Серебряное зеркало и другие таинственные истории - Агата Кристи

Он едва заметно махнул рукой. Марсден решил, что можно заказать джин и горькую настойку. Ромарин сделал заказ для него, но сам воздержался. Марсден одним глотком выпил аперитив; затем, взяв булку, разломал ее на куски и — Ромарин помнил, что в былые дни Марсден всегда так ел хлеб — начал кидать эти маленькие кусочки в рот. Раньше эта привычка страшно раздражала Ромарина, теперь… что ж, жизнь некоторых из нас щадит больше, нежели других. Не стоит винить таких людей, если они опускают руки. Бедный старина Марсден… Но вот принесли суп, и это прервало размышления Ромарина. Он почитал меню, напечатанное фиолетовым шрифтом, заказал несколько сменяющих друг друга блюд, и несколько минут двое мужчин провели в тишине.

— Ну что ж, — наконец сказал Ромарин. отодвигая тарелку и вытирая салфеткой свои белые усы, — ты до сих пор романтик, Марсден?

Марсден, сидевший с салфеткой, заткнутой за пуговицы поношенного жилета, с подозрением взглянул на Ромарина поверх стакана с остатками джина и горькой, который уже было подносил к губам.

— Что? — спросил он. — Слушай. Ромарин, давай не будем вскрывать гробы воспоминаний лишь из-за необходимости поддерживать беседу. Может, твои воспоминания и приятны, но я не привык тратить много времени на свои. Лучше приобретать новые… Выпью-ка виски с содовой.

Принесли виски, довольно много; Марсден, кивнув, сделал большой глоток.

— На здоровье, — произнес он.

— Спасибо, — ответил Ромарин, одновременно заметив, что такой ответ, хоть и соответствовал пожеланию Марсдена по краткости, был не тем, что он намеревался сказать.

— За твое здоровье, — поправился он. Последовала короткая пауза, во время которой принесли рыбу.

Ромарин надеялся совсем на другое. Он желал примирения с Марсденом, а не просто позволения заплатить за его ужин. Однако если Марсден не изъявлял желания говорить, сложно было противиться. Действительно, он спросил Марсдена, все ли еще тот романтик, в большей степени ради поддержания разговора; но то, что Марсден тут же на это указал, не вдохновляло на дальнейшую беседу. Ромарин и раньше, и сейчас, когда думал об этом, не мог сказать, что именно подразумевал Марсден под словом «романтика», так часто им употребляемым. Он знал только то, что эта вера в «романтику», что бы это ни было, исповедовалась им с некоторым вызовом, так, будто он искал ссоры или гибели в каком-нибудь опасном предприятии. Из-за жестокости, с которой оно отстаивалось, это убеждение казалось Ромарину пустым… Но на самом деле, дело было не в том, и не в другом. Важным было сразу же спасти эту беседу, которая началась не очень-то удачно. Чтобы спасти ее, Ромарин наклонился над столом в Марсдену.

— Будь таким же дружелюбным, как и я, Марсден, — произнес он. — Уж извини, но думаю, что если бы ты был на моем месте и я увидел бы в тебе искреннее желание помочь, какое есть у меня, то я бы воспринял его правильно.

Вновь Марсден поглядел на собеседника с подозрением.

— Помочь? Помочь как? — резко спросил он.

— Это как раз то, что я хотел бы услышать от тебя. Например, ты, вероятно, все еще работаешь?

— О, моя работа! — Марсден с презрением махнул рукой. — Попробуй что-нибудь другое, Ромарин.

— Ты ничем не занимаешься?… Ну что ты, я не такой плохой друг, и ты как никто другой поймешь это.

Но Марсден сделал ему знак остановиться.

— Не так быстро, — сказал он. — Давай-ка для начала посмотрим, что ты имеешь в виду под помощью. Ты действительно хочешь сказать, что не прочь бы давать мне в долг? Я сейчас именно так понимаю помощь!

— Тогда ты сильно изменился, — произнес Ромарин, однако, сам подумал в глубине души, действительно ли Марсден изменился в этом отношении.

Марсден захохотал.

— Ты ведь не думал, что я не изменился, не так ли? — он внезапно наклонился вперед. — Это ошибка, Ромарин, большая ошибка.

— Что ошибка?

— Эта наша… встреча. Крупная ошибка.

— Я надеялся, что нет, — воздохнул Ромарин.

Марсден вновь наклонился к нему, сделав другой жест, очень знакомый Ромарину. В руке у него был кухонный нож — лезвием вверх — и он постукивал им по столу, подчеркивая важность какой-либо мысли.

