Грёзы Февра - Джордж Мартин

– Я стоял на штормовом мостике перед трубами и видел, как мы отчаливали. Там было довольно прохладно.

– При быстром движении судна возникает сильный ветер, – пояснил Марш. – Значения не имеет, какая жаркая стоит погода или как сильно горят топки. Наверху всегда приятно и прохладно. Иногда я испытываю жалость к тем, кто едет на основной палубе, но что, черт возьми, я могу поделать, если за такой проезд они платят жалкий доллар.

– Конечно, – согласился Джошуа.

В этот момент судно слегка дрогнуло.

– Что это было? – поинтересовался Йорк.

– По всей видимости, мы наскочили на большое бревно, – ответил Марш. – Правильно я говорю? – спросил он у рулевого.

– Да, зацепили краем, – ответил речник. – Не беспокойтесь, капитан. Повреждений нет.

Эбнер Марш кивнул и повернулся к Йорку.

– Что ж, может быть, пройдем вниз, в кают-компанию? Там должны собраться все пассажиры. Сегодня первая ночь на корабле, они .могут волноваться. Нам нужно увидеться с ними, успокоить всех, проследить за тем, чтобы все шло своим чередом.

– С радостью, – согласился Йорк. – Но для начала, Эбнер, не зайдешь ли ты на минуту ко мне? Хочу угостить тебя вином. Мы должны отпраздновать начало плавания, не так ли?

Марш пожал плечами.

– Выпить по стаканчику? Почему бы и нет? – Он отдал честь рулевому. – Доброй ночи, мистер Дейли. Я прикажу прислать вам кофе, выпьете, когда пожелаете.

Оставив рулевую рубку, Марш и Йорк направились к капитанской каюте. У двери они немного задержались, пока Йорк отпирал замок. Он настоял на том, чтобы его собственная и все остальные каюты первого класса были оснащены хорошими замками. Маршу это показалось довольно странным, однако он закрыл на это глаза. В конце концов, Йорк не привык к жизни на борту парохода, к тому же большинство остальных его просьб оказались довольно разумными, как, скажем, все это серебро и зеркала в главном салоне, превратившие его в такое восхитительное место.

Каюта Йорка в три раза превосходила пассажирские каюты первого класса по длине и вдвое по ширине. По пароходным стандартам она была просто огромной. Марш пришел туда впервые с тех пор, как в ней обосновался Йорк. Он с любопытством огляделся. Пара масляных ламп, подвешенных на противоположные стены, заливали каюту теплым уютным светом. Широкие окна с витражами были затемнены; их закрывали жалюзи и занавеси из тяжелого черного бархата, который в свете ламп казался мягким и богатым. В одном углу стоял высокий комод с тазиком для воды. На стене, висело оправленное в серебро зеркало. Кровать с пуховой периной была узкой, но вполне удобной. Тут же имелись два кожаных кресла и большой широкий письменный стол розового дерева со множеством ящичков, полочек и других укромных мест. Он одиноко стоял у одной из стен. Над ним висела добрая старая карта бассейна реки Миссисипи. Стол был завален фолиантами в кожаных переплетах и кипами газет – еще одна из особенностей Джошуа Йорка: он читал необычно много газет, собранных чуть ли не со всего света; у него были газеты из Англии, газеты на разных языках, в обязательном порядке он читал «Трибюн» мистера Грили и «Геральд» из Нью-Йорка, а также все газетные издания Сент-Луиса и Нового Орлеана и бесчисленное множество разнообразных еженедельников маленьких речных городков. Каждый день ему доставляли груды газет. Но его интересовали и книги; в каюте имелся высокий книжный шкаф, забитый до отказа. Книги громоздились и на ночном столике возле кровати. На стопке книг стояла полусгоревшая свеча.

Эбнер Марш не стал терять времени на рассматривание книг. Рядом с книжным шкафом расположилась деревянная стойка для запасов вина. Аккуратными рядами там лежало около двадцати-тридцати бутылок. Он прямиком направился к ним и вытащил одну наугад. Наклейки бутылка не имела. Содержащаяся в ней жидкость была темно-красного, почти черного цвета. Пробку запечатывал черный блестящий сургуч.

– У тебя есть нож? – спросил он Йорка, повернувшись к нему с бутылкой в руке.

– Не думаю, Эбнер, чтобы это виноградное вино пришлось тебе по вкусу, – заметил Йорк. На подносе он держал два серебряных бокала и хрустальный графин. – У меня имеется отличный шерри, почему бы нам его не попробовать?

Марш испытал замешательство. Шерри у Йорка всегда отличался превосходным качеством, и ему не хотелось бы упускать такую возможность, но, зная Джошуа, он заключил, что вино, находящееся в личных запасах, должно быть высшего качества. Кроме того, его разбирало любопытство. Он перебросил бутылку в другую руку. Находящаяся в ней жидкость медленно колыхнулась, напомнив по консистенции густой сладкий ликер.

– Ну а это что? – спросил Марш, нахмурясь.

– Напиток домашнего приготовления, – ответил Йорк. – Смесь вина, бренди и ликера, по вкусу не похожий ни на одно, ни на другое, ни на третье. Редкий напиток, Эбнер. Я и мои спутники просто в восторге от него, хотя большинству людей он не нравится. Я уверен, что ты предпочтешь шерри.

– Что ж, – сказал Марш, определяя бутылку на вес, – мне подходит все, что ты пьешь, Джошуа. Должен признаться, твой шерри всегда отменного качества. – Лицо его прояснилось. – Предположим, что мы никуда не торопимся, и меня мучит страшная жажда. Почему бы нам не отведать из обеих бутылок?

Джошуа Йорк рассмеялся. Его грудной смех был музыкален и полон радости.

– Эбнер, – произнес он, – ты единственный в своем роде и непревзойденный. Ты мне нравишься. Все же мое питье тебе придется не по вкусу. Но, если ты настаиваешь, мы откупорим и ее.

Они расположились в кожаных креслах, на разделяющий их низенький столик Джошуа поставил поднос. Марш протянул ему и вторую бутылку. Из недр своего девственно белого костюма Йорк извлек изящный маленький нож с рукояткой из слоновой кости и длинным серебряным лезвием. Срезав воск, он одним ловким ударом всадил острие ножа в пробку, с хлопком вытащил ее. Жидкость, напоминая красно-черный мед, медленной струей наполнила сначала один, потом второй серебряные бокалы. Она была непрозрачной и, казалось, содержала какую-то взвесь черного цвета. Чувствовалось, что напиток крепкий. Марш поднял бокал и принюхался. Алкоголь ударил в нос, и на глаза капитана навернулись слезы.

– Нужно произнести тост, – сказал Йорк, поднимая свой бокал.

– За деньги, которые мы заработаем, – шутливо произнес Марш.

– Нет, серьезно, – сказал Йорк.

Как показалось Маршу, в его больших, серых, демонических глазах отразилась глубокая печаль. Он надеялся, что Йорк не начнет декламировать очередные стихотворные строчки.

– Эбнер, – продолжал Йорк, – я знаю, что значат «Грёзы Февра» для тебя. Я хочу, чтобы ты знал: и для меня это судно тоже значит очень многое. Этот день для меня является началом грандиозной новой жизни. Ты да я, мы вместе сделали его тем, чем оно стало. Далее мы оба превратим корабль в легенду. Красота всегда восхищала меня, Эбнер, но впервые за всю свою долгую жизнь я создал ее сам, во всяком случае, содействовал ее созданию. Приятное чувство – создавать прекрасное, претворять его в жизнь. Особенно для меня. Я должен поблагодарить тебя за это. – Он поднял бокал. – Друг мой, давай выпьем за «Грёзы Февра» и за все, что наше судно воплощает собой, – красоту, свободу, надежду. За наш корабль, за лучший мир!