Нью-Йорк.

– Какая важная фигура!

– О'кей, – вздохнул Кальдер. – Твоя взяла. Пошли.

Брат прошел следом за сестрой в гостиную, где сидел Уильям. Ему было всего тридцать пять, но он выглядел вполне зрелым лысеющим мужчиной средних лет. Уильям вел беседу с высоким человеком, с изрытым морщинами лицом и копной седых волос.

– Привет, Уильям, – поздоровался Кальдер. – Привет, отец.

– Привет Алекс.

– Выпьешь что-нибудь? – спросил Уильям.

Они с отцом Алекса потягивали светлый херес.

– Да. Пиво у тебя найдется?

Уильям удалился в кухню. В соседней комнате заныла крошка по имени Феба, и Энн устремилась к ней, оставив отца и сына наедине. Кальдер не видел отца более года и готов был на все, чтобы эта встреча не закончилась так, как предыдущая.

– Эта крошечная девица то и дело обводит Энн вокруг пальчика.

– Да. Она существо довольно требовательное, – согласился Алекс.

Фебе было четыре года, и она прикладывала максимум усилий, чтобы усложнить жизнь своей мамочке. Алексу девчушка казалось очень милой, но, с точки зрения родителей, она была настоящим чудовищем. Уильям изо всех стремился избегать с ней всяких контактов, а Энн выбивалась из сил.

– В конце концов они ее окончательно испортят.

– С того времени, когда мы были детьми, отец, многое изменилось, – ответил Алекс, воспользовавшись случаем заступиться за сестру.

– Это отвратительно. Ко мне на прием ежедневно приходят дети. Сразу можно сказать, кто из них получает правильное воспитание. Должен сказать, что это никак не связано с богатством родителей или их классовой принадлежностью. А если быть честным, то совсем наоборот.

Голос доктора гремел приграничным акцентом, и Алекс часто задавал себе вопрос, не усилился ли акцент после того, как отец уехал на Юг. Годы и расстояние существенно смягчили шотландское произношение Кальдера-младшего, так же как и говор Энн.