Литературная Газета 6425 ( № 31 2013) - Литературка Литературная Газета

П амять о лете,

А лость зари,

Л ьющийся ветер

И сизари,

Н ебо высокое,

Д алей алмаз,

Р одина, солнце,

О сени час[?]

М ногое – в нас!

Если прочесть первые буквы сверху вниз, получится «палиндром». И всё же не эксперимент, а прочная лирическая традиция делают книгу Канавщикова заметным явлением в поэзии.

БИОГРАФИИ

Андрей Ранчин. Борис и Глеб. – М.: Молодая гвардия, 2013. – 298 с. – (Серия «ЖЗЛ»). – 5000 экз.

Случилось так, что первые русские святые – это не первая русская княгиня-христианка Ольга и не князь, крестивший Русь, – Владимир. Первые русские святые – убитые собственным братом князья Борис и Глеб. Поступок Святополка, без сомнения, возведён к легенде о Каине, но что достоверного – хотя бы относительно достоверного – можем мы знать о тех давних трагических событиях? Книга Андрея Ранчина – «первый опыт биографического повествования о Борисе и Глебе», но также и попытка ответить на вопрос, почему именно они стали первыми русскими святыми. Разумеется, повествование такого рода не может не быть фрагментарным: оно обращается ко многим версиям, в него вплетаются рассказы (и даже художественные зарисовки) об отце убиенных князей – Владимире; его жене, их предполагаемой матери – византийской царевне Анне; и, конечно, о жестоком и несчаст­ном князе Святополке, которого на тысячу лет вперёд прозвали Окаянным.

ДНЕВНИКИ

Жирмунский В.М. Начальная пора: Дневники. Переписка. – М.: НЛО, 2013. – 400 с. – 1000 экз.

Прежде не публиковавшиеся дневники известного литературоведа Виктора Максимовича Жирмунского начинаются с лета 1903 года; их автору было тогда всего 12 лет, и он мечтал стать ботаником. Юный Виктор серьёзнейшим образом перечисляет все подробности семейного путешествия в Европу: станции, пейзажи, меню, музеи, памятники, обстановку гостиниц, покупки – и, конечно, растительный и животный мир. Ещё почти ничто не предвещает филолога – может, несколько лаконично записанных легенд, – но уже во всём чувствуется скрупулёзность будущего учёного. Проходит меньше двух лет – и Виктор начинает совсем другой дневник, где напишет: «…я литературу обожаю. Это моя любимая наука, наиболее интересующий меня предмет». Дневник 1905/1906 гг. посвящён пристальному – восхищённому и критическому – разбору произведений Лермонтова, Пушкина, Тургенева... Здесь отражены уже вполне взрослые споры о японской войне и революционных событиях, либеральные идеи причудливо сплетаются с патриотическими. Книгу дополняет переписка с друзьями-коллегами из Петербургского (Ленинградского) университета: профессорами В.В. Гиппиусом и А.А. Смирновым.

ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Жюль Сюпервьель. Вол и осёл при яслях. – М.: Никея, 2013. – 48 с. – 5000 экз.

Вол и осёл согревают своим дыханием ясли, в которых лежит Младенец. Думают каждый о своём. Мудрый и великодушный вол думает: я недостаточно хорош для этого, как бы мне стать лучше. Суетливый и немного тще­славный осёл думает: я получше вола, но всё ещё недостаточно хорош, надеюсь, Господь сделает меня лучше. Но милосердие Господне распространяется на обоих: для него просто нет преград. Все и вся в мире чувствуют рождение Младенца: радуются звери и насекомые, полевые травы и даже вода. Но чувствует его и царь Ирод – Младенцу угрожает опасность. Произведения французского поэта и писателя Жюля Сюпервьеля на русском языке издавались нечасто. Его высоко ценил Борхес, а сказки-притчи Сюпервьеля не раз сравнивали с андерсеновскими. Одна из них – светлая и немного печальная рождественская история – вышла сейчас в издательстве «Никея» с оригинальными, запоминающимися иллюстрациями Игоря Олейникова.

Теги: проза , поэзия , детская литература , дневники , биографии

Паломничество бывшего атеиста

Иван Евсеенко. Затаив дыхание[?] - Воронеж: Центр духовного возрождения Чернозёмного края, 2013. – 510 с. – 1000 экз.