— Говорю тебе, это ошибка, — вертя нож, повторил он. — Нельзя вновь вскрывать прошлое таким образом. Ты на самом деле, не хочешь ворошить все, а лишь некоторые вещи. Ты хочешь копаться, выбирать между воспоминаниями, одобряя или осуждая. Должно быть, где-то во мне есть какая-то черта, которую ты ненавидишь меньше остальных — между прочим, ума не приложу, что это; и ты хочешь обращать внимание только на эту черту и закрыть глаза на остальное. Так не получится. Я не позволю. Я не дам тебе так копаться в моей жизни. Если хочешь вспоминать, вспоминай все или вообще ничего. И я хочу выпить еще.

Он положил нож на стол со стуком. Ромарин обратился к официанту.

На лице Ромарина отражалась боль… Он не отдавал себе отчет, что до этого смотрел на Марсдена свысока, с чувством превосходства. Но Ромарин вновь сказал себе, что нужно проникнуться пониманием. Те люди, которые не вышли победителями из схватки с жизнью, легко подвержены обидам, как сейчас Марсден; все же, это тот же самый Марсден, человек, с которым Ромарин хотел примириться.

— Ты не справедлив ко мне, — произнес он негромко.

Вновь нож поднялся в воздух, и его острие приблизилось к Ромарину.

— Нет, справедлив, — слегка возвысил голос Марсден и указал на зеркало в конце стола. — Ты знаешь, что преуспел, а я, по всей видимости, нет. Нельзя, взглянув в это зеркало, не заметить этого. Но я следовал своей дорогой не менее последовательно, чем ты. Моя жизнь принадлежала всегда только мне, и я не собираюсь извиняться за нее ни перед кем на свете. Более того, я ей горжусь. По крайней мере, насчет нее у меня всегда было определенное намерение. Поэтому я считаю, что очень справедливо указать на это, когда ты говоришь о помощи.

— Возможно, возможно, — немного печально согласился Ромарин. — Больше, нежели что-либо еще, все усложняет твой тон. Поверь, у меня нет иных намерений, кроме дружеских.

— Нееет, — протянул Марсден задумчиво, решая что-то и, наконец, допуская истинность слов Ромарина. — Нет, я верю. А ты обычно получаешь то, на что нацелился. Ах, да, я следил за твоими успехами — взял себе за правило наблюдать за твоим восхождением. Порой было трудновато, но ты забрался на самый верх. Ты из таких… Твоя судьба, она у тебя на лбу написана!

Ромарин улыбнулся.

— Ха, это что-то новенькое! — произнес он. — Если мне не изменяет память, раньше у тебя не было обыкновения рассуждать о судьбе. Погоди минутку… Ты скорее говорил что-то о воле, страсти, насмешке над невозможностью чего-либо, над авторитетами и так далее, и тому подобное… Не так ли? И всегда было подозрение, что ты совершал поступки скорее из теоретических убеждений, нежели исходя из своих желаний.

Беспристрастный наблюдатель сказал бы, что эти слова почти попали в точку. Марсден собирал ножом крошки разломанного хлеба. Он составил из них квадрат, затем отрубил углы. Только когда крошки приняли ту форму, какую ему хотелось, он поднял на Ромарина мрачный взгляд.

— Оставь эту тему, Ромарин, — резко сказал он. — Брось. Забудь. Если я тоже начну вспоминать, мы вспорем друг другу брюхо. Чокнемся стаканами — вот так — и забудем.

Ромарин на автомате протянул свой стакан, но его тревожили путанные мысли.

— Вспорем друг другу брюхо? — повторил он.

— Да. Забудем.

— Вспорем друг другу брюхо? — вновь повторил Ромарин. — Ты меня поставил в тупик.

— Что ж, возможно, я неправ. Я только хотел предупредить тебя, что в свое время на отважился на множество поступков. А теперь оставим этот разговор.

У Ромарина были изящно очерченные карие глаза, а над ними дугой изгибались восточные брови. И вновь эти острые глаза заметили необыкновенно злой взгляд человека, сидящего напротив. Глаза Ромарина были полны недоверия и любопытства, и он пригладил свою серебристую бороду.

— Оставим? — медленно произнес он. — Нет… Давай продолжим. Я хочу услышать больше.

— А я бы предпочел еще выпить в мире и спокойствии… Официант!

Оба мужчины откинулись на спинки стульев, наблюдая друг за другом. «А ты все такой же скользкий старый черт», — подумалось Ромарину. Марсден же, по-видимому, думал только о виски с содовой, которые должен был принести официант.

Ромарин всегда искоса глядел на людей, которые, не моргнув глазом, могли вслед за джином с горькой настойкой выпить три-четыре стакана виски с содовой. Это говорило о том, что его собеседник бывалый выпивоха. Марсден упросил официанта оставить бутылку и сифон с содовой на столе и уже смешивал себе ядреный напиток.

— Ну, раз уж ты продолжаешь, то… За старые добрые дни! — сказал он.

— За старые добрые дни, — повторил Ромарин, глядя как его собеседник допивает до дна.