Живородящий - Илья Соколов

Ничего конкретного… С таким же успехом убийцей мог быть сам детектив, все из труппы поочерёдно или вообще никто. Расследование снова накренилось в сторону чёрной дыры непонимания истины. Надо будет ещё понаблюдать за этим «Психотеатром», надо… Кто-нибудь из них всё-таки способен оказаться серийным убийцей. Очень даже. Придётся окончательно закудрявить извилины. И понадеяться на чудеса возможностей человеческого мозга. Иначе раскрыть дело маньяка, похоже, вообще не получится.

Приятно уставшие после репетиционного дня, актёры «Психотеатра» (без главного режиссёра Дюйма, который решил отдохнуть дома, в компании бутылки коньяка) собрались в баре «Трап», чтобы хорошенько расслабить свои души, растревоженные визитом детектива Гидры.

Сидя за привычным столиком в форме лунной рыбы у думных окон, ребята обсуждали: сегодняшнее «безумие следствия», их общие шансы поймать маньяка собственноручно, модные шмотки в разгар полиомиелита, сутулость снайперов, красоту встроенных масок, высоту штативов для тренировок по футхоку, трудоголизм завязавших алкоголиков осенью и завтрашний спектакль по мотивам фильмов про Бэтмена…

– Да Илюха замечательно сыграет! Как всегда, впрочем. Я в нём уверен, как в собственном трупе, – Макс лихо допил бутыль пива «Холод», а затем начал жевать шашлык.

Белая блондинка-снег Севередова, потягивая сквозь трубочку коктейльчик, сказала нежным пафосом:

– Из-за того, что мы стали подозреваемыми – завтра на сцене устроим такое супер-представление, о котором напишут в обзорах только хорошее.

Она подарила Котяре хмельную улыбку, тот весело сверкнул глазами.

– Кстати, об обзорах… Вон там, у стойки, это же та самая журналистка чёртова, – Кот указал, куда все стали сразу елозить глазами.

В том направлении базировалась барная стойка. А за ней красиво сидела Полина, наслаждаясь непастеризованным пивом из нестеклянного стакана со льдом и мягкой музыкой в стиле хард-кор.

Нейро-актёры охерительно обомлели. Каждый участник коллектива по-своему желал зла этой паршиво-мерзкой журналисточке (возможно, лучшей газетчице города). Никто даже подумать не мог, что она оказалась здесь очень специально.

– Так, ладно… Вы её подержите, а я ей метко врежу, – Единица напоминала смертельно опасного хоккеиста на пенсии.

– Да пошла она, писака-погань, – пьяный Максим пенно открыл новую бутылку, свернув крышке голову жёстким движением жёсткого парня. Тут же послышался пухлый полушёпот Пуфика:

– А если с ней подружиться? Может, тогда она станет добрее к нам относиться…

– И сразу начнёт кричать во всех статьях, какие мы хорошие таланты. Ну конечно, – саркастический спич Котяры заставил Пуфика тучно заткнуться, прижаться к своей кружке и обиженно давиться горьким пивком.

Расслабленный Лиссов молча поднялся из-за стола и, под взгляды «изумлённой публики», направил себя прямиком к Полине.

– Неужели такая милая красавица может придумывать настолько мерзкие обзоры для самой читаемой газеты, что ими вполне можно изгонять демонов и доводить до безумия адвокатов?

Полина ярко обернулась к говорящему, а когда поняла, кто он – заметно вооружилась кокетливой серьёзностью.

– Так вот как ты выглядишь в обычной жизни. Вне сцены, так сказать. Нейро-образы вам больше к лицу, – девушка чернично ухмыльнулась, нагло поглядывая в глаза Илье. – Вирт-костюмы плюс грим всех делают такими героями.

– А журналистика превращает любого кретина женского рода в гениальную акулу пера, – Лиссов привинтил немалую злобу к весёлому тону своего ласкового голоса. Полина жёстко упёрлась взглядом в стакан.

– Если я угощу тебя самой дешёвой выпивкой, что имеется у них здесь, ты перестанешь сочинять высосанные из покалеченного работой мозга статейки?

– Ты настоящий кавалер. Такой галантный, щедрый. Весь из себя театр-звезда… – брюнетная красавица вызывающе смотрела на Лиссова. Ей почему-то вдруг понравились его многоцветные глаза, напоминавшие любой сезон года, любое время дня, секс-сумасшедшую ночь с ясно сияющей луной…

Нейро-актёр внимательно сказал:

– Ты, видимо, думаешь, будто все наши зрители видят постановки также, как ты? Наивная, красивая глупышка, – Илья снисходительно улыбнулся. – Открою тебе маленький секретик… Твои статьи популярны лишь потому, что ты талантливо и бесподобно пишешь. Только тебе одной наши спектакли кажутся такими бездарными, дурацкими, тупыми. В них ты подсознательно глядишь на себя… Я догадался об этом почти сразу. Не нравится тебе или очень не нравится, но это – единственное объяснение.