Новая книга воронежского писателя Ивана Евсеенко издана накануне его 70-летия. Мы горячо поздравляем нашего давнего автора с юбилеем и желаем ему новых творческих свершений!

Хорошо изданная, на прекрасной бумаге, книга включает повести писателя, написанные им в последние годы. Это "Паломник", «Дмитриевская суббота», «Пётр и Февронья», «Нетленный солдат» и, собственно, «Затаив дыхание» - повесть, давшая названию книги.

Писатель пишет только о том, что больше всего трогает и беспокоит его сегодня, в нынешней России. С той огромной любовью к простым людям и болью за их судьбы во всё более враждебном мире. В этом смысле Иван Евсеенко остаётся верен себе и не отходит от традиций национальной русской литературы, приверженцем которой он себя считает. Но последние произведения писателя отличает особо проникновенная и сострадательная интонация. Вероятно, это вызвано трагической судьбой героев его повестей, которые он называет «скорбными». Немаловажно отметить и то, что от произведения к произведению растёт и мастерство писателя, умеющего заметить и передать самые тонкие, сокровенные движения человеческой души. Всё увереннее он вводит в свой писательский мир мотивы и темы, которые раньше не занимали в нём важного места. В частности, религиозную жизнь людей и самой страны, которая на глазах меняет своё мировоззрение и возвращается к христианским ценностям и православной духовности.

Трудно представить, например, чтобы ещё несколько лет назад могла появиться в литературе повесть, которая повествует о паломничестве ветерана Великой Отечественной войны в Киево-Печерскую лавру. Всё-таки ветераны ассоциируются с советским – атеистическим – прошлым. Но писатель разрушает этот стереотип, показывая нам человека, не то чтобы пришедшего к вере в уже новое время, а как бы и не отходившего от неё по большому счёту. Он словно напоминает нам, что поколение победителей, родившееся в начале 20-х, – это люди, как правило, крещёные, жившие в домах, из которых не выносили иконы, воспитанные православными родителями, для которых церковь была образом жизни, а вера – мироощущением. Атеизм большинства из них был вынужденным, привнесённым извне. Поэтому для героя «Паломника» старого солдата Николая Петровича явление ему во сне Николая Угодника с повелением идти в Киево-Печерскую лавру помолиться, не было каким-то фантастическим. Он сразу принял его за требование свыше и противиться не стал.

Паломничество в святые места ветерана войны позволяет автору показать широкую картину народной жизни сразу двух стран – России и Украины, за свободу которых пролил кровь и герой повести. К тому же всё, с чем сталкивается на своём полном лишений и скорби пути Николай Петрович, писатель описывает именно через призму восприятия старого солдата, не утратившего своей изначальной духовности и чистоты. Картина нынешнего русского мира, отражаясь в доброй и сострадающей душе ветерана, болью отзывается и в душе читателя.

Невозможно без сострадания читать о судьбе другого ветерана, - из повести «Дмитриевская суббота» - деда Вити. Впрочем, во время войны он был ещё мальчишкой. Но войну видел, помнит и от неё пострадал. Из всех его сверстников, которые во время боёв за деревню вместе с матерями прятались в погребе, куда немецкий солдат бросил гранату, остался он один. Мать накрыла его своим телом. Но ногу мальчик потерял, и с тех пор жил калекой.

Читатель знакомится с дедом Витей, когда он в день поминовения воинов по православному обычаю, в Дмитриевскую субботу, отправляется на могилу своей матери. И видит, как невдалеке сооружается немецкое мемориальное кладбище, - потомки тех немцев и их союзников, которые сложили голову на нашей земле, тоже хотят почтить их память. В общем-то, понятное желание, - многие из тех вражеских солдат тоже были жертвами фашизма, его изощрённой и циничной пропаганды.

Современная Европа открестилась и от фашизма, и от гитлеровского нацизма. Но для русского человека невыносимо видеть, что их захоронения пользуются большим вниманием и заботой европейских государств, чем свои. А ещё невыносимее то, что нынешние местные власти готовы пресмыкаться перед потомками оккупантов в надежде что-то поиметь для своего нищего района от этой вовремя подоспевшей иноземной памяти. И слёзы, и смех, и изумление перемешиваются в душе, когда читаешь о сумасшедшем поступке деда Вити, который, несмотря на протез, птицей взлетел в кабину бульдозера и повёл его на свежие «вражеские» могилы.