Лиссов победно умолк, наслаждаясь моментом психологической мести, пастеризованным пивом из жестяной кружки без льда и нежной музыкой в стиле хеви-метал.

Для растерянной Полины его безжалостные слова стали чем-то уникальным в плане раскрытия правды. Девушка боялась признаться себе самой, но безусловно чувствовала, что этот чёртов парень прав. Она сама всё понимала…

Довольный собой (как никогда), Илья неожиданно увидел, что эта черноволосая сволочная идиотка-газетчица плачет почти навзрыд, совершенно не стесняясь нахлынувших чувств солёной обиды. Нейро-звезда заметно опешил. Ему стало стыдно и мучительно жаль девушку (беззащитно ревущую искристыми слезами, абсолютно красивую, такую притягательную необъяснимо).

– Извини, конечно. Я не думал, что так получится… Может, перестанешь всхлипывать на весь бар, пожалуйста… Я прошу прощения, – Илья мягко волновался, смотря за реакцией зарёванной Полины.

– А ты считал, что я, как все мои статьи? Бессердечная сволочь и тварь?

– Это ты меня сейчас так назвала? – Лиссов слегка пошутил, стараясь улучшить девушке настроение.

– Это я тебя сейчас просто спросила… – улыбнувшись, Полина принялась вытирать слёзы барной салфеткой.

– Что-то много у меня сегодня вопросов, – сообщил парень, желая занять собеседницу разговором на отвлечённо-нейтральную тему. – Утром в театр приходил детектив и строго учинил допрос всему коллективу. Искал в одном из нас серийного убийцу. Подумал, что я – Смерч. Весело, правда?

– Да уж. Очень.

– Всё, успокоилась? Снова реветь не начнёшь?

– Пока нет. Хотя, если ты опять меня доведёшь до слёз, выбора другого не будет, – снова уверенно-красивая, Полина очаровательно провела пальчиками по черноте своей чёлки. Илья осчастливленно улыбнулся от всего сердца.

Девушка стойко поставила пустой стакан на стойку, моментально допив остатки, после чего произнесла:

– А я ведь сюда не случайно пришла… Я веду частно-журналистское расследование.

– Только не говори, что по делу Смерча, – Лиссов подарил Полине удивлённо-смутный взгляд. – Раскрыть это гиблое безумие, наверное, ни у кого не получится. Зря время потеряешь.

– Не будь таким категоричным… Ещё посмотрим – рассекречу я маньяка или нет, – девушка дала почувствовать свою решимость.

Илья глянул в сторону столика, где напивались его коллеги (Максим стабильно задремал; Пуфик робко пробовал заигрывать с Катей, которая почти уже слушала его вялые комплименты; бледно-белая Севередова кокетничала с веселейшим Котярой; шутливо-пьяный Кот веселил кокетливую Любу).

Лиссов вернул внимание своей сверх-интересной собеседнице и сказал:

– А ведь мы официально не познакомились. Меня зовут Илья. И, как я понимаю, мы с тобой наделены одинаковыми фамилиями…

Лиссова красиво увидела себя в его объятиях. Девушка стиснула торжествующую улыбку, прикрыв её статичной краснотой помады, а дальше – назвала своё имя (с чувством необычной теплоты внутри):

– Меня зовут Полина. Фамилия такая же, как у тебя, ты знаешь сам.

Он снова улыбнулся:

– Это явно чудо какое-то, не так ли? Есть мысль, которая повергнет нас обоих в крайнюю радость. Хочешь заплакать от счастья? Увидеть рождение поэта? Стать чуть красивее душой без одежды? Или просто посмотреть изнутри на мою скромную квартиру?

Она согласилась.

Смерть жива. Как и раньше.

Я вижу её, мне опять хорошо.

Только так я свободна (свободен). Когда убиваю.

Всё может разбиться о небо, я знаю, я помню… Вмерщвлённый ветер теряет мой слух на лету. Сырая серость запаха серы.

Мягкий яд огня струится металлическим соком, испаряется всё.

Мрачные кратеры мозга бликуют под свергнутым солнцем. Смерть стара. Но я убиваю и дальше. Кино обо мне.

Нейро-картины невидимых глаз, моя маска, их много, а я – лишь один (лишь одна). Спрессованные души трупов глядят в никуда уже без надежды. Смиренье для мёртвых.

Мои отраженья вживаются кру́гом, проникая повсюду, срывая реальность, монтируя время по звёздам, которые видят грехи.

Мутные тучи играют дождями. Со мной стонет песок, замывая кровавые капли. Долгая тень падает в небо. Шаткий слой уродства копится, крутится с ветром затменья. Всё – выше.

Смерть сильна